По-звериному рявкнул князь, и воевода сжался от страха, обняв себя руками.

— Несколько девиц, господин. Только двух! Клянусь.

Повернув голову в сторону, князь достал меч из ножен. Длинный, с широким лезвием и на вид ужасно тяжелым. Только сейчас я заметила ратника, избитого до неузнаваемости, привязанного к столбу. Коснувшись острием меча подбородка привязанного, князь молвил:

— Говори правду, ратник, и будешь жить. По-крысиному, но жить. У старого вояки забегали глазки, судорожно сглотнув, он быстро затораторил.

— Две дюжины, господин, с каждой смены по несколько дев без роду и племени. Больше всех сейчас продали, около десятерых девок. Правда…

— Правда, что?

Приподнял бровь князь, нетерпеливо постучал носком, и ратник поджал лопнувшие от ударов губы.

— Последние пять исчезли, наверное… Зверь в лесу загрыз.

— Брешет он! Князь, не слушай, не было их так много! Князюшка, молю!

— Молись богам, мразь. — свирепо прорычал черноволосый, изящно развернувшись к воеводе и занося меч над собой. — Я тебе власть дал, я ее и отберу, а в наказание за твои злодеяния и погубленные жизни обрекаю тебя на позорную смерть. Не видать тебе места за почетным столом бравых воинов, павших смертью храбрых на поле боя.

Отпустив острое лезвие вниз, мужчина рассек мечом воздух и с тонким хрустом прорубил шею воеводе. Голова отскочила в сторону от туловища, обагрив засохшую траву свежей кровью, насыщенной жизнью.

Тихий ох сорвался с моих губ, я испуганно прижала руки ко рту. Не дай боги, привлекая к себе внимание. Только сейчас из тени деревьев в утренний свет шагнул Горан. Совершенно невозмутимо перешагнув через голову воеводы, он подошел вплотную к князю.

Что-то проговорив ему. Мужчины выглядели хмуро и рассерженно, а бедные воины на коленях тихо молились про себя, дабы целыми вернуться домой.

С одной стороны, жалость за них взяла, у них же жены, дети дома ждут. А с другой, у проданных девиц тоже любимые дома ждали. У кого матери, у кого бабки. Кто замуж задумала выйти, кто дитя мечтала родить. Они же все знали, что происходило. Кто не знал, додумал. А никто, выходит, что не заступился. Все только о себе думали, сделали вид, что наши беды их не трогают.

— Да будет так, Горан.

Немного погодя князь сделал шаг назад и кивнул. Потом круто развернулся к толпе воинов и на миг молча их рассматривал.

— Не думал я, что такой гнилью придется заниматься. Что вы тех, кто вас к жизни вернул, предадите. Так мало того, что стольких целительниц продали в рабство. Последних шестерых и вовсе убили!

То есть убили? Как убили? Девчонок?

Неужто Горан позволил?

Душу сковал холод.

Моих девчат убили.

Погодите.

Их пятеро, а со мной шестеро. Выходит, что и меня к мертвецам присудили? Но я же жива! Надо об этом князю сказать!

Надо…

Я было выпрямилась, дабы выйти из своего убежища. Упасть на колени перед князем, все рассказать. Может, живы еще мои лепесточки? Попрятали их куда, дабы продать? Зачем убивать-то?

Да не успела.

Широкая ладонь накрыла мой рот, а незнакомец со спины второй рукой заломил мне руки. Я и двинуться с места не смогла. Лютый испуг окутал меня, словно липкий туман.

— Тише, Снежинка. Тише ты.

Знакомый голос Деяна слегка успокоил, я замерла в его руках, ожидая свободы. Но волкодак лишь сильнее прижал меня к себе. Лишая любой возможности заговорить или шевельнуться.

— Зря ты вышла из шатра. Покорности пора уже научиться, иначе Горан станет тебя перевоспитывать. А у него норов лютый, худо тебе придется.

Страх сковал сердце от услышанного… Душа ушла в пятки, сердце испуганным зайцем скачет в груди, а я вижу, как серые глаза Горана сквозь густую листву да еловые лапы смотрят прямо на нас. И одобрительно качает головой. Что он…

Не успеваю дернуться, Деян меня веревками опутал и, зажав ладонью рот, уволок подальше.

Я брыкалась, пиналась. Пыталась орать. Но ничего не происходило. Раздражался Деян, я сильнее злилась. Пока волкодак не оступился и не ослабил хватку, дабы держать равновесия. Ужом выкрутившись из обхвата крепких рук, я отскочила в сторону и по-волчьи глянула на него.

— Где девочки? Что они с ними сделали⁈

— В безопасности они. — устало уронил Деян, недовольно зыркая на меня. Медленным шагом он попытался ко мне приблизиться, но я подалась назад. Наставив на него перевязанные руки.

— Стой там!

Крикнула, что самой уши заложило. Но волкодак послушно замер и даже меня смерил потрясенным взглядом, будто у меня за спиной крылья приросли.

— Почему… тогда почему князь сказал, что мы мертвы⁈ Он не знает правды? Ему надо сказать, предупредить…

Я с трудом связывала мысли в единое. Не понимая, что происходит, и почему улыбчивый Деян, пусть и по приказу Горана, затыкает мне рот и куда-то тащит!

— Не надо. Мрачно мотнул головой волкодак, и я хрипло шепнула не сводя с него взгляда.

— Почему это не надо?

Деян тяжко вздохнул, потирая шею.

— Потому как для мира людского вы отныне мертвые. Наши вы невесты, будущие жены волкодавов.

Они что? Насильно нас к себе в лес утащить собрались? Как овец приблудившихся!

Осознание медленно приходило, и тело сковало льдом. Неужто и они предали в угоду своим мужским желаниям⁈

— Нет, — я отчаянно мотнула головой, а с глаз брызнули слезы, — нет, так нельзя. Нельзя, это… не по-человечески. Насильно утащить, не дать мамку увидеть. Благословение получить предков. Спросить нас…

— Хватит, Снежинка! — раздраженно гаркнул Деян и двинулся на меня, в мгновение ока ухватив за локоть. — Сгинули вы для ваших мамок. Другую семью обретете, а с ней и все остальное. Волкодаки своих жен не обижают!

— Отпусти!!!

Рявкнула я грозно, но Деян лишь крепче меня стиснул в своих руках.

— Подлец! Трус! Мерзкий лжец! Ты же мил ей был, душегубец! И ты так с ней поступишь! В чужой край увезешь! Как невольниц! Да чем вы лучше воеводы?

— Замолчи!

Грубо прижав меня к дереву, Деян блеснул звериными очами. Клыки выходили из-под нижней губы, опасно поблескивая острыми краями.

— Стешке богами начертано моей быть! Да мое семя вынашивать. Никто ее не обидит! Только нет ей обратной дороги в мире людском! И тебе нет! Смерись с этим! Не хозяйка ты себе отныне, и все!

Эти слова что-то пробудили во мне.

Лютую ненависть. Злость. Вспомнились раненые мужики, перед смертью они словно нашкодившие детки. Плачут, молят прощения, просят не отпускать их. А как здоровые, да сил прибавилось, сразу возомнили себя хозяевами⁈

Да кто они такие, чтобы за меня решать⁈ Я матушку хочу увидеть, в объятья сжать, носом в ее платок зарыться, да позабыть о всех горестях.

Я жизни хочу вкусить! Наконец-то спокойно вздохнуть! А он решил, что ему я принадлежу?

Звериный рык проткнул мое горло, извившись лозой в руках Деяна, я услышала, как под собственный вой трескается моя одежда, опадая лоскутами к его ногам.

Еще миг, и я белой волчицей отскочила в сторону.

Угрожающе прорычав, я двинулась на волкодака.

— Светлые боги.

Тихо прошептал светловолосый, жадно рассматривая меня, словно я чудо не иначе.

— Ты белая. Белая волчица.

На выдохе проговорил мужчина и вытянул перед собой руки вроде миролюбиво, опасаясь моего нападения. Внезапно голубые глаза Деяна испуганно застыли за моей спиной. Он напряженно ссутулился и прикусил нижнюю губу.

— Маленькая белая сучка. Ты все-таки меня обманула.

Низкий рык Горана за моей спиной заставил меня резко развернуться спиной к Деяну и глянуть на альфу.

С виду вроде спокойный, только кулаки сжимает да разжимает, и желваки на скулах ходят. Гнев грозовым облаком растянулся в серых глазах.

Вся веселость и игривость волка испарилась, как роса в полдень. Он рассматривал меня с недовольством, будто мечтал стянуть заживо с меня белый мех. А потом, сделав шаг вперед, размял шею одной рукой и цинично хмыкнул.

— Ну ничего, теперь-то сдерживаться с тобой не стоит, белая.