— Просто держи себя в руках, — говорит она, понижая голос, когда мы оказываемся внутри. — Позволь говорить мне.

Я не ощутил ничего, когда дед сообщил мне о раке. Ни печали, ни скорби, ни сожалений. Я также не испытал удовлетворения — я не чудовище. Но ощущение было такое, будто это обычный день. Будто подслушал чужой разговор на улице.

Так что, когда его адвокат позвонил и что-то промямлил о завещании деда, я не захотел в этом участвовать. Дедушка ни разу в жизни ничего мне не предложил. С какой стати оставлять что-то после смерти? И зачем иметь что-либо общее с его именем? Но его адвокат терзал меня, пока Пегги не убедила встретиться.

Большинство бабушек и дедушек — любящие, великодушные люди. Они создают крепкие связи и нежные воспоминания со своими внуками. Они как продолжение родителей. Но Лоренцо Аорта не похож на большинство бабушек и дедушек. Он и глазом не моргнул, когда оттолкнул мать за то, что та вышла замуж за человека, которого он не одобрял; или когда отказался принять отца в свою семью, несмотря на то, каким замечательным человеком он был; или когда притворялся, что меня не существует в течение первых шестнадцати лет моей жизни. Мой отец был из Германии, и Лоренцо не мог смириться с тем, что мать вышла замуж за кого-то за пределами их круга общения. Он старомодный человек со старомодным мировоззрением. Итальянцы женятся на итальянцах. Деньги женятся на деньгах. Он глубоко укоренился в этноцентризме, передаваемом из поколения в поколение.

Даже после того, как родители умерли и я был вынужден провести два года в его поместье до восемнадцатилетия, он едва произнес пару слов, пока я не съехал.

Честно говоря, все равно, что он не принял меня как своего внука, — но он причинил боль матери, и я никогда не прощу это.

Адвокат Лоренцо, Фрэнк, встает, когда мы заходим в кабинет.

— Александр, благодарствую вас за встречу со мной. Вас трудно застать.

Я осматриваю комнату, удивленный, что деда нет на этой встрече.

Я быстро пожимаю протянутую руку Фрэнка.

— Давайте побыстрее. Сегодня у меня игра.

Пегги толкает меня в ребра локтем, прежде чем мы садимся в кресла напротив стола Фрэнка.

— Да, конечно, — Фрэнк опускается в свое кожаное кресло и скользит по столу папкой цвета манила. — Дедушка упомянул вас в своем завещании и попросил поделиться копией. Взгляните на нее и сообщите, если у вас возникнут какие-либо вопросы.

Я передаю папку Пегги.

— Не хочу ничего от Лоренцо. Я уже говорил это по телефону.

Фрэнк сглатывает и поправляет воротник.

— Я понимаю, но вам следует знать кое-что о вилле в Тоскане.

Я поднимаю на него взгляд.

— Вилле родителей?

Фрэнк морщится.

— Технически, вилла принадлежит Лоренцо. Он…

— Нет, она принадлежала родителям. Они были владельцами, и оставили ее мне после смерти.

Конечно, когда они умерли, я был еще не в том возрасте, чтобы унаследовать ее. Они указали в завещании, что та перейдет ко мне в тридцатый день рождения, подарок, с которым собирались сделать мне сюрприз.

Фрэнк прочищает горло.

— Владелец — ваш дед. Она записана на его имя.

Моя грудь вздымается от неглубоких вдохов, пока я борюсь за то, чтобы сохранить хладнокровие.

Сукин сын.

Глаза Пегги пробегают по документам в папке.

— Похоже, он оставляет виллу при условии, что вы будете соблюдать контракт.

Кровь стучит в ушах, когда кровяное давление подскакивает.

— Нет. Он не может так поступить. Родители указали в завещании, что я получу дом в наследство. Он не может это отменить. Не может отнять у меня дом.

— Он не пытается отнять его, — Фрэнк поднимает руку. — Давайте взглянем на контракт.

Пегги достает маленький белый конверт из папки.

— Здесь письмо, адресованное вам.

— Я не хочу читать его, — я зажимаю переносицу. — Просто скажите, что я должен сделать, чтобы не потерять виллу.

Пегги протягивает контракт.

— Вы должны предоставить информацию о финансовом портфеле и инвестициях вышеупомянутому консультанту.

Мои брови сходятся.

— У меня есть собственный финансовый консультант. Зачем он хочет, чтобы я воспользовался его услугами?

— Хочет убедиться, что вы готовы к выходу на пенсию, — говорит Фрэнк. — Вы молодой спортсмен с большим количеством денег. Лоренцо хочет убедиться, что вы сможете справиться с финансовой ответственностью за виллу, чтобы она оставалась в семье.

Я фыркаю.

— Семье.

Это слово обжигает язык. У меня была семья, но ее отняли у меня слишком рано. Этот жалкий выродок, который притворяется дедом, никогда не был моей семьей.

— Есть и другие условия, — шепчет Пегги. — Читайте дальше.

Мои глаза натыкаются на последнее условие, и во рту пересыхает.

— Женат?!

Фрэнк подается вперед в кресле.

— Послушайте, Александр…

Неудивительно, что этот трус не хотел присутствовать на встрече. Он знал, что я задушу его и ускорю процесс смерти.

— Какое черт возьми отношение женитьба имеет к владению домом? — мои глаза мечутся между Фрэнком и Пегги. — Это идиотизм.

— Он хочет убедиться, что вы подпишете брачный контракт, чтобы защитить активы. Это было бы бонусом, если бы женились на ком-то из той же категории доходов, что и вы, но не многие девушки зарабатывают столько же, сколько профессиональные спортсмены, так что это не является требованием. В любом случае, он считает, что женатый мужчина вряд ли переспит со случайной женщиной в гостиничном номере и позволит забрать все, что у него есть, — Фрэнк прочищает горло. — Это его слова, а не мои.

Я сглатываю ком желчи в горле, переводя взгляд на своего адвоката.

— Что нам с этим делать, Пег?

Она слегка качает головой.

— Немногое. У вас есть выбор: сделать то, что требует этот контракт, иначе он не отдаст право собственности на виллу.

Я хочу смять этот контракт и засунуть в глотку Фрэнку. Но это будет означать потерю виллы, и я не могу вынести мысли о том, что больше никогда не ступлю внутрь нее. Никогда не сяду рядом с садом, который так любила мать. Никогда не почувствую старую кожу кресла отца в своем кабинете под пальцами. Не смогу поделиться им с Джулианой.

Потеря дома — это все равно что потеря родителей снова.

И, может быть, это то, чего действительно хочет Лоренцо. Может быть, его выносит мысли о том, что полукровка живет за счет его наследства.

Ну что ж, к черту его и к черту этот контракт.

Я считаю себя довольно уравновешенным парнем. Мало что может вывести меня из себя. Даже на льду. Я контролирую эмоции и хорошо их выражаю. Я — голос разума среди друзей. Капитан команды. Тот, к кому люди обращаются за помощью. Лишь в редких случаях я считаю, что стоит за что-то бороться.

Но это? Это то единственное, что осталось от родителей. И чтоб меня черти побрали, если позволю этому мужику отнять виллу.

Я встаю со стула.

— А если я соглашусь на эти условия, получу виллу? Больше никаких фокусов из рукава, никаких подводных камней? Я покажу свои финансы, женюсь, и он перепишет виллу на меня?

Я говорю это так, как будто брак — это так же просто, как выбор машины, а не одно из самых важных действий, которые когда-либо совершу в жизни.

— Это не уловка, Александр, — Фрэнк отталкивается от кресла и застегивает пиджак. — Если вы согласны с условиями, то до дня рождения есть время выполнить требования.

Пегги ахает рядом со мной, вскакивая со своего стула.

— Алекс, подожди. Давай подумаем об этом.

Я знаю, о чем она беспокоится, потому что меня волнует то же самое. Но я не откажусь от мечты, о будущем на этой вилле, о создании таких же прекрасных воспоминаний со своей собственной семьей, какие когда-то создавал там.

Это безумие. Смешно. Глупо.

Но готов продать душу самому Дьяволу, если это будет означать, что эта вилла будет записана на мое имя.

Я хватаю ручку со стола.

— Где подписать?