– Где Галина? – услышала она собственный голос.

– Отправилась в частный игорный дом поиграть в карты, – ответил Макс. – Она пробудет там почти до утра.

Рианон кивнула. Голос его звучал буднично. Что на уме у этого человека, невозможно было понять. Вдруг она спросила, едва ли отдавая себе отчет в том, что говорит:

– Она знает, что ты со мной?

Макс насмешливо поднял брови.

– Нет еще, – сказал он. – Возможно, догадается.

Рианон опустила глаза. В голове пронеслись тысячи мыслей одновременно, и совершенно невозможно было поймать одну, необходимую.

Через двадцать минут машина въехала на территорию огромной усадьбы. Вдоль пальмовой аллеи расположились искусно подсвеченные изваяния львов, фавнов, сатиров и ангелов. А впереди показались изящные очертания замка во французском стиле. Отражение дрожало и переливалось в освещенном луной пруду.

– Это твое имение?

Рианон уже знала ответ: “Нет”.

– Нет. Одного моего знакомого.

Когда они вышли из машины и оказались у подножия роскошной мраморной лестницы, ведущей к двери, Рианон задала новый вопрос:

– В доме кто-нибудь есть?

– Мне сказали, что нет, – отозвался Макс.

Он смотрел ей в лицо, а Рианон никак не могла решить, что хочет сказать. Ей показалось, что Макс раскаивается, едва ли не сердится на нее за то, что оказался в таком положении, хотя инициативу проявил сам. Рианон попробовала изобразить улыбку, и тут опять ощутила его объятия, биение его сердца.

– Макс, что происходит? – спросила она, отстраняясь. – Скажи мне, пожалуйста. Я должна знать.

– Ты и так знаешь, – негромко ответил он.

– Нет. Ты только сегодня женился. И поручил Рамону привезти меня к тебе. Пожалуйста, Макс, объясни, что это значит?

Он поднял голову, оглянулся на лунную дорожку на воде и еще крепче стиснул Рианон.

– Прошу тебя, Макс. Никогда и ни с кем я не испытывала того, что узнала с тобой. Я думать не могу ни о ком и ни о чем, кроме тебя. Пожалуйста, пощади меня. Просто объясни, почему мне так хорошо с тобой, хотя мы знакомы всего неделю и, насколько я помню, ты ни разу не назвал меня по имени.

По его лицу Рианон поняла, что он борется с собой. Если бы можно было ему помочь! Но она бессильна, пока он не доверится ей, не расскажет, в чем его проблемы. Наконец взгляд Макса смягчился.

– Рианон.

По ее телу разлилось тепло – так нежно прозвучал его голос.

– Кажется, я люблю тебя, Рианон, – прошептал он и опять повернулся к пруду.

Новая волна чувств нахлынула на нее.

– Была бы на твоем месте другая, – заговорил Макс, – я никогда не смог бы сказать такое. Наверное, только потому, что ты так тесно связана с Галиной, знаешь ее с детства…

Он замолчал и набрал воздуху в грудь.

– С ней что-то не в порядке, верно? – прошептала Рианон.

– Да, – ответил он.

Рианон молча ждала, пока не поняла, что должна помочь ему высказаться.

– Так в чем же дело? Что с ней не в порядке настолько, что тебе пришлось жениться?

Меньше всего она хотела вкладывать в свои слова горечь или иронию. Но так получилось, и она уже не могла взять вопросы назад.

Макс печально улыбнулся:

– Мне не пришлось на ней жениться. Я женился на ней потому… В общем, у меня было много причин, но ты тоже права, если бы я знал, что мы с тобой… – Он замолчал, глядя на нее с высоты своего роста. – Мы познакомились в субботу, в среду провели вместе ночь, и с тех пор ты почти не выходишь у меня из головы. Но ты должна понять, я не могу перевернуть всю свою жизнь, всю ее жизнь, при том, что мы с тобой друг друга даже не знаем.

Рианон рассеянно посмотрела на воду.

– Зачем ты привез меня сюда? – проговорила она чуть слышно.

– Нам нужно поговорить. Мы оба чувствуем, что между нами что-то происходит, но я хочу, чтобы ты поняла: мы не должны заходить дальше.

– Что-то не помню, чтобы я просила тебя идти дальше, – парировала Рианон.

– Хорошо, – согласился он. – Вероятно, этого хочу только я.

Рианон сразу сдалась.

– Я тоже хочу, – созналась она, поднимая на него взгляд. – Ты успел побывать с ней, прежде чем отправиться сюда?

Она тут же возненавидела себя за то, что этот вопрос сорвался с языка.

Макс глубоко вздохнул, протер глаза, будто очень устал, и ответил:

– С Галиной я спал всего три раза в жизни. А за последние три года – ни разу.

Рианон смущенно отвела взгляд, хотя сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости. Но когда она хотела что-то сказать, он прижал пальцы к ее губам.

– Я намерен довериться тебе, – сказал он, – причем в такой степени, в какой раньше не доверял никому, в особенности человеку твоей профессии. Но ты должна кое-что знать. Ты была права, с Галиной действительно кое-что не в порядке. В психическом отношении. Корень зла в том, что в детстве рассказывала ей бабушка. Если говорить в двух словах, я назвал бы это явление комплексом жертвы. Точного термина не существует, но симптомы таковы, что риск самоубийства очень велик.

Рианон почувствовала неподдельный испуг. Она знала Галину и очень хорошо помнила, как легко та водила людей за нос и манипулировала ими.

– Так ты поэтому женился? – не удержалась она. – Чтобы не дать ей убить себя?

Макс улыбнулся, глядя ей в глаза.

– Я мог бы помешать ей убить себя и не прибегая к женитьбе, – возразил он.

Рианон отвернулась.

– Какие у нее симптомы?

Макс поглядел куда-то в темноту, сглотнул слюну и начал:

– Может, сейчас не стоит входить в детали. Наверное, достаточно будет сказать, что она приняла на себя бремя страданий старой графини. Она живет так, как если бы сама прошла через все эти кошмары. Галина считает, что искупит насилие, которому подвергалась старуха, если будет страдать, как она. Галине неведомо чувство собственного достоинства, инстинкт самосохранения. Она ведет себя именно так потому, что считает это правильным. Страдания в каком-то извращенном смысле делают ее счастливой. В этом ее трагедия. Именно потому я прослушиваю ее телефон, и мои люди постоянно следят за ней, когда она не со мной. Я пытаюсь защитить ее от нее самой. Мне не всегда это удается… – Он вздохнул. – А сейчас главная беда в том, что есть человек, который помогает ей страдать. Этому человеку глубоко безразлично, что будет с Галиной. Ему небезразлично, что будет со мной. Он использует ее, чтобы достать меня. Как использует, я не стану рассказывать, иначе тебе будет плохо. Помогает ей извлекать на свет Божий ее безумие, ее самые немыслимые, самые жестокие фантазии. А она ничего не может с собой поделать. Он играет на ее слабости, издевается над ней, а потом отправляет ее ко мне. Я даже получал фотоснимки. В последний раз из Мемфиса. Они оказались на столе главного редактора одного из моих журналов. Интереснее всего понять, почему фотографии были отправлены в журнал, ведь было очевидно, что они никогда не будут опубликованы. Самый простой ответ – шантаж, но денег так никто и не потребовал. И я уверен, что не потребует, потому что за этим кроется не денежный интерес.

Макс неожиданно замолчал.

– Откуда у тебя такая уверенность? – спросила она. – Почему ты полагаешь, что тебе известно все?

– Потому что Рамон, – ответил Макс, – сумел установить, кто заплатил фотографу за снимки, а потом переправил их в “Сазерн белль”. Этот человек определенно имел в виду не деньги. – Резким движением Макс потер подбородок. Взгляд, исполненный ярости, был направлен в никуда. – Фотограф мертв, – сказал он. – Его убили всего через два часа после того, как он объявился в редакции. Но что можно сказать про негодяя, который изображен на снимках вместе с Галиной? Надо полагать, человек с подобными наклонностями не захочет оповещать о них публику. Так что с этой стороны угрозы вроде бы нет.

– Так кто за этим стоял?

Макс быстро взглянул на Рианон и отвернулся.

– Морис.

– Морис? – ахнула Рианон. – Твой юрист?

Макс кивнул:

– Да. Он обращается с Галиной так, что мне хочется его убить, едва я об этом подумаю. Именно он заплатил фотографу, а потом весьма удачно обставил дело так, чтобы подозрение в убийстве пало на меня.