— Ты что-то хотела обсудить? — голос отца эхом отталкивается от стен, проносится по всей комнате, пока, наконец не достигает ушей Адалин.

Адалин всматривается в замершую фигуру Энтони, пока он оправляет лацканы своего пиджака, поворачивается к ней лицом. Стоя прямо посередине комнаты, совсем не заботясь о панно под своими ногами. И сколько же пренебрежения было в его глазах, в его жестах. Сколько холодной жестокости и суровой расчётливости. Адалин всматривалась в него, и пыталась найти хоть что-нибудь от того отца, которым она видела его в детстве. Как он учил играть её в гольф, водил на скачки. Как они вместе ездили в офис, как она стояла подле него, всегда на одном уровне на всяких мероприятиях, пока брат и мать были позади. Хоть что-нибудь, что могло выдать в нём человека. Живого, с эмоциями, совестью и состраданием.

Но ничего из этого в нём не было.

— Я буду говорить по-русски. Ты меня понимаешь, я знаю, — её голос звучит тише, но не менее твёрдо. — Зачем ты уволил Томаса? Он твой брат, мой дядя… он наша семья, в конце концов. Как ты мой оставить его без работы…

Энтони раздражённо цокает, на выдохе закатывая глаза.

— Ты говоришь, как моя мать. «Он твоя семья», — Энтони щурит серые глаза, из которых вот-вот полетят молнии. — А между тем, моя семья плела интриги за моей спиной. Мой отец всегда говорил мне, что всё в этом мире имеет свойство заканчиваться. И семейная любовь, один из этих ресурсов.

— Ресурсов? — брови Ады медленно взлетают. — Может быть, проблема не в Томасе, не в семьей. А в том, что мы для тебя… ресурс? Я, Эдвард. Наша мать, и даже твой брат. Может быть, нужно просто прекратить равнять деньги и семью?

Резкая усмешка очерчивает тонкие губы Энтони Вуда, когда он заводит руки назад, переплетая пальцы между собой. Он склоняет голову в бок, рассматривая собственную дочь так, словно она была ему врагом. Соперником или даже противником.

— Что за благодетель, только подумать. Богатые говорят, что не в деньгах счастье, но разве это не так? Сейчас ты говоришь, что семья куда ценнее богатства, просто потому что ты выросла окружённая всеми благами. Благодаря мне. Благодаря тому, что я работал, наращивая мощь бизнеса. Ты делаешь из меня монстра, но подойти к обычному работяге, Адалин. Скажи ему, «понимаешь ли ты свою семью на деньги», и что тебе ответит? Мы люди, все падки на бумажки. И не к чему строить из себя святую, — Энтони качает головой, делаешь шаг вперёд, по направлению к Адалин. — Ирония судьбы в том, дорогая Адалин, что ты сама готова забрать себе практически сорок девять процентов. Разве это не деньги? И ради этих денег, ты предаёшь свою семью. Видишь, как у нас много общего.

Пальцы впиваются в пластик папки, когда Адалин опускает на неё взгляд. Она жмёт губы.

— Потому что иначе ты никогда не оставишь меня в покое. Сбеги я без денег, ты бы всё равно нашёл меня, — тихо шепчет Адалин, но в пустой комнате её слова отлично были слышимы для отца. — Я слишком зависима от твоего влияния. Может быть, раньше я бы просто уехала. Просто скрылась бы где-нибудь, но ты… ты не перестанешь давить на меня даже тогда. Я не отрицаю ценность денег в этом мире. Ведь не будь у тебя таких денег, ты бы не убил Дафну, верно?

Адалин достаточно поднять на отца взгляд, чтобы заметить как он замер. Задержал дыхание. Сощурил глаза, как хищник, и скривил губы.

— Давно было доказано, что Дафна Деко совершила самоубийство, дорогая Адалин. Прекрати винить всех вокруг, — быстро проговаривает за спиной своего мужа мать Ады.

— Заткнись, — почти рычит блондинка, от чего тёмноволосая женщина аж вздрагивает. — Ты вообще ничего не сделала, когда он стравливал меня с Эдвардом. Даже не попыталась образумить его, объяснить это мне или Эдварду. Ты даже не попыталась исправить эту ситуацию, хотя прекрасно видела, что он делает, — взгляд Ады переметнулся к матери, которая растерянно моргает глазами. — Ты видела, что он всегда выделял одного из нас. Я долгое время считала, что виновата во всём школа. Жестокие дети нашёптывали Эдварду всякую дрянь про меня. Что я заняла его место, что выталкиваю его из семья. Но потом я немного подумала о том, кому было это выгодно. И кое-что поняла.

Адалин мягко обходит Женю, которая без проблем пропустила её, подобравшись поближе к Илье, чтобы переводить ему французскую речь шёпотом. Француженка мягко ступает по кромке панно, не сводя глаз со своего брата.

— Ты не знал? Все эти дурацкие игры в шахматы, выделение одного близнеца. Он стравливал нас, чтобы было соперничество. Чтобы мы видели друг в друге врагов. Жертвовали всем вокруг себя, чтобы выделиться. Чтобы обратить на себя его внимание. Вот, что он делал, — Адалин чуть приподнимает подбородок, наблюдая за тем, как меркнет на губах улыбка Эдварда. — Он назвал меня наследницей по праву первородства, но если бы я оказалась слаба… он бы избавился от меня. Разве нет, отец?

Глаза Ады проскользнули на отца, и его лицо нужно было видеть. Энтони Вуд прилагал все усилия, чтобы все его эмоции, так хорошо сдерживаемые, не выскользнули наружу. Чтобы весь его образ не испортился.

— Он бы и тебя убил, если бы ты начал сопротивляться, разве нет? Ему всегда нужен был только один наследник. А второй… лишь для того, чтобы первый никогда не расслаблялся. Чтобы он рвал себе задницу до последнего. Чтобы чувствовал себя зависимым от него, — Адалин останавливается прямо напротив Эдварда, который не сводил глаз с отца. — Я поняла это после того, что он сделал с Дафной. Чтобы ты не сделал, Эд, он никогда бы не назвал тебя наследником. Только в случае, если бы я начала сопротивляться, умерла или исчезла. И я примирилась с этим. Я несколько лет проглатывала обиду и желание отомстить за Дафну, потому что знала, что он убьёт меня, как только я открою рот и начну говорить. Потому что мне нечем надавить на него. Вот тебе и любящая семья.

Эдвард медленно моргает, прикрываает рот и тихо, почти еле слышно выдыхает:

— Скажи, что это неправда. Она лжёт…

Энтони даже не смотрит на него. Не сводит с Адалин взгляда даже тогда, когда она говорит чистую правду, когда открывает глаза собственному брату, столько лет жившему во лжи и надеющемуся, что рано или поздно ему достанется всё.

— Моя мать говорила мне, что мне следует поделить компанию пополам. Отдать половину Адалин, а вторую тебе, Эдвард. Но зачем мне два наследника, если я могу выбрать сильнейшего и отдать всё ему. Воспитать наследника под себя…

— Создать ему врага в лице родного брата или сестры, — хмыкнула Ада. — Я выхожу из игры. У меня нет сил разыгрывать партию за партией с тобой, Эдвард. Я поняла это, когда в моей жизни появилась Дафна. Она рассказала мне, показала, что помимо этого чёртвого бизнеса существует жизнь. Прекрасная жизнь. Когда вы начали встречаться, я подумала: «вау… я могу дать своему брату шанс. Я снова вижу в нём своего брата, а не человека, который играет со мной». И раз ты так хочешь стать единственным наследником, благодаря этому, — она поднимает папку на уровень своей груди. — Это произойдёт. Ты станешь одним, а я уйду. Раз и навсегда. Я больше не буду частью семьи. Я больше не буду его наследницей, и всё это будет твоим. Семейная идиллия. Всё, что мне нужно, чтобы отец подписал заявление о моём увольнении, и я уйду.

Эдвард смотрит на неё так долго, что она почти видит, как в его голове собирается весь этот пазл. Даже после того, что он сделал с Дафной, даже после того, что он делал для Энтони — отец никогда бы не сделал его наследником. В паре близнецов один всегда сильнее другого. Умнее, старательнее. Ада протягивает к брату папку с документами, и тот делает не решительный шаг вперёд. Один, второй. Кладёт пальцы на холодный пластик, пока его карие глаза растерянно следят за Адалин.

— Это правда? Всё, что ты говоришь. Это правда? — его голос тихий, почти жалостливый.

— Если бы ты не тронул Дафну, — таким же тихим шёпотом начала Адалин. — После вступления в наследство я хотела отдать тебе половину. Тогда я ещё думала, что ты мой брат. Но теперь у меня нет ни брата, ни отца. Просто дай мне уйти. Я не о чём большем прошу. Только о свободе.