Голова кружилась ужасно, и мутная пелена застилала взор.

Хранитель уложил её в каюте на подвесную койку, посоветовав отдохнуть, но это было невозможно. Там качало ещё хуже.

Во рту стоял солоноватый металлический привкус, а платье было влажным от чужой крови, размоченной морскими брызгами.

Изо всех сил вцепившись в перила, чтобы не упасть, она бессильно закрыла глаза, чувствуя, как волна тошноты подкатывает к горлу.

«Что сказать?» — тревожно стучали мелкие молоточки в висках.

Сердце глухо ухнуло, пронзённое колющей болью.

О, она знала, что. Она знала ещё до того, как растерзанный отряд феоссаров вернулся во дворец. Знала, когда армия Аграниса покидала город. Знала, когда с ненавистью глядела вслед оттолкнувшей её Эвментаре.

И сейчас, объятая липким холодным ужасом, отчётливо ощущала, что именно это — роковое предчувствие вкупе с затаённым гневом и злорадным торжеством чьей-то чуждой воли, завладевшей её разумом в чёрной башне — было всему виной.

Хранитель смотрел на тихие волны, но мысли его блуждали далеко позади, на чёрном северо-западе, и зловещие тени витали пред скорбным взором.

Мог ли он знать, что не избавится от этого кошмара — ни завтра, ни через сотни тысяч лет, ни в одной из бессчётных жизней на далёкой чужой планете?

Он помнил всё, и, в отличие от Эмпирики, ему не суждено было забыть. Никогда.

***

Миновав Агранисский лес, королевские войска вышли к просторной долине — той самой, где ещё недавно гремел и пестрел весёлый Фестиваль.

Теперь же всё поблёкло, посерело и тревожно затихло: и тусклый ковёр вытоптанных цветов, и помрачневший лес с бездвижной в странном безветрии листвой, и сизые холмы на горизонте, окутанные туманной дымкой, необычайно сгустившейся и потяжелевшей.

Даже свет солнца за спиной был каким-то призрачным, зыбким — бесцветным, — а на севере небо набрякло странной, непривычной для здешних краёв чернотой. Такое небо бывает лишь за Сумеречными Рубежами, отделяющими ясный живой мир от мёртвых льдов Чиатумы, навеки лишённых света.

Король Ингрид приказал разбить лагерь.

Здесь, на окраине леса, позиция была довольно выгодной: равнинная местность хорошо просматривалась со всех сторон до самых холмов. К низинам у ручья отправился отряд разведчиков, а сзади, в тени деревьев, остались лучники-аюгави под предводительством близнецов и Эмеградара с другими целителями.

Когда закончилось совещание генералов, Ингрид с Хранителем остались в шатре военачальников. Не успели они перевести дух, как на пороге появился один из разведчиков.

— Ваше величество, — поклонился он, — мы задержали подозрительного старика, по виду галахийца, который появился прямо из ручья и требовал встречи с вами.

— Приведи его, — устало вздохнув, велел Ингрид.

Голубокожий житель озёр уставился на короля немигающими водянистыми глазами. С его бедняцких лохмотьев стекала вода, а в руке он держал посох, украшенный аквамарином.

— Говори, старик, — приказал Хранитель.

— Я — шаман племени с берега Предсумеречных Озёр, — ответил тот тихим голосом, подобным далёкому шуму водопада. — Тебе следовало послушать свою дочь, король Ингрид. Ты не выиграешь эту битву.

— Да как ты смеешь… — Хранитель двинулся на него, грозно сверкая глазами, но Ингрид жестом остановил его.

— Продолжай, — велел он старику.

— Вы, учёные горожане, никогда не слушаете добрых советов, пока не станет слишком поздно. Если бы твой отец пощадил Галахию в той войне, если бы позволил нам чтить наших предков… Но сейчас не об этом. Теперь мало кто помнит это древнее галахийское пророчество, над которым ваши мудрецы всегда насмехались, а потом и вовсе запретили о нём упоминать. Это пророчество гласит, что однажды исчезнувший Народ Звёздного Пепла, скованный ледяной смертью на Тёмной стороне мира, восстанет на зов Чёрного Разума из чрева Бездны. Тогда возмездие настигнет род предателей и лжецов, и всякого, кто встанет у Возрождённых на пути, ждёт участь хуже, чем смерть.

Хранитель с недовольным вздохом закатил глаза. Король смерил его небывало строгим взглядом, в котором сквозила какая-то печальная обречённость.

— Да, — продолжал шаман, возвысив голос и повернувшись к Хранителю, — это твой род был истреблён. Старый король был хитёр, он спрятал последнего из рода Теотекри на виду у всех, выдав тебя за дитя погибшего на границе феоссара и дочери джаобийского вождя. Архнэ, последняя Хюгла Эгредеума — она вправду погибла вместе с твоей семьёй. Ты носишь её образ на своей руке.

О, он тщательно позаботился, чтобы никто не узнал о твоём истинном происхождении, чтобы молчали сонные рыбаки на Апсаре и воины, забравшие тебя у юного мятежника.

Старый король унёс эту тайну с собой в могилу, сокрыв её даже от сына. Но не от меня.

Мне известно, кто напал на твой остров и уничтожил всех его жителей. Твоя семья погибла от рук моих сородичей. Водные Духи показали мне лицо того, кто, нарушив приказ вождя, вынес младенца из горящего замка Картреф.

Я хорошо знал этого доброго мальчика прежде — до того, как он вошёл в чёрную башню под расплавленным небом. И не желал бы встретить то существо, которым он теперь стал.

Хранитель стоял бледный как полотно.

— Пророчество гласит, — старик перевёл взгляд на короля, — что лишь твоя последняя дочь сможет избавить наш мир от ужасного зла, призванного её предками из темнейших космических бездн.

— Эмпирика? — удивлённо вымолвил Ингрид. — Но как…

— В ней течёт древняя кровь бессмертных ашей. Я не знаю, как она это сделает. И даже Водные Духи Суапнила не знают — эта тайна чуждого им народа, враждебного, непримиримого и непобедимого.

Возвращайся к ней, король Ингрид, пока чёрное зло не овладело её сердцем. Когда она ступит во Тьму за гранью миров, судьба Эгредеума будет решена. И только от неё зависит участь нашей планеты.

Вдалеке послышался протяжный гул. В шатёр вбежал запыхавшийся ординарец Дэйджен.

— Ваше величество! Демоны над холмами!

— Собрать всех генералов. Приготовиться к обороне.

Старик покачал головой.

— Ты идёшь на смерть, король Ингрид.

***

— Как скоро мы будем на Кануме? — в голосе внезапно показавшегося на палубе Ир-Седека слышалось недовольство. — Я больше не могу выносить эту качку!

— Скоро, — устало отозвался Хранитель.

Раненный феоссар покосился на принца с нескрываемым презрением и отвернулся к океану, процедив сквозь зубы:

— Паникёрка ашмарова…

— Как много воинов в других отрядах? — не унимался Ир-Седек. — Мне потребуется защита на случай визита моих мятежных подданных. Не говоря уже о том, что нужно усмирить бунт. Вы гарантируете, что король Ингрид намерен это сделать?

Услышав имя отца, Эмпирика бессильно осела на верхние ступени трапа, зажимая рот рукой. Тихий стон сорвался с её губ.

Хранитель кинулся к люку с быстротой молнии.

Миг — и она снова в его руках, готовых защитить её от всего мира. Но много ли в этом проку, если самая страшная угроза — в ней самой, а непоправимое зло уже случилось?

Она отстранилась, схватившись за леера, и молча отвернулась. Из-за всепоглощающего чувства вины даже смотреть на Хранителя было невыносимо.

— Так что же насчёт других отрядов?.. — снова начал принц.

— Других отрядов нет, идиот! — рявкнул Белтейн, бросаясь к нему со сжатыми кулаками.

Хранитель резко выставил руку, преградив ему путь.

Ир-Седек отшатнулся, спотыкаясь. От неожиданности и возмущения он словно потерял дар речи.

— Вон, — холодно бросил Хранитель воину, и тот, стиснув зубы, не глядя на принца, покинул палубу.