Парень встает с кровати, подходит ко мне. Прикладывает ладонь к моему лбу.

– Принести воды? Или чего-нибудь еще?

Неловко прошу воды. Он отдал мне свою кровь? Мы ведь даже не знакомы ладом. Леша помогает мне выпить, потому что сесть я не смогла. В животе и ниже появилось чувство стянутости, а в голове странный, пьянящий туман. Наверное, так проявляется наркоз.

– Как чувствуешь себя? Позвать врача?

Прошу не звать никого. Леша рассказал, что Миша ждет у палаты. Не хочу его видеть. Его друг остается со мной, ведь если он выйдет, Миша поймет, что я пришла в себя.

– Если хочешь поделиться произошедшим, я готов выслушать, – спокойно предлагает парень, – и оставить все между нами.

– Не о чем рассказывать. Мне стало плохо.

Как можно рассказать малознакомому человеку об этом кошмаре?

– Тебе наложили несколько швов, – сообщает друг моего мужа, – около месяца сидеть не сможешь. Так что если захочешь подняться, попроси, я помогу.

– Откуда ты знаешь?

– Я был тут, когда тебя оперировали.

Молчу. Нет, я не стану плакать, хоть и хочется. Наплакалась уже. Слезами горю не поможешь, что и стало ясно, когда Миша наплевал на мои слезы и просьбы.

Леша дает мне еще стакан с водой и пару таблеток. Доктор оставил их для меня. Выпиваю. Скоро анестезия начнет отступать, а я не хочу снова чувствовать боль.

– Рит, если тебе понадобится помощь, ты можешь обратиться ко мне.

Киваю. Леша ложится обратно на свою кровать и закрывает глаза. Я делаю тоже самое. Не стану я обращаться за помощью к друзьям Коршуна. Все они одного поля ягоды. Избалованные золотыми люльками богатеи, считающие, что могут позволить себе творить что угодно. Притворяются весельчаками и добряками, пока рассекают бассейны с морской водой, а как только что-то не по ним, показывают свою силу. Еще бы, такие люди знают о своей безнаказанности. Разве я пойду писать заявление на своего мужа? Что я в нем напишу? Что муж изнасиловал меня в первую брачную ночь? Смешно! Да и кто даст ход заявлению на сына генерала армии?

Ладно, хватит жалеть себя. Пусть сделанное останется на совести моего горе-мужа. А мне надо как-то выбраться из больницы, не собираюсь ждать появления Коршуна в палате. А ну как потащит меня снова в кровать. А что, зашили ведь уже, я снова готова к тестированию. Наивная идиотка! Поверила, что действительно нравлюсь ему. А ему и надо то было всего наговорить мне красивых слов, одарить подарками, и я купилась. А он получил, что хотел. И желание отца выполнил – женился на мне, и похоть свою удовлетворил. А ведь мне и в правду показалось, что он хороший человек.

Жаль, что моего мобильного тут нет. А номеров Хомяковой и Дениса я наизусть не помню. Они могли бы приехать и забрать меня. Ищу глазами свои вещи, помню, как Миша натягивал на меня одежду, причиняя новую боль каждым прикосновением. Да, брюки и свитер валяются на подоконнике. Холодные, наверное. В окно бьет свет фонаря, значит, палата на первом этаже. Рама пластиковая, не вижу решеток. Я смогу выпрыгнуть в окно, поймаю такси, доеду до дачи, заберу свои вещи и уеду к Хомяковой. Жаль, что обуви нет, но… наплевать, я хочу убежать из этого места.

– Леш, – зову Мишиного друга, тот открывает глаза, – ты не принесешь мне чего-нибудь поесть?

– Без проблем.

Парень бодро соскакивает с кровати, надевает рубашку, в которой был на свадьбе, и выходит из палаты. Аккуратно перекатываюсь, поднимаюсь, превозмогая ноющую боль. Это еще наркоз не отошел, а что будет, когда лекарство перестанет действовать? Надеть брюки получается с трудом. Свитер легче, ведь мне не нужно нагибаться. Залажу на подоконник, пуская от боли слезу, открываю окно…

– Рита, не стоит этого делать.

Оборачиваюсь. Леша прикрывает за собой дверь, оставляет поднос с едой на тумбочке и направляется ко мне. Я хочу спрыгнуть, но не успеваю. Парень хватает меня подмышками и ставит на пол.

– Слушай, – закрывает окно, – тебе нельзя сейчас вставать. Кровотечение может начаться снова. Пожалей мою кровь, – на его лице проступает улыбка, и я только сейчас замечаю, как похож на пупса этот парень. – Я не смогу сдавать ее для тебя вечно. Давай сейчас ты поешь, – он ведет меня к тумбе, где оставил еду, – только теперь придется стоя.

– Я хочу уехать, – тихо говорю я.

– Я понимаю. Но ты только что пережила операцию, Рита. Тебе нужен постельный режим. Швы необходимо осматривать ежедневно. Неужели ты думаешь, я отпущу тебя?

– Я не хочу его видеть.

– Я тоже. Но придется. Давай так, ты поешь, переоденешься, и я помогу тебе лечь обратно. Когда Мишка придет в себя, я не оставлю тебя с ним одну, буду тут. Скоро мне нужно уезжать, но я попрошу Тину побыть рядом. Или позвоню Женьке, – откуда у него номер Хомяковой? – Тут еще Романов. Мы не оставим тебя с Коршуном наедине, пока тебя не выпишут. А потом мы просто увезем тебя, куда скажешь, если ты решишь не возвращаться к нему.

– Вы действительно можете сделать это? – я не верю.

– Это не составит труда, – парень снова улыбается, размешивает масло в рисовой каше и протягивает мне ложку. – Много не ешь, нельзя, чтобы швы лопнули.

Леша отворачивается, когда я переодеваюсь обратно в больничную робу. Помогает мне улечься на кровать. И я засыпаю под его мягкий голос "Я уверен, Мишель не хотел причинить тебе боль, он никогда не стал бы делать это сознательно…"

***

Вырубился. Нажрался и вырубился. Прямо тут, на диване у дверей палаты. Натворил делов и ушел в забытье. А Романов рядом сидит, как стеклышко, хотя пили наравне.

– Риту прооперировали. Она спит, – сообщает друг. – Леха следит за ней. Ему тоже надо отлежаться, из него порядком крови выкачали.

Черт! Кобарю же скоро на службу. Его в Крым отправляют в связи с произошедшими там событиями.

Приоткрываю дверь палаты. Малышка спит. Одеяло съехало, приоткрыв белую больничную робу. Не могу смотреть на ее бледное лицо. Вхожу в палату. Леха прикладывает палец к губам, предлагая мне помалкивать. Я всего лишь хочу поправить одеяло на пухляше. Она ненавидит спать не укрытая. Я знаю это. В детском доме часто не было отопления, и ей нравится, когда одеялом укутано все ее тело. Аккуратно приподнимаю одеяло до подбородка, убираю прядь волос, открывая высокий гладкий лоб. Какая же она хорошенькая. Мне хочется дотронуться до нее еще раз, но я одергиваю руку. Я не имею права прикасаться к ней. И я не понимаю, что мне делать дальше. Как вернуть то, что я выстраивал так долго?

Чувство тепла и нежности прокатывается по телу, смешиваясь со скорбью. Всю жизнь ненавидел таких мужиков, каким стал сам. Не понимал, как можно так поступить с девушкой, и не понимаю, как все это произошло. Причинить боль такой маленькой, светлой, невинной… Смотрю на жену и…

А жена ли теперь? Наврятли. Не моя больше.

– Она…

– Не хочу с тобой разговаривать, – сухим шепотом отвечает Леха.

Я хотел спросить, говорила ли она что-нибудь. Как она чувствует себя. Не было ли больше кровотечения. Киваю. Я понимаю его.

Покидаю палату. Юран разговаривает с Самуилычем. Опасности нет. Рита будет в порядке. Кровотечение не должно возобновиться. Будут небольшие кровоподтеки, но это не опасно. Важные органы не задеты. Контакт был грубым и резким, положение бедер для первого проникновения выбрано неверно, отчего и произошел разрыв влагалища. "Аккуратнее надо быть, молодой человек, тем более в первый раз" – устало произносит доктор. Восемь швов. Прооперированное место необходимо обрабатывать, так что ей лучше полежать в больнице еще пару недель. Месяц она не сможет сидеть. Сексуальные контакты исключить. Это и так понятно. Честно говоря, мыслил о сексе ушли из моей головы в тот самый момент, когда красная лужица растеклась под ней. Самуилыч протягивает мне список лекарств для жены. Твердым голосом дает рекомендации по питанию и оставляет нас. Утром у него операция, ему необходимо выспаться. В больнице остались медсестры, которые проследят за комфортом моей жены.