— Сучий потрох!

Меня выволокли из камеры, поставили на ноги и подталкивая, повели к выходу.

Когда мы вышли на улицу, я понял, что находился в подвале неприметного двухэтажного здания, стоящего на отшибе. Я раньше видел его, но не обращал внимания. Вот теперь ознакомился с внутренней планировкой.

На улице мне стало лучше, и я смог идти достаточно твердо, да и мои конвоиры уже не толкали меня, лишь отрывисто командовали куда повернуть. Когда мы достигли основных построек, я поразился увиденному. Множество тел лежали рядами, тяжело раненные стонали в палатках. Лекари и их рабы носились, сбиваясь с ног. Надо всем этим огромной тучей вились мухи, и нескончаемым аккомпанементом звучало их тяжелое жужжание. Казалось, каждый в Бастионе был ранен. Те, кто могли передвигаться, носили на себе белые перевязки, пропитанные кровью. Мои сопровождающие не были исключением, у одного забинтована рука, у другого голова. Третий шел быстро, но прихрамывая.

Время от времени, я ловил на себе ненавидящие взгляды. Охранники снова принялись толкать и поторапливать меня, стараясь быстрее миновать людное место. А они ведь не на шутку опасаются, что окружающие могут напасть и разорвать меня на куски. М-да, вот я и стал звездой.

Я не имел сил сопротивляться или огрызаться. С трудом заставляя себя переставлять ноги, я думал, что без своих чудодейственных лекарств эльфы мало отличаются от простого человека. Вот и сотрясение мозга, оказывает на меня воздействие в полной мере.

— Стоять!

Только сейчас я понял, куда мы пришли. Дом Дуэндала. Меня провели внутрь, в одну из комнат. Там, на креслах, восседали все четверо высокоранговых эльфов нашего Гарнизона: Дуэндал, Глендрик, Эфелита и Маленкорх.

Я обвел их взглядом. Эфелита, в платье цвета закатного солнца, с лифом, что вот-вот грозила разорвать ее чудесная грудь, сидела со скучающим видом. В мою сторону она даже не смотрела. Дуэндал, в поддоспешной стеганной одежде, словно только что вернулся из боя, уперся в меня тяжелым взглядом красноватых глаз. Его костистое лицо оставалось не подвижным, но все-таки я различил на нем немой вопрос: «Почему ты до сих пор жив?». Хотя, может быть, мне это просто показалось.

Пожалуй, единственный, в ком я различил хотя бы тень сочувствия был Глендрик. В белых, с золотистой каймой, одеяниях жреца, он сидел рядом с Маленкорхом. Он старательно пытался не смотреть мне в глаза. Зато взгляд мага не отрывался от меня. Его глаза просто излучали ненависть, мне казалось он готов убить меня прямо здесь. И я удивился, почему, обладая такой могучей силой, он просто не испепелит меня?

На лице Маленкорха не было и следа от удара. Эльфийские лекарства сделали свое дело, ведь это сам Хальвин Маленкорх, эльф десятого ранга, а не какой-то там пехотинец с жалкими тремя-пятью белыми жемчужинами, тот может и потерпеть боль от отрубленной ноги.

Кстати, о жемчужинах и рангах. Все четверо сидели с жемчужинами поверх одежды, как бы давая понять, кто тут главный. Да и не заметил я, что бы кто-нибудь из эльфов прятал свои символы ранга. А ведь они носят их на простых кожаных шнурках. Злоумышленнику ведь ничего не стоит срезать его, как я угрожал Пелерину, и все — политический противник отброшен на нулевой уровень. Но почему-то никто не делает так. Даже Маленкорх, как думает Охренуэль, применил очень тонкую магию, чтобы Гунальф остался без ранга. Хотя, маг способен крушить вражеские армии.

— Гунальф Веспар, из рода Маев!

Голос Дуэндала вывел меня из задумчивости.

— Мы собрались здесь, чтобы судить тебя, за самое страшное преступление — предательство!

Не знаю, должен ли я что-то ответить на это, хотел послать всех этих лживых скотин разом, но силы оставили меня. Я пошатнулся и начал оседать.

— Ему надо оказать помощь!

Услышал я негромкий голос Глендрика. Кроме командующих, охраны и меня, в комнате находились еще двое лекарей в зеленых одеяниях. Но они не двинулись с места.

— Он не заслужил сочувствия, — это уже Маленкорх, — вынесем приговор и забудем об этом ничтожестве.

В этот момент мне захотелось вцепиться Маленкорху зубами в горло. Нет, хрен с проседью, может быть меня и приговорят к смерти, но тебя я утащу с собой!

— Помогите ему!

Голос Глендрика внезапно обрел властность. Лекари бросились ко мне, всучили в руки кубок с отваром, а пока я жадно пил содержимое, наложили мазь на голову и перебинтовали ее. Вскоре я почувствовал себя лучше, мысли прояснились, боль и тошнота прошли. В груди заплясала злость, ну давайте, чванливые ублюдки, судите меня, а я постараюсь столкнуть вас лбами так, чтобы вы перебили друг друга прямо здесь!

Когда я смог стоять, Дуэндал молвил:

— Тебе слово, Хальвин, ты обвиняешь его.

Маленкорх прожег меня взглядом и начал:

— Всем высоким господам здесь, ясно, каким был наш план. Когда Тьма втянет все силы в бой, я должен был ударить Пилум Индастра. Одним махом, мы бы смели все вражье войско, и нам осталось бы лишь добить раненых и выживших, а позже разгромить их лагерь.

Тут его лицо исказилось от злобы:

— Но этот…но Гунальф Веспар прервал магический процесс.

— Дал тебе по роже, — не удержался Глендрик.

— Совершенно верно, — прошипел Маленкорх с тонкой зловещей улыбкой на губах, — Пилум Индастра сколлапсировал, а мы остались один на один со всеми силами Тьмы, пришедшими в этот раз. Что случилось после — известно всем. Но я озвучу, специально для Гунальфа Веспара, проспавшего битву и тем самым сохранив свою никчемную жизнь. Надеюсь, ненадолго.

Он яростно втянул воздух и уперся в меня взглядом:

— Мы отбили штурм. Но какой ценой! Самые огромные потери, за всю историю эльфов в Анорахаде. Почти каждый ранен, многие тяжело. Тысячи эльфов потеряли своих родичей, близких и друзей. Лагерь же Тьмы, на своем месте, у нас нет сил сделать вылазку! И все это из-за твоих действий.

Мавленкорх обернулся к остальным судьям:

— Я обвиняю Гунальфа Веспара в предательстве! Когда он ушел за стену, кстати, по твоему личному распоряжению, Дуэндал, то снюхался там с Тьмой. Не знаю, что они могли предложить, но Гунальфу Веспару хватило этого, чтобы предать Гарнизон, честное имя и всех эльфов Анорахада!

Вот, значит, как. Теперь предатель не сам Маленкорх, а я. Мне предстоит умереть грязным предателем, запятнавшим свое имя (да-да, Охренуэль, это теперь мое имя!). Не бывать этому! Я хотел уже выкрикнуть, что Маленкорх сам предатель, но не успел. Заговорил Дуэндал:

— Мы все поддерживаем обвинение Хальвина Маленкорха. Гунальф Веспар напал на него при свидетелях, его действия сорвали волшбу и привели к огромным потерям.

С бледного костистого лица на меня недобро смотрел взгляд красноватых глаз. Голос Воителя дрожал от ярости. Весь его план полетел в трубу, а это многое значит. Я пересчитал черные жемчужины на его шее. Да нет, вроде столько же, сколько было раньше. Но страх! Страх хотя бы на одну ступеньку спуститься вниз, он пожирал Дуэндала изнутри. Как это похоже на поведение Пелерина!

— Все ясно, — мелодично произнесла Эфелита, — тут и думать нечего.

Она все так же сидела с отсутствующим видом, но ее глаза жадно заблестели. Как можно быть на столько больной? Она себе места не могла найти, пока не увидит, как я расстанусь с жизнью.

— Думаю, — подал голос Глендрик. — Надо дать слово обвиняемому. Мы должны узнать, чем он руководствовался.

Дуэндал перевел взгляд на жреца, посмотрел несколько секунд, но Глендрик выдержал его.

— Я настаиваю, — твердо произнес жрец.

— Гунальф Веспар, — тяжело вздохнул Воитель, — у тебя есть, что сказать в свое оправдание?

У меня было! Я сделал шаг вперед:

— Да, я прервал колдовство Маленкорха…

— Господина Маленкорха, — поправил меня Дуэндал.

— И мои действия привели к огромным потерям в наших рядах, — не собираясь поправляться продолжил я, — но сделал я это вовсе не из-за того, что продался Тьме. За день до штурма, я узнал, что Хальвин Маленкорх, готовит предательство. Своим Пилум…ээээм….Индастра, он собирался разрушить часть стены и открыть путь для войск Тьмы!