— Это не реинкарнация. Мы никогда не умирали в подлинном смысле этого слова — просто оказывались в разных точках пространства-времени, на разных пластах действительности этого мира, неизменно — в разных одеждах и под разными именами — повторяя одну и ту же историю, начавшуюся не на этой планете. И она ещё не закончилась.

— Ладно… Зонненшильд. Это Германия? И что же мы делали там, например?

— Австрия, — Ингвар закрыл глаза, и лицо его исказилось мукой, точно от болезненного воспоминания. — То было не лучшее время. Ты находилась… ну, знаешь… в очень скверном месте. В лечебнице Иррентурм — «Башне безумцев».

Мария Станиславовна расплылась в понимающей улыбке:

— И что-то мне подсказывает, что не в роли врача.

— Мне с большим трудом и за немалые деньги удалось тебя вытащить, — помедлив, тяжело вздохнул Ингвар. — А ты всё билась и кричала о демонах, что подступают к янтарному Агранису, всё звала… тех, кто ушёл на верную гибель. Ты была заперта в этих видениях — в собственных воспоминаниях о далёком прошлом.

Я тогда думал, что пророчество начало сбываться. Что ты, наконец, пробудишься, — а значит, и демоны прорвутся в этот мир. Через Солнце, некоторые пятна которого служат им порталами. Они стояли на пороге, и мир снова содрогнулся от их присутствия. Это была знаменитая геомагнитная буря 1859 года. Тогда произошли особо мощные солнечные вспышки. По всему северному полушарию обрывались телеграфные провода, полыхали пожары. Небо озарилось полярным сиянием. Его видели далеко за пределами обычных мест, даже на Гавайях.

А люди… были объяты паникой. Всевозможные несчастья и недуги обрушились лавиной на их головы. Во многих городах вспыхнула эпидемия безумия. Улицы, особенно близ культовых мест, заполонили толпы людей, корчащихся в припадках. Массовые галлюцинации, судороги, видения и откровения, сообщения о телепатии и психокинезе, немотивированные вспышки жестокого насилия…

Но… видимо, время ещё не пришло. Ты была не готова. Это оказалось выше твоих сил.

— И… чем всё закончилось?

Ингвар ответил не сразу. Слова с трудом срывались с его дрожащих губ.

— Тем же, что и всегда. Ты… исчезла в фиолетовой бездне.

— Исчезла... где?

— Ты растворилась в мельтешащем вихре, что вырвался из чёрной прорехи в воде под мостом, по которому ты бежала, выскользнув из моих рук. В 1888 году я нашёл тебя далеко на востоке, в Силезии.

Появление интернета значительно ускорило и упростило процесс поиска. Наши исходные координаты в пространстве на каждом этапе совпадают не полностью, но достаточно близки для того, чтобы мы могли встретиться.

Как я уже говорил, мы не умираем в этом мире, — вероятно, оттого, что наше подлинное существование принадлежит иному, — мы каждый раз оказываемся в новом историческом промежутке. Просыпаемся и начинаем существовать, как обычные люди.

Снова находим друг друга. Снова ожидаем встречи с демонами, — впрочем, я давно перестал пытаться заставить тебя вспомнить, обычно я просто присутствую в твоей жизни, присматриваю за тобой, не пытаясь что-то предпринять. Но ты, даже в беспамятстве, снова и снова оказываешься на пороге фиолетовой бездны, крутящейся вихрем, которая затягивает тебя... И я не успеваю этому помешать.

Поскольку наше пребывание в этом мире взаимосвязано, когда ты в очередной раз отправляешься в другое пространство и время, я снова следую за тобой.

В это трудно поверить, и я тебя не тороплю. Скоро ты увидишь всё сама. А сейчас просто загляни в себя: где-то в глубине души ты знаешь, что я прав. Твоё подсознание, «высшее я» или как там вы это теперь называете, — знает. Не случайно же ты выбрала именно такой ник, и Бэкон тут ни при чём. Просто на скрытом, неосознаваемом, тонком и подлинном уровне существования ты всегда остаёшься Эмпирикой — последней дочерью короля И́нгрида, отчаянно пытающейся исполнить своё предназначение. И, невзирая ни на какие проклятия, сквозь грубые и плотные среды земного мира, эта скрытая сущность просвечивает в твоём существе, в какие бы одежды, привычки, верования и знания оно ни облачилось.

***

За окном давно рассвело, а они всё сидели на кухне, и «Адарис» задумчиво ронял тихие капли неспешных секунд.

— Это была круглая башня, — пробормотала про себя Мария Станиславовна и, поморгав отяжелевшими ресницами, подняла взгляд на собеседника.

Конечно, «Башня безумцев». Оттого и коридор был нескончаемым — замкнутым в кольцо.

Только сейчас, напряжённо сощурив утомлённые глаза, она различила едва заметный тонкий шрам на левой щеке Ингвара. Сердце тяжело ухнуло в груди. Неужели… Она протянула руку и осторожно коснулась отметины, всё яснее осознавая, что сама оставила её более полутора столетий назад. И тут же отдёрнула — чтобы ненароком не причинить боль снова.

— Теперь я понимаю, почему жизнь всегда казалась мне сном, — вырвалось у ординатора. — Но всё ещё не понимаю, зачем выбрала психиатрию.

Ингвар печально улыбнулся.

— Тебя всегда это манило. На каждом этапе наших скитаний ты надеялась найти ответы там, где разум бессилен. И, возможно, это единственный верный путь.

Мария Станиславовна покачала головой:

— Судя по твоему рассказу, мои поиски не увенчались успехом.

Она была измотана так, что на мелочные волнения просто не было сил. Ни сущий бардак в квартире, ни присутствие нежданного гостя больше её не смущали. Человек, которого она встретила впервые, одержимый ужаснейшим бредом, — с этим человеком ей предстоит спать в одной комнате. Вопиющее, невероятное безрассудство, какого она прежде не могла и помыслить! Но ведь это же Ингвар — единственная родственная душа на планете. Во всей Вселенной.

Он сказал, что Солнце успокоилось — на время. Демоны отступили — он научился чувствовать это нутром.

— Можешь спать спокойно — они больше тебя не потревожат.

Ласковые волны дрёмы тихо окутывали утомлённые разум и тело. Но что-то мешало отдаться их убаюкивающей качке. Что-то не давало ординатору покоя.

Выглянув из-под одеяла, Мария Станиславовна села на кровати.

— Ингвар… Как ты убил демона?

Он молча поднялся с импровизированной постели, расстеленной прямо на ковре, и, покопавшись среди сложенных здесь же вещей, извлёк длинный тёмный предмет.

С лязгом выскользнув из чёрных ножен, меч озарил комнату сиреневым всполохом. В навершии его призрачно мерцал туманный камень, а рукоять и лезвие испещряли странные знаки, отдалённо напоминающие скандинавские руны. Вспышка — знаки загорелись и погасли, точно меч, проснувшись и оглядевшись по сторонам, решил: «Враги далеко. Всё спокойно».

— Это единственное оружие, которое может их поразить, — сказал Ингвар.

— Отверзатель Путей, — кивнула Мария Станиславовна и, крепко обхватив живот, скорчилась от нового приступа боли.

***

Она металась в отделении между ординаторской и соседним лекарственным кабинетом. Коридор был пуст, а обе двери — закрыты.

Она металась так долго и судорожно, заламывая руки в отчаянии, что уже забыла, зачем ей нужно было туда попасть. Взять чью-то историю, переписать назначения… Хоть бы какая медсестра пришла!

Она огляделась по сторонам. В противоположном конце коридора возле наблюдательных палат не было никого. И свет там не горел, как после отбоя — хотя даже глубокой ночью приглушённое освещение положено оставлять. Сейчас же дальняя часть отделения тонула во мраке — или так только казалось из-за яркой лампы над её головой. Ослепительно яркой, лишающей пол и стены красок, заливающей всё пронзительно-белым.

Павел Сергеевич подлетел вихрем из ниоткуда. Размашисто, торопливо — почти бегом. В белизне неестественного света на лице его явственно читалось беспокойство.