***

Эмпирика не играла с другими детьми. Она тихо сидела в стороне, погруженная в мечтания и размышления, которыми никогда не делилась, и читала книги, не обращая ни малейшего внимания на происходящее вокруг и не сразу замечая, когда к ней кто-то обращается. Тогда она медленно и неохотно отрывала зачарованный взор от захватывающих воображение страниц и смотрела куда-то в сторону, мимо говорящего, старательно избегая пересекаться с ним взглядом, даже если это был её отец.

Тщетно он пытался увлечь её стрельбой из лука, упражнениями на мечах, полётами на трагах, ездой на нилькевах и прочими занятиями, которые так любили её сестры. Она отказывалась гулять с ними в жёлтых крацитовых садах, окружавших замок многоступенчатыми террасами переплетённых ветвей с медовыми цветами и сладкими плодами, смущённо улыбаясь и прося разрешения остаться дома. На празднествах и различных собраниях, где требовалось её присутствие, Эмпирика забивалась в самый дальний угол подальше от посторонних глаз.

— Ты можешь отложить проклятую книгу хотя бы за столом? — злились сёстры за обедом, когда она, игнорируя присутствующих и забывая о еде, продолжала читать, не обращая внимания даже на появление короля.

Обидные нарекания и укоры она обычно пропускала мимо ушей, либо вовсе не замечая, либо просто не считая их достаточным основанием, чтобы вступать в беседу.

Когда дочери короля Ингрида повзрослели, и старшие сёстры засияли красотой, подобно золотым цветам в алмазном блеске утренней росы, Эмпирика выделялась на фоне своей семьи досадным тёмным пятном. Её сёстры во всём походили на отца: такие же высокие, светловолосые и голубоглазые, они словно излучали какую-то степенную теплоту, спокойную ясность, точно овеянное бризом безоблачное солнце.

Эвментара, самая старшая, была правой рукой короля. Рано оставшись без матери, она заменила её своим сёстрам, будучи самостоятельной и ответственной. Во всём стараясь подражать отцу, она стала отважной воительницей и участвовала в учениях феоссарах, возглавляя отряд всадников. Диплом университета, как и у всех уважающих себя цивилизованных граждан, у неё, конечно, имелся, но занятия она никогда не посещала — сдавала экзамены экстерном, предпочитая вместо скучных лекций и семинаров проводить время в компании столь обожаемых ею трагов, издревле приручённых тазганцами и с недавних пор оказавшихся на грани вымирания, но всё ещё использующихся при патрулировании границ.

Эттамо́ра и Эмесме́ра — востроносые златокудрые близнецы, неразличимые и неразлучные. Они рано выучились стрелять из лука и много времени проводили за городом, бродя по лесам и болотам вместе с охотниками-аюгави. Отучившись в университете на курсе Зрящих Странников, они часто и подолгу путешествовали по миру с экспедициями Эгидиумов, исследуя его глухие и заброшенные уголки.

Эмеграда́ра, последняя дочь Ингрида от Виграморы, была ненамного старше Эмпирики. Она мечтала стать целителем и училась в университете, постигая тайны преобразования материи и течения жизненных субстанций.

И только Эмпирика была невзрачной и нелюдимой книгочейкой, блуждающей в сумрачных грёзах.

***

За исключением первых лет жизни, проведённых на Игнавии, Эмпирика не бывала за пределами городских стен Аграниса. Да что там — она почти не спускалась ниже садовых террас дворца. И дело не в страхе или отсутствии компании для прогулок — отец не раз упрашивал её посетить родовой замок в Варагнии вместе с сёстрами или хотя бы сопроводить его на охоте. Нет, причиной её затворничества было простое нежелание выходить на улицу: не видела она в этом никакой надобности.

Она рано научилась путешествовать, не покидая комнаты.

Библиотека в восточной башне была её любимым местом.

Каждая книга открывала дверь в новый мир, и не важно, была ли это красочная страна легенд или бесцветная обитель непонятных формул.

Миры под обложкой — как в них попасть? Миры, зашифрованные символами на бумаге, открывающиеся сознанию фантасмагорией звуков, красок и ощущений, порой более подлинных, чем ощущения будничной реальности. Существуют ли они на самом деле?

И растворялись строки, и книги, и стены — блуждали мысли и взор в иных пространствах и временах.

С высокого балкона библиотеки, выходящего на северо-восток, и из восточного окна читальной комнаты открывался океан, темнеющий на горизонте, не потревоженный близостью порта. Чистый и пустой. И небо — переменчивое, невзирая на неподвижность скрытого позади башни солнца: то густо-карминное, обрамлённое бахромой сумрачной дымки, то нежно-янтарное с оранжевыми всполохами, то бледно-вишнёвое, укутанное лиловыми облаками, в чьих причудливых формах угадывались дивные образы. И временами мнилось, что облачные острова, горы и башни и есть Игнавия: таинственная, призрачная, недоступная.

***

Эмпирика давно перечитала спрятанные на самых верхних полках игнавианские трактаты, оставшиеся от матери, вкупе со множеством странных книг, чьи авторы слыли чудаками и фантазёрами.

Иногда содержание этих трудов пугающим образом переплеталось с событиями реального мира, до которых младшей дочери короля обычно не было никакого дела. Но любые упоминания о неких «демонах», обратной стороне Эгредеума и зловещей Чиатуме, чья непостижимая связь с Игнавией полунамёками проступала среди путаных строк древних свитков, цепляли её внимание подобно рыболовному крючку, досадно впивающемуся в кожу неуклюжего несчастливца при неудачном замахе, и заставляли прислушиваться к новостям.

Согласно псевдонаучной «Древней планетарной хронике», неизвестная плотная субстанция, похожая на чёрные каменистые наросты и расползающаяся, словно плесень, появилась на Эгредеуме примерно в то время, когда он замедлил вращение вокруг своей оси и вошёл в приливный захват — оказался навсегда повёрнут к главному солнцу одной стороной. Свет Мерры перестал доходить до северного полушария планеты, погрузившегося в вечную тьму, почти не нарушаемую тусклым мерцанием остальных четырёх солнц — дальних спутников Мерры. Именно там и сконцентрировалась эта субстанция, которая постепенно разрасталась, пока не заполнила собой гигантский материк Тёмной стороны — холодный, каменистый и безжизненный.

Конечно, представители официальной науки единогласно заявляли, что это всего лишь чёрные льды, вечная мерзлота, совершенно закономерная в отсутствие тепла и света.

А вот Верховный Эгидиум Карвалахий, почтенный глава Совета, к прискорбию зачудивший на старости лет, в своём «Кладезе бед», написанном несколько столетий назад, утверждал, что субстанция Тёмной стороны, впервые названная им Чиатумой, — разумная и живая. Он намекал, что появление её связано с противоестественными опытами исчезнувшего народа ашей, а приливный захват планеты и последующее оледенение материка произошли позднее, когда Радош, явившийся из запредельного мира, встал на защиту Эгредеума и положил конец владычеству древних нечестивцев.

Эгидиумы, впрочем, не отрицали, что Чиатумский континент подвергся геологической метаморфозе. В нескольких старинных монографиях говорилось о постепенном изменении очертаний его береговой линии к северу от островов Королевства, которая, согласно смелому наброску неизвестного автора одной из рукописей, приобрела вид уродливой лапы с шестью когтями, сформированными выступами чёрных скал, глубоко вдающихся в океан.

Верховный Эгидиум Протегий, великий учёный с непререкаемым авторитетом, почивший полвека назад, высказывал предположение, что Чиатума — это вулканистая порода, оказывающая пагубное действие на живых существ, вероятно, из-за исходящих от неё ядовитых паров, вследствие чего она не может быть подробно исследована надлежащим образом.