— Голубые, — печально вздохнула подружка, а потом я услышала тихое шмыгание и всхлипы.

— Стешка, ты чего, милая? Плачешь, что ли? Из-за чего?

Подавшись ближе, я в темноте нащупала плечо девчонки и приобняла, прижав к себе.

— Ну что не так? Расскажи мне.

— Помнишь… ведунью на берегу Каменки? Она нам загадывала женихов. Тебе — сильного, как скала, и с холодным сердцем, что дождь поселился в его глазах, но он никогда не всплакнет. Пока тебя не встретит. Помнишь?

Кажется, было подобное, еще в первую весну на фронте. Мы с лагерем осели возле одного заброшенного селенья. Там у окраины жила старуха, кликала себя ведуньей.

Ну, девки вечерком к ней на гадание убежали. А я с ними за компанию. Она странные вещи говорила, небылицы всякие. И мне нагадала — бесчувственного, словно гору, мужа, который либо меня погубит, либо полюбит и всю жизнь подсластит. Правда, только в случае, если прольется дождь с его оче

В общем, чушь полная. Я как услышала, так и забыла. Значения не предала.

— Помню я. — Неопределенно пожала плечами. — Шарлатанка она была или не от мира всего. Не помнишь ты, что ли, что она городила? Чушь всякую…

— Да нет же, Снеж… — Подруженька привстала на локте и раздосадовано ударила рукой по лежаку. — Она сказала мне, что суженный мой будет высоким, словно дуб, волосы его окрасят семена пшеницы, а глаза цвета неба. А главное, Снеж… Она сказала, что он мое бремя на себя возьмет. Он и взял! Выхватил таз с грязной водой у меня из рук и сам донес. Я даже не попросила его. А он…

— Что он, милая моя?

Я снова погладила по макушке молодки. Девочка снова всплакнула.

— Не быть нам вместе, Снежка. Не быть, — обреченно выдохнула она. — Как же он на меня посмотрит после всего… Я же теперь от позора не отмоюсь. Кто же меня замуж возьмет, сиротку, да еще и опороченную?

— Ты чего, дуреха, говоришь? — я крепче притиснула ее лицо к своей груди. — Не смей, слышь! Не смей… Никто не узнает. Никто ничего не знает. Вернемся домой, найдем мужей. Деток нарож…

— Он знает, Снеж! Он знает, мой суженный обо всем знает. Матриша сказала, целый день выискивала вокруг… Про меня спрашивал. Его собратья нашли трупы у костра, мой запах там учуяли. Небось сами все додумали. Как мне с этим жить, Снеж?

— Тшшшшшш, — я успокаивающе погладила ее по голове. — Успокойся, милая моя. Тихо-тихо. Коль твой суженный так не послушает злые языки, возьмет в жены. А если нет, то и скатертью всей дорогой. Другого тебе найдем, покрасивее и мудрее. Ты только не плачь, не плачь, голуба моя.

— Снежинка, а ну стой! Воевода к себе кличет.

Высокомерно задрав голову, фыркнул сухой, словно палка, солдат. Я поморщилась, видеть эту крысу не хотелось от слова совсем. Переглянувшись с Марфой, что помешивала большой палкой в чане кипящее белье, сделала шаг назад.

— Потом зайду, дела у меня срочные.

Сказала миролюбиво и показательно потрясла корзиной с сушенными травами.

— Растереть надобно, а то загнеет, и потеряем календулу. Ай, что…

Я не успела договорить, мужик грубо схватил меня за локоть и поволок в сторону шатра.

— Сказано сейчас, значит сейчас, глупая курица.

Корзина выпала из руки, и аккуратно подсушенные оранжевые цветочки рассыпались на землю. Воин, не сбавляя шага, волочил меня к одному из шатров. Злость на солдата душила изнутри. Когда этим мразям брюхо вспаривали и кишки на шею наматывали, так они нам ноги целовали, лишь бы спасти, а сейчас, когда получили вольную, ядом брызгают, пыжатся.

Пусть их боги покарают!

Грубо впихнув меня в шатер своего господина, мужик остался на пороге. Видимо, чтобы я не сбежала. Сам воевода обнаружился на подбитой мехом высокой лавке, вальяжно попивая пиво из деревянной кружки.

Прищурив глаза, воевода потер свою густую бороду с проблесками седины. И величественно махнул мне приглашающе рукой. Подозвав поближе.

— Воевода.

Я шагнула вперед, почтительно отпустив голову перед старшим по возрасту, да и по рангу. Хоть и хотелось падали морду расцарапать, но пришлось держать ярость в узде. Она мне сейчас точно не помощник.

— Проходи, Снежинка. Проходи… — улыбнулся мне он по-лисьи. — Да расскажи, как дела у тебя. Солдаты говорят, ты к псинам зачастила? Смотри, честь запятнаешь, потом не отмоешься.

Прикусив щеку изнутри, я отпустила взгляд. Дабы, не дай боги, он прочел там проклятья, что я мысленно призывала на его бедовую голову.

Крыса старая, вот кто он.

— Так вы ж сами меня в шатер к ним кинули, я чуть зайкой от страха не стала. Вы-то ушли, одну-одинешеньку со зверьем оставили. — от моего укола мужчина поморщился, а рядом стоящий с ним ратник и вовсе показательно фыркнул. — А к волкодаку бегаю оттого, что рана его плохая. Кровит, не затягивается.

Солгала и не моргнула очами. Надо же было как-то объясниться, а с другой стороны, не доверяла я больше воеводе. Оттого правдой его кормить не стану, пускай вранья отведает. Ему оно по вкусу.

От услышанного глаза нашего командира заблестели, подавшись вперед, он заглянул мне в лицо, внимательно следя за моей реакцией.

— Говоришь, совсем плох? Сражаться-то может?

— Богам лучше знать, — пожала я плечами, пряча глаза. — Но плохая его рана, очень плохая.

— Хех… — фыркнул ратник. — Слышь, Казимир, кажись, сама Макоша нас благословила.

— Цыц ты!! — грозно цокнул языком на побратима воевода и снова возвратил взгляд ко мне. — Значит, слабый он сейчас? Сражаться не может?

У него алчно заблестели глаза, от предвкушении услышать мое «Да», мужик подался вперед и отложил чашку в сторону.

Что-то тут не так. Когда зверолюди только попали к нам, и Горан лежал раненым, воевода и ратник умоляли богов, чтобы он выжил. А теперь он не может сдержать радости от моих слов.

— Оборачиваться в зверя сможет?

Снова поинтересовался воевода, и я, не думая, медленно мотнула головой. Мужики довольно переглянулись.

Пока ратник не почесал затылок, задумчиво щуря лисье глаза.

— Воевода, так те четыре остались… Они-то могут.

— Цыц ты, дурья башка. — грозно рявкнул на своего подопечного воевода. — Он их главный, подохнет он, и они за ним.

Метнув на меня быстрый взгляд, воевода недовольно скривил губы. Усек, что я слышала слишком много. Встрепенувшись, сердце в груди дико забилось под ребрами. Дабы отвести от себя недовольство воеводы, я притворилась дурочкой.

— Воевода, а Стешку-то нашли? Живая ли она?

— Зачем искать? — удивленно приподнял брови воевода, потом махнул на меня рукой, будто я надоедливая мошка. — Замуж выскочила твоя Стешка. Зараза такая… Все карты мне спутала.

— А за кого?

Неуверенно проговорила, при этом рассматривая обоих тщательно. Мутные они, как вода в луже. Плохие люди, ох какие плохие… Да покарают их боги.

— За щедрого мужа. — фыркнул дерганно воевод. — Ты не серчай, Снежиночка. И тебе мужа подыскаем.

При этом, обменявшись взглядом с ратником, они оба мерзко улыбнулись.

Яростное рычание застыло у меня в горле, виски пробило болью. И я на миг прикрыла глаза, пытаясь совладеть с жаждой убийства. Казалось, что зубы растут, и ногти заостряются в кончиках.

— Я пойду, воевода… Дел еще много.

Прошептала тихо, на грани своей выдержки. Но славо богам, мужчины не заметили. Ратник махнул рукой, и я подхватив подол юбки поспешила на воздух.

Выбегая пущенной стрелой из шатра, я и не заметила как столкнулась с кем-то.

Ударившись о крепкое мужское плечо, подалась назад, рискуя шмякнуться задом об землю. Но не судьба. Цепкие пальцы молниеносно обхватили меня за талию и удержали на месте. Подняв взгляд на мужчину, я столкнулась с голубыми очами Вацлава.

— Всё в порядке?

Он ощупывал меня взглядом с ног до головы, и лишь убедившись, что я внешне в порядке, слегка расслабил напряженные плечи.

— Да… Спасибо.

Кивнула ему, и, почуяв обжигающий взгляд стражей около шатра своего господина, поспешила выпутываться из захвата волкадава. И сделать шаг назад. Поправила косу, да взгляд отвела.