Она глубоко задумалась. С тех самых пор, как Морис Реммик, личный адвокат Романова, стал снабжать ее информацией о своем патроне, она неустанно строила планы: как причинить Романову побольше неприятностей, а главное, привлечь к ответу за убийство его жены Каролин.

В свое время Сюзан пребывала в уверенности, что в ту декабрьскую ночь на спусковой крючок нажал палец Галины, но теперь журналистка была информирована куда лучше. В то время Галина Казимир находилась в Лос-Анджелесе. Она попала в больницу после весьма жестокого нападения. Так гласили официальные документы. У Сюзан на этот счет имелось особое мнение. Она считала, что полученные Галиной раны не имели никакого отношения к попытке ограбления. И насчет того, как удалось – по крайней мере до сих пор удавалось Максу Романову выкручиваться, – у нее сложилось свое мнение. Оставалось только добыть убедительные доказательства своей правоты. Впрочем, она верила, что добудет их, и настанет день, когда она увидит Романова и тех подонков, что прикрывают эту мразь, на скамье подсудимых.

В просторном кабинете особняка в Малибу Ула была одна. Свет яркого калифорнийского солнца лился в окна. На светло-голубом небе не было ни облачка. На красивом лице Улы отражалась напряженная работа мысли. Она бессознательно смотрела в окно, стараясь разобраться в том, что занимало ее в последнее время. И Эллиса беспокоила та же проблема, они несколько раз обсуждали ее, и оба никак не могли прийти к определенному выводу о том, что же могло послужить причиной внезапного охлаждения Макса к Морису. Ула терялась в догадках. Однажды она предположила, что дело скорее всего в Галине, и Эллис согласился. С тех пор как Галина стала женой Макса, прекратились обычные прежде посиделки, в которых неизменно участвовали Морис и Дион, и Ула заметила, что именно с этого времени Макс стал отвечать отказом на все приглашения четы Романовых. Трудно было понять, почувствовал ли Морис, что отношение к нему изменилось. Держался он, как обычно, но наверняка не мог не обратить внимания на то, что Макс стал регулярно разговаривать по телефону с Куртом Коваром, адвокатом из Нью-Йорка, которого, как недавно узнала Ула, боссу порекомендовал Рамон Коминский.

Снова и снова раздумывая, что могло случиться, Ула встала из-за стола, подошла к окну, скрестила руки на груди и выглянула в сад. Ей очень хотелось задать этот вопрос Галине, которой была свойственна потрясающая откровенность – конечно, в тех случаях, когда это ей на руку. А если нет – вот тогда Галина могла ответить уклончиво или вообще солгать. К тому же они, судя по всему, были в эти дни очень близки с Максом, и даже если Ула, набравшись мужества, обратилась бы к Галине, вряд ли могла рассчитывать на искренний ответ. О том, чтобы узнать у Макса, нечего и думать, он не приветствует вмешательство в личные дела, спрашивать Мориса… Почему-то Уле казалось, что этого делать не стоит. А ведь это само по себе странна – раньше у них не было секретов друг от друга, и как только возникала какая-нибудь проблема, ее охотно обсуждали. Сейчас Ула не сомневалась – что-то не в порядке; тем более хотелось бы знать, что именно.

Телефон Макса зазвонил, Ула подбежала к столу и включила компьютер, чтобы по окончании разговора вернуться к работе.

– Слушаю вас, – сказала она в трубку.

Молчание. Ула хотела было повторить фразу, но звонивший неожиданно повесил трубку.

Она пожала плечами и опустила трубку на рычаг. Ничего особенного – ошибаясь номером, люди нередко молчат, но у Улы возникло отчетливое ощущение, что, если бы к телефону подошел Макс, с ним бы заговорили. Значит, неизвестный не считает нужным разговаривать с кем-либо, кроме самого Романова.

Ула вышла из кабинета, прошла через соседнюю комнату и выглянула в бассейн, где Макс и Галина играли с детьми. Некоторое время она смотрела на всех четверых, потом развернулась и пошла обратно в кабинет. Красноречивая картинка семейной идиллии не убедила ее в том, что в доме царит счастье и согласие. Более того, Ула знала, почему не верит в то, что ей демонстрируется.

Она присела за стол, взяла обеими руками чашку кофе и закусила губу. Она видела ту пару, Макса и Рианон, наутро после свадьбы. Всю ночь она играла. Под утро решила покинуть казино, немного подышать свежим воздухом, а уж потом пойти спать, и направилась к “Замку Цезаря”, где утешались проигравшиеся в пух игроки. Обернувшись, Ула увидела Макса и Рамона, которые о чем-то спорили. Затем появилась Рианон с чемоданами. Она сделала попытку отвернуться от Макса, но тот обнял ее, поднял голову женщины и сказал что-то с таким выражением, которое не оставляло сомнений в их близости.

Ула так и осталась незамеченной. На ее глазах англичанка и шеф сели в черный лимузин, Макс что-то бросил Рамону, и машина тронулась. Перед Улой мелькнули их бледные, напряженные лица. Ула вдруг испугалась, что Макс увозит Рианон, даже кинулась вслед за машиной, но Рамон остановил ее и объяснил, что босс всего лишь провожает подругу Галины в аэропорт и что после ее отбытия все будет в порядке.

Похоже, Рамон был прав: с того дня Макс не общался с Рианон. Во всяком случае, ей, личному секретарю, было ничего не известно об их контактах. Кроме того, Макс с Галиной явно были влюблены друг в друга и, совершенно очевидно, наконец-то стали проводить ночи вместе, так что Ула сама не понимала, отчего так беспокоится. Но она не могла выбросить из головы ту утреннюю сцену в Вегасе. Неужели это Рианон звонила Максу и не пожелала говорить с ней? Похоже, что так. Ула хорошо знала, что Макс привык добиваться желаемого и способен на многое, чтобы заполучить свое. Достаточно вспомнить обстоятельства смерти Каролин. А впрочем, размышляла Ула, если бы она оказалась на месте своего босса, если бы обладала его влиянием, его возможностями, разве не поступила бы она точно так же? Конечно, так бы и поступила – ни один разумный человек не согласится провести двадцать пять лет за решеткой, когда есть выбор.

Внезапно Ула вспомнила мемфисского фотографа. Зрачки ее расширились, сердце учащенно забилось, она ощутила дурноту. Охватившее ее подозрение было слишком страшным, но она ничего не могла с собой поделать. Слишком многое не вписывалось в схему.

Ула бросила взгляд на стол Мориса. А что, если юристу известно больше, чем он говорит? Быть может, сведения, которыми он располагает, и послужили причиной перемены отношения Макса к нему? Может, следует переговорить с Морисом начистоту? Должен ли Эллис участвовать в разговоре? Или самое разумное – оставить свои догадки при себе и молиться Богу о том, чтобы все это наконец осталось позади?

– Как у тебя дела с Люси Голдблам? – спросила Лиззи. Они с Рианон бродили по универмагу “Харродс” среди толпы покупателей, явившихся сюда по случаю рождественской распродажи.

– Нормально, – отозвалась Рианон. Она задержалась у заваленного товарами прилавка и потянулась к плоской шляпке без полей, украшенной иероглифами. – Пока еще рано вести предметный разговор, ее контракт с Теймсом заканчивается только в конце месяца, но нам обеим кажется, что в принципе мы могли бы сработаться. Может, эту штучку подарить любезной мачехе? – спросила она, указывая на шляпку.

– А она поймет, что это такое?

– Нет.

– Тогда бери. Ты с кем-нибудь, кроме Люси, обсуждала эту идею с “Вниманием”?

– Ну, кое с кем, – призналась Рианон, протягивая продавцу шляпку и купюру. – У меня на следующей неделе встреча с одним господином. Попробую выколотить из него какие-нибудь деньги, хотя надежды у меня, честно говоря, мало: люди не любят расставаться с деньгами.

Они стали протискиваться к ювелирной секции.

– Сколько тебе нужно на пилоты*? – поинтересовалась Лиззи.

* Пилот – пробная телепрограмма.

– Двадцать тысяч. Вообще-то лучше бы двадцать пять, но я надеюсь получить некоторые услуги бесплатно.