В мгновение ока, выхватив чёрный меч, он оказался подле старика и одним взмахом оборвал его жизнь.

Эмпирика застыла, парализованная ужасом.

Сердце глухо ухнуло и замерло, а дыхание перехватило, когда серый призрак с ледяным взором направился к ней.

— Ты молодец, — шепнул он, скалясь, и тихо, почти ласково коснулся её щеки окровавленными пальцами. — И спасибо за ключ.

Когда галахиец исчез в проёме окна, Велемор всё ещё корчился на полу в кровавой луже.

Эмпирика хотела зажать его рану, но там было сплошное месиво. Дрожащими руками она бессмысленно водила по его животу, не зная, что делать. К горлу подступила тошнота.

Велемор страшно хрипел и хватал воздух ртом, силясь что-то сказать. Когда обезумевший взгляд его выпученных глаз застыл, Эмпирика тяжело выдохнула, со стыдом сознавая, что чувствует облегчение.

Её трясло и мутило, когда она, не разбирая пути и пошатываясь, спустилась в полумрак высокого зала.

***

Грозные рат-уббианцы стояли стеной, ощерившись копьями, заслоняя незнакомца. Тот медленно пятился к открытым дверям, на свет, и Эмпирика только теперь его разглядела. Смуглая кожа, но более светлая, чем у остальных. Жёлтый тюрбан и камзол, отделанный золотом.

— Принц Ир-Седек? — раздался знакомый голос у входа.

Все обернулись: чуть не врезавшись в принца, в двери влетел Хранитель.

Быстро окинув взглядом зал, он бросился к Эмпирике, не обращая внимания на растерянных воинов, и прижал её к груди.

Из последних сил пыталась она сдержаться и не смогла — беззвучные рыдания захлестнули всё её существо.

Утихнув, краем глаза она заметила, что в зал подтянулись феоссары: израненные, растрёпанные, в изодранных плащах, некоторые — с наскоро замотанными головами. На повязках темнели пятна крови.

Руки Хранителя были тёплые, а голос — холоден и твёрд.

— Что случилось, принц? Почему вы здесь?

— На Рат-Уббо мятеж. Моя мать мертва. Я пришёл просить защиты у короля Ингрида.

— Вы опоздали, — злобно бросил один из феоссаров с забинтованной головой и тут же осёкся, когда Хранитель поднял руку, приказывая молчать.

В этом израненном воине Эмпирика с трудом узнала Белтейна, одного из вернейших спутников короля — только по голосу.

— Нужно уходить. Сейчас же! — скомандовал Хранитель. — Мы отправляемся на остров Канум. Другие отряды уже в пути.

На миг Эмпирике стало легче на сердце. Ну разумеется. Ингрид и сёстры послали за ней, а сами уже плывут на Канум, в неприступные Катакомбы Феоссы. Там они будут в безопасности, но ненадолго…

— Мне нужно на Игнавию, — тихо сказала она.

Хранитель покачал головой и ответил так же тихо с печальной полуулыбкой:

— Главное сейчас — убраться отсюда. А по дороге разберёмся.

Она хотела собрать вещи сёстрам — в Катакомбах же ничего нет! — но Хранитель не позволил. Время шло на секунды. Некогда и кровь с платья смыть.

Накинув плащ и перебросив давно собранную дорожную сумку через плечо, она в последний раз оглядела своды дворца и без сожалений ступила за порог.

***

Под тяжёлыми чёрно-красными тучами, расцвеченными на севере огненными всполохами, темнел янтарь дворцов и башен, и весь город казался залитым кровью.

На улицах царил хаос. Повсюду отчаянно метались объятые паникой толпы, сталкиваясь и давя друг друга в тесных переулках, сметая на своём пути изящные скульптурные украшения тротуаров и брошенные палатки торговых рядов, топча увядающие на глазах золотые цветы на рушащихся замковых террасах.

Над городом, рассекая облака, тут и там сновали крылатые твари, стремглав падающие в толпу и уносящие страшную добычу в небо. Гигантские зубастые медузы хватали щупальцами обезумевших от ужаса горожан, на лету разрывая их на части. Чёрные всадники с горящими глазами, увенчанные коронами уродливых ветвистых рогов, неслись наперерез беглецам.

Гибнущая столица содрогалась в чудовищной агонии под грохот раскалывающих кровоточащее небо огненных взрывов, и в её предсмертном стоне истошные крики толпы сливались с омерзительными воплями демонов.

Хранитель с Эмпирикой, Ир-Седеком и кучкой воинов бежали из дворца подземными коридорами через чёрный ход, прямо к восточному порту. Здесь их ждал небольшой корабль, снявшийся с якоря, как только принцесса и её спутники ступили на борт.

Янтарные искры догорали на потускневших городских стенах, как уголёк затухающего костра. Когда корабль выходил из бухты, беря курс на юго-восток, близ городского холма засверкали золотые доспехи мятежных рат-уббианцев. И острый глаз мог разглядеть, как демоны на трагодонтах встречают их гнусным ликованием.

Агранис стремительно удалялся, кутаясь плотной завесой чёрного дыма. Никто не проронил ни слова, пока высокий холм, увенчанный поблёкшим дворцом, не скрылся из виду.

И потусторонний голос аюгави — безумной посланницы Дома Хюглир с неразлучной лютней за спиной — звучал в голове Эмпирики таинственным напевом, разрывая сердце невыносимой тоской:

«Агранис, Агранис, священный город певчих птах,

Сохрани, сохрани янтарный привкус на губах.

И позабудь мою печаль,

Что льёт недобрая звезда.

Я покидаю твой причал,

Чтоб не вернуться никогда.

Как капля горечи досад

В бокале пряного вина,

Твои уста не вкусят яд —

Я осушу его до дна.

Агранис, Агранис, закатный замок на холме,

Подчинись, подчинись, забудь навеки обо мне.

И не тревожь ты моих ран,

И скорбной песней не зови,

Я душу в клочья по ветрам

Пущу во мрак чужой земли.

Как призрак про́клятых дорог

На перекрёстке тёмных дум,

Судьбы исполню я зарок,

В чертог безвременья уйду.

Агранис, Агранис, венец лазурный на челе,

Извини, извини, но память сгинула во мгле.

Лишь только шорохи во снах,

И в книгах чудится намёк:

В янтарный город певчих птах

Я возвращусь, как выйдет срок,

Как скрипнет время колесом,

Нарушив вечности покой,

Я всем проклятиям назло

Взойду на холм священный твой!»

***

Хранитель стоял на палубе, держась за леера, и смотрел на океан — безмятежный, беспечальный, изумрудный в оранжевых отблесках.

Удивительное спокойствие мирных волн было чрезвычайно неуместным. И притворным, ведь за спиной, куда не у многих хватало духу оглядываться, чёрные в красных всполохах облака продолжали наползать на небо, медленно поднимаясь от горизонта, и океан был тёмно-кровавым.

— Вам придётся сказать ей рано или поздно, — приглушённо молвил стоящий рядом феоссар с забинтованной головой.

— Я знаю, Белтейн, — глухо ответил Хранитель.

— Что сказать? — беззвучно прошептала Эмпирика, выглядывая из люка, но её никто не заметил.

— А этот рат-уббианец… Не нравится он мне, — проворчал Белтейн. — Хоть бы паникёрку с шеи снял, всё спокойнее будет. А ну как дунет сдуру…

— Паникёрку?

— Ну да, траговую свистушку-ракушку. Чем селяне в беде Стражей Мостов вызывают. Вернее, их трагов — они слышат, а мы нет. Сейчас, когда вместо трагов одни трагодонты, кто знает, что на зов прилетит…

Принцесса едва волочила ноги по трапу, поднимаясь с нижней палубы, когда услышала тихие голоса.