Вот так она ее и обнаружила.

На протяжении многих лет она дожидалась, когда Гарольд уйдет из дома – а случалось это довольно часто, – и сразу доставала эту небольшую коробочку, вынимала из нее все, сидела тихо и продолжала волноваться.

Сегодня прямо с утра она тоже начала волноваться. Она проклинала Маргарет Кризи и нескончаемую жару. Вчера она наблюдала за тем, как вышагивает по улице Шейла Дейкин и тащит за собой двух маленьких девочек.

Она вышла на кухню и вывалила содержимое коробочки на стол. Все окна и двери были раскрыты настежь, но ни малейшего дуновения ветерка не наблюдалось. Казалось, будто все кругом застыло, даже погода, и весь мир пребывал в тревожном ожидании.

Дороти провела пальцами по картону, выискивая отметины от огня, следы гари, ответ на вопрос, не дававший ей покоя на протяжении последних нескольких лет. Она так глубоко ушла в свои мысли, что не услышала звука шагов, не заметила тени, мелькнувшей в дверях. Она вообще ничего не замечала, пока не услышала его голос.

– Ради бога, Дороти, что это ты делаешь?

Эрик Лэмб.

Он подошел к столу, уставился на него.

– Что, черт возьми, ты делаешь с камерой Уолтера Бишопа?

Дороти наполнила чайник водой и зажгла газ.

– Должно быть, Гарольд забрал ее сразу после пожара, – сказала она. – Когда вы решили посмотреть, что творится в доме номер одиннадцать.

Эрик запустил пальцы в волосы. В них потрескивало статическое электричество.

– Но мы ничего оттуда не брали, – возразил он.

– Тогда, наверное, он взял, когда вы не видели. Когда отвернулись.

Эрик поднял глаза на Дороти.

– Мы ничего не брали, – повторил он.

– Может, просто вылетело из головы? Люди часто все путают, верно? Гарольд говорит, что я вечно все путаю.

– Да все я прекрасно помню. – Эрик уселся, сложил руки на коленях, глубоко вздохнул. – Запах дыма, почерневшие стены. То, что кухня осталась нетронутой, даже ходики тикали, и полотенце было сложено и лежало на сушильной доске. Я ничего не забыл.

Он взял камеру, стал вертеть ее в пальцах.

– Но зачем Гарольду понадобилось забирать это?

– Может, для сохранности? – предположила Дороти. – Чтоб жулики не утащили?

– Тогда почему он ее не вернул?

Они умолкли. Единственные звуки издавал чайник – булькал и плевался паром.

– Закипел, – сказал Эрик и кивком указал на плиту.

Дороти поднесла руку к горлу.

– Это ты его поставил? – спросила она.

– Нет, Дот, ты.

Эрик протянул руку, выключил газ. Потом взял один из конвертов.

– Там ничего интересного, – сказала Дороти. – Я уже все просмотрела. Голуби, облака. Черный дрозд сидит на бутылке с молоком.

– А он, смотрю, много снимал. – Эрик взял еще один конверт. – А в этом что?

Дороти посмотрела.

– Не помню. Может, снимок Брайана, когда тот высыпает окурки из пепельницы в мусорное ведро. Или Беатрис Мортон завязывает шнурки на ботинках. Ничего интересного.

– Видел его как-то раз, когда возвращался из «Легиона», – сказал Эрик. – Он бродил в темноте со своей камерой.

Дороти сидела совершенно неподвижно.

– Я знаю, – сказала она.

Эрик перебирал фотографии.

– Один Бог знает, что он там видел.

– Я знаю, – повторила Дороти.

Он замер и поднял на нее глаза. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

– Положи обратно, туда, где нашла, Дот.

– Мне просто нужны ответы. – Дороти достала из рукава кардигана бумажный платок. – Я должна знать, как все это здесь оказалось. Я не понимаю.

– Иногда при получении ответов возникает еще больше вопросов. Все это было давным-давно. Лучше не трогай эту тему. Оставь.

– Но Маргарет Кризи докопалась и заставила все вернуться, разве нет? Я клянусь, она что-то узнала, Эрик. Клянусь, она вызнала все наши секреты.

Дороти начала складывать салфетку в квадратик. Еще раз и еще раз, пока не получился такой маленький квадратик, что складывать его дальше не получалось.

Эрик Лэмб взял ее за руку.

– Прекрати, Дороти. Перестань мучиться и думать о том, чего уже никак не изменишь. Положи это все туда, где нашла. Убери с глаз долой.

– Я должна это сделать, да? – Она принялась разглаживать снимки и убирать их в конверты. – Просто очень хотелось бы знать, зачем Гарольд их украл.

– Да какая теперь разница, Дот? Разве это имеет значение?

– Очень даже имеет, – ответила она.

Эрик поднялся, задвинул стул под стол.

– Мой тебе совет, – сказал он, – забудь, что вообще их видела.

– Но я не могу. – Она подняла коробку, та показалась ей какой-то странно тяжелой и неудобной. – Разве человек может забыть то, что когда-то видел? Для этого даже фотографии не нужны. Можно просто вспомнить, когда придет нужный момент.

18 июля 1976 года

Эрик Лэмб шел по безлюдной, как ему казалось, улице и был так погружен в свои мысли, что, пожалуй, просто не заметил бы человека, вставшего у него прямо на пути.

Он знал, что сказал о доме одиннадцать всю правду. Они бродили вокруг дома, оценивали причиненный ущерб. Он не хотел туда идти, но тут Гарольд заметил его и окликнул.

– Проверь, безопасно ли там, – сказал он. – А то еще обрушится что-нибудь нам на головы, а это совсем ни к чему.

Дюжина пожарных и половина местных полицейских уже сделали это, но спорить с Гарольдом было бесполезно. Куда как проще сразу согласиться, чем провести несколько следующих дней, отбиваясь от его насмешек и упреков.

Они обошли дом номер одиннадцать, засунув руки в карманы. Осматривали стены и потолки, в один голос твердили, как все это ужасно.

Они ничего там не брали. Даже ни к чему не прикоснулись.

А потом ушли, оставив все как есть, и поведали всей улице о том, что видели.

Но в одном Дот была права. Конечно, она все путает, иррациональна, и нервы у нее не в порядке, и иногда ее болтовня доводит до того, что хочется сорвать с черепа скальп. Но в этом случае она попала в точку. Человек всегда может вытащить из памяти событие, когда придет нужный момент. Единственная проблема в том, что события эти порой вспоминаются внезапно. Особенно то, что хотелось бы забыть; то, что изменило твой взгляд, само заползло в голову, как бы ты ни старался это оттолкнуть.

23 ноября 1967 года

Элси наверху, в постели. Последнее время она все больше спит, но Эрик старается не думать об этом. Потому что стоит только задуматься, сразу же найдется причина такой ее усталости. Можно, конечно, объяснить и другими причинами, уговорить себя, что здоровье тут ни при чем. На улице похолодало. А от холода люди быстрее утомляются, разве не так? Или, возможно, это оттого, что дни стали короче, или оттого, что они последнее время только и знают, что мотаться в больницу и обратно. Он проводит целые дни, подыскивая наиболее приемлемое объяснение, стараясь доказать себе, что ничего страшного не происходит. Ищет соломинку, за которую можно было бы ухватиться.

Пока Элси спит, он тихо готовит ленч, потом тихо садится за стол в очень тихой гостиной. Смотрит из окна на улицу и пытается хоть как-то отвлечься.

Все соседи договорились наблюдать за Уолтером Бишопом по очереди. С тех пор как пропал ребенок, на улице воцарилась паника. Эрик видел ее в глазах людей. В том, как они спешили поскорее скрыться в своих домах. Никто больше не проводил много времени на улице, даже днем. Никто не стоял на углу или прислонившись к садовой изгороди. Если и встретишь человека, он непременно очень куда-то торопится. И хотя все они наблюдают за Уолтером Бишопом, ощущение такое, словно это не он, а все остальные превратились в пленников.

Вот маленькая дочурка Шейлы Дейкин стоит посреди улицы и расшнуровывает ботинки роликов. Он уверен, что Шейла наблюдает за ребенком из окна. Должно быть, девочка каталась по тротуарам, цепляясь для равновесия за изгороди и стенки, затем, постепенно обретая уверенность, сбросила пальтишко и описывала вокруг него круги на заасфальтированной площадке. Он слышал эту уверенность в звуках ее роликов. И вот теперь она сидит на бордюре, освобождает ноги от роликов – колесики все еще вращаются, – затем подбирает свое пальтишко и пытается накинуть на плечи.