— Я обязательно дам тебе время на детальный осмотр моих татуировок, но боюсь, что сейчас у меня совсем не осталось самообладания. Я даю тебе последний шанс остановить меня, потому что потом я не выпущу тебя из постели, даже если твой друг будет ломиться в дверь моей квартиры с блюстителями порядка, — Стрелецкий хитро сверкает глазами в полумраке спальни, опуская руки Адалин, пока она тихо смеётся.
— Я точно никуда не убегу.
Илья улыбается, склоняясь к ней, чтобы оставить быстрый поцелуй на её губах, опускаясь ими всё ниже и ниже, рукой следуя за губами нежными прикосновениями к коже живота и бёдер. Стрелецкому хватало опыта, чтобы понять, что Адалин была не просто невинна, но и травмирована историей с Дафной, поэтому ему действовать приходилось медленно, слишком много времени отдавая сладкой прелюдии. Его поцелуи надавили на внутреннюю часть бёдер, призывая слегка раздвинуть ноги. Илья полностью опустился на колени. Он чувствовал всем своим телом, что француженка практически задержала дыхание. Она не мешала ему, не сопротивлялась собственным желаниям — и это искренне восхищало Стрелецкого. Как она доверяла ему, как не боялась его и была полностью в его власти.
Первый поцелуй пришёлся в её живот, скользнувшись вниз, к лобку. Второй поцелуй позволил ему скользнуть языком меж половых губ, задевая клитор и вызывая у француженки неконтролируемую дрожь в коленках. Свободной рукой Стрелецкий обхватил её бёдра, слегка удерживая и поддаваясь при этом вперёд, чтобы ласки языка стали ощутимее первого раза. Чем больше ласк он дарит своей француженке, тем больше разгорается пламя в его груди. Откровенные провокационные движения его языка по половым губам от клитора до влагалища были сумасбродными и хаотичными. Он поддевал едва ощутимо самые чувствительные места, оглаживал их и сдавливал, наполняя Адалин сладостной дрожью.
Илья был терпеливым, неспешным. Ему нужно было, чтобы Адалин не просто доверяла ему — чтобы она расслабилась настолько, что первый опыт принесёт как можно больше приятного.
Ему так хочется, чтобы это никогда не закончилось. Не перешло дозволенной черты, оставаясь невинным в обрамлении сгущающегося вечера. Это было бы самым правильным поступком в его жизни: оставить девушку в покое, первому прийти к осознанию и сделаться серьёзнее, чем раньше. Но что-то всё-таки было в ней такое, что прикручивало нужный краник, притупляло мысли и делало его счастливым вопреки всем обстоятельствам. И дело было не только в красоте. Не только в юности её тела. Даже не в невинности, с какой она наблюдала за движениями его рук. Он и сам не понимал, почему он вёл себя с ней не так, как с остальными.
Просто она ему нравилась. Слишком сильно, чтобы отрицать это. Стрелецкий слегка потянул штаны вниз и с особенным облегчением выдохнул. Илье пришлось приподняться и отстраниться от тяжело дышащей Адалин, чтобы избавиться от лишней ткани и зажать в ладони презерватив. Теперь они оба были обнажены друг перед другом. Она почти ничего не делала. Обнимала его, целовала, подставляла бёдра изгибами в спине, а он наблюдал за ней, за её эмоциями, привыкший немного к иному.
К жадности, с какой девушки бросались на его тело. К вопиющей пошлости, с какой они стремились оставить свои метки на его спине, шее и плечах. Адалин была не такой. Но такая серьёзная разница между ними веяла пропастью, через которую Илья боялся не перепрыгнуть. Он закусил язык зубами, склоняясь к её лицу и проводя пальцами по очертаниям её овального лица. Француженка тянулась навстречу, целуя его незамедлительно, стоило ему только подумать об этом, и он улыбнулся этому сквозь поцелуй, возвращаясь к сводящим с ума прикосновениям. Ещё немного, чтобы сгладить затишье, в процессе которого он обнажался. Ласково, трепетно, свободной рукой касаясь собственного члена, чтобы убедиться, что его твёрдость достаточна для презерватива. Всё это так будоражило его. Изнутри проскальзывали порывы схватиться за её бёдра и сжать их в своих руках так крепко, как он делал это всегда.
Вместо этого он быстрым движением откусывает кусочек упаковки, сплёвывает её в сторону и ведёт языком от груди к пупку. От неё приятно пахнет. К ней приятно прикасаться. Оглаживать бёдра, едва касаясь пальцами клитора, заглядывать прямо в глаза в момент, когда ладонь сжимает грудь, такую аккуратную, удобную. Её тело такое, словно идеальное, потому что никаких минусов в ней он в упор не замечает. Сейчас это совершенно не имеет значения. Илья пристально смотрит вниз, какое-то время нетерпеливо ёрзая.
Потом наклоняется, чтобы мягко коснуться её губ своими губами в трепетном поцелуе.
— Вдохни поглубже, — он упирается лбом в её лоб, с теплом заглядывает в глаза, едва заметно надавливая корпусом, чтобы подмять её хрупкое тело под себя.
Одной из рук, которой он не упирается в простынь под ними, он подхватывает её запястье, уводя себе за спину и позволяя ей обнять его. Её руки тут же мягко обвивают его широкую спину. Дрожащие пальцы укладываются под лопатками, в трепете замирая. Илья медленно закрывает глаза, отдаваясь этому невероятному ощущению нежности, чтобы не позволить себе ни грубости, ни резкости, ни глупых слов. Едва заметно поправив член рукой, он мягко двигается бёдрами навстречу, проникая вовнутрь узкого влагалища и, вопреки её цепкой когтистой хватке, останавливается только тогда, когда входит полностью.
Стрелецкий замирает, шумно выдыхая от взрывающихся внутри чувств, подхватывает её дрожащие губы и целует с таким волнением, словно секундой назад он разбил её самую любимую чашку. Оказалось, что всё вот это в десятки тысяч раз лучше, чем яростное проникновение прямо до женской матки.
Илья целует её до тех пор, пока её дрожь не стихает от блаженства чувств. Только после этого он очень плавно начинает двигаться, опуская ладонь ниже, чтобы подхватить её ножку за бедро и подтянуть повыше. Первый, второй, третий толчок: все они ритмичные и очень плавные, выверенные и аккуратные. Чарли отрывается от её губ, чтобы нависнуть над ней темнеющим силуэтом. Рука упирается в кровать по правую сторону от её разгорячённого тела, а корпус плавно покачивается вперёд и назад, когда он на выдохе плавно проскальзывает всё глубже и глубже.
Француженка сводит его с ума. Своей сдержанностью, стонами, взглядом. Своим смущением, таким простым и милым на фоне сложившихся обстоятельств, что он не может держать себя в руках. Она извивается в его руках, способная только наслаждаться его жадностью к обладанием. Принимать на себя его пьянящие поцелуи и задыхаться в такт с его собственным сбивчивым дыханием. Стрелецкий наслаждался этим так неспешно, словно впереди у них всё время мира. Он трогает её, не находя в себе сил, чтобы хоть на секунду оторваться.
Никогда ещё он не был так чуток к женщине, лежащей под ним нагой. Илья кусает губы, сжимает пальцами простынку под своей рукой, держащей на себе вес его изогнутого тела. Он с жадностью изучает тело француженки, прежде чем склониться к ней и позволить обхватить себя за шею. Такая маленькая, хрупкая, её невозможно было любить иначе, грубо и по-звериному вколачивая свою силу. Возможно, в следующий раз он не сможет вот так сдержаться. Не сможет быть таким нежным, терпеливым и ласковым. Его требовательность будет расти, и только сейчас он понимал это, замирая в движении, чтобы её спина изогнулась в пояснице от оргазма. Мягким прикосновением губ он коснулся дрожащей шеи, оставляя там гроздь горячих поцелуев, в немом ожидании, пока она ослабит хватку и рухнет на перину.
Когда резко нахлынувшая нежность отступила на второй план, Илья почти сразу улавливает копошение ключа в замочной скважине, и тихо ругается.
— Чёрт возьми, — тихо шепчет он, оборачиваясь на прикрытую дверь своей спальни. — Я забыл о том, что Аня ушла к Марго. Боюсь, что теперь оправдание в стиле «она просто пекла круассаны» не сработает.
Адалин тихо хохотнула, чуть запрокинув голову назад, пока Илья спешно поднялся на ноги, захлопывая дверь спальни и принимаясь приводить себя в порядок и подбирать вместе со своими, ещё и вещи Ады, чтобы положить их рядом с ней, пока она тихо смеялась, натягивая на себя одежду.
