Наши с Мишей отношения изменились. Он фактически не дает мне прохода. И это лестно. Но вот как реагировать на него я до сих пор не поняла. Он слишком напорист. И хоть на моем пальце его кольцо, и мы, вроде как пара, я все никак не могу устаканить эту мысль в голове. Не поторопилась ли я с принятием решения?

С другой стороны я уже привыкла к мысли, что этот парень с телом аполлона станет моим мужем, и мне до безумия нравятся его прикосновения, о которых мое тело мечтает, не считаясь с головой.

– Ну, что учим?

Дверь моей комнаты распахивается. На пороге появляется внушительная фигура моего жениха. Вздыхаю, понимая, что отвадить его сегодня не удастся, тем более, он, похоже, полон сил и разминает руки, словно я собираюсь учиться какому-то ремеслу.

– Не учим, – улыбаюсь, решая, что долго Коршун все равно не выдержит, – а читаем "Палату №6".

– Что? – Миша валится в кресло рядом с моим столом и вытягивает длинные ноги так, что они касаются моих, но я не двигаюсь, ведь от этого прикосновения вверх устремляются сотни мурашек. – Почему ты проходишь это на первом курсе? – стонет он. – В школе что ли не читала? У вас же была школа в детском доме?

– Миша, какая школа в детском доме? – округляю глаза, смотря на него как на придурка. – Нас научили только писать и читать, на этом образование закончилось!

– Охренееть! – протягивает парень серьезно. – А как ты в универ поступила?

– Ты совсем что ли не умный? – ору я. – Естественно у нас была школа! Чем мы от других отличаемся? Мне надо освежить знания, чтобы написать психологический анализ героев к семинару! Я читала миллион лет назад Чехова!

Миша откидывается на спинку кресла и заливается смехом.

– Да я понял, пухляш, – он одним быстрым движением снимает через голову светло-синий свитер, оголяя на секунду темную волосяную дорожку, возбуждающе уходящую вниз по загорелому торсу, поправляет номерной воинский брелок и белую майку, чуть подергивает плечами и с мальчишеской улыбкой смотрит на меня. – Но я ценю твою попытку ввести меня в заблуждение. Не такой уж я тупой, как ты обо мне думаешь. Давай, читай вслух свою палату.

– Не буду я вслух читать!

– Тогда я почитаю, – парень резво вскакивает с кресла, снимает массивные часы, и пока кладет их на стол, останавливает взгляд на мне. – Если, конечно, ты не решила провести время с большим весельем и сходить со мной куда-нибудь.

Ждет ответа все с такой же улыбкой, но я мотаю головой, и он берет книгу со стола, валится на мою кровать, подбивает подушку под головой, удобно устраиваясь. Хлопает на место рядом с собой, с хитрым прищуром проходит языком по уголкам губ "Иди сюда, невестушка, сейчас я научу тебя анализировать все, что угодно".

– Спасибо, я тут посижу.

Вот он вроде про анализ книги говорит, а кажется, что книги этот анализ совсем не коснется. Иногда мне кажется, что бы ни происходило вокруг, мысли Миши сосредоточены только на наслаждениях, преимущественно телесных.

– Как хочешь, но психологи доказали, что литературные чтения проходят с большим результатом в лежачем положении.

– Ты только что это сам придумал, – смеюсь, он снова говорит глупости.

– Не проверишь, не узнаешь. Итак, "В больничном дворе стоит небольшой флигель, окруженный целым лесом репейника", – начинает он чтение. – Я, кстати, однажды так в тот репейник залетел, пришлось волосы остригать, я очень расстроился и испугался, когда себя почти лысым увидел… еще парни ржали, негодяи…

И слушать его невозможно! Миша не просто читает, но комментирует каждое предложение и каждого персонажа. Иван Громов страдает манией преследования, как и Романов, у которого по всему дому камеры натыканы. Никиту, следящего за больными и вечно обижающего их, они могли уже втихушку так отоварить, что ему самому уход бы потребовался. Андрею Ефимычу, для такой работенки, не хватает чувства юмора. И вообще, лучше бы мы почитали "Тихий Дон", там присутствуют интимные сцены, ему нравится Аксинья и непонятные смешные словечки и теперь он, Мишель, будет "гутарить", вместо того, чтобы "говорить".

Боже! Этот человек никогда не станет взрослым…

Но он все же продолжает читать, и где-то на середине повести, поддавшись желанию смены позы, я перебираюсь на кровать и устраиваюсь рядом с Мишей, мысленно умоляя его никак не реагировать на это мое передвижение. То ли увлекшись обсуждением героев, то ли уловив мой смущенный взгляд, Миша не останавливает чтения. Зато просовывает руку под моей головой, приминая меня поближе к себе. И сопротивляться ему мне не хочется. Губы дергаются в улыбке, которую я пытаюсь скрыть, надеясь, что он не увидит, вдыхаю поглубже его запах, терпкий, отдающий чем-то свежим, заставляющий млеть, и закрываю на секунду глаза.

***

Ну вот чем я занимаюсь? Читаю Чехова. Вслух. Нафига? Докатился, блин, в школе нифига не читал, в академии тоже, а теперь вот… С другой стороны, мне самому интересно, чем там дело кончится, в палате. И Рита рядом. Хорошенькая, румяная и веселая, уселась на стуле, подсунув одну ногу под замечательную попку, теребит серую штанину, вытягивая ее и скручивая в жгут. Все похихикивает над каждым моим словом, провоцируя болтать дальше. А потом вообще ложится рядом, пробуждая внутри меня бурю неведомых ранее эмоций. Живот сжимается в узел от ее добровольного приближения, и мне приходится сделать над собой усилие, чтобы продолжить чтение и никак не выдать разгоревшееся желание. Прижимаю ее к себе, пусть привыкает. Скоро она станет моей женой и от этой мысли мне хочется подпрыгнуть и заорать что-нибудь из репертуара Шнура. Но я лишь делаю глубокий вдох, откашливаюсь и читаю дальше.

Замолкаю, когда дыхание Риты становится ровным и глубоким. Девчушка спит. Максимально тихо откладываю книгу, хочется дотронуться, но я не решаюсь спугнуть ее сон, даже не двигаю рукой, на которой покоится круглая головка. Разглядываю ее некоторое время и сам закрываю глаза. Раздумываю о правильности принятого решения насчет свадьбы. Девчушка действительно слишком неопытна, чтобы лишать ее всех прелестей юности. С другой стороны, я же не собираюсь запрещать ей что-то. Не стану противодействовать университетским вечеринкам, походам в клубы и посиделкам с друзьями. Я не имею права этого делать, ведь сам я насладился всем сполна. Я позволю делать все, что ей захочется, с внесением небольших корректировок в ее планы. Рита умная девочка и прекрасно понимает, что за определенные рамки выходить не стоит. Я не сомневаюсь в том, что она будет верной женой, а это самое для меня важное.

– Вот же.., – слышу шепот рядом с собой, – тяжелый какой, – она пытается скинуть обвившую ее руку. – В первую брачную ночь он меня раздавит…

Мне приходится сделать усилие, чтобы не заржать. Открываю резко глаза, хочу увидеть ее стыдливое личико.

– И часто ты об этом думаешь?

Вот теперь можно и посмеяться над тем, как наливаются щечки-яблочки, а стыдливая краснота разносится по шее вниз, к великолепному декольте. Спасибо треугольному вырезу ее черной футболки, так удачно съехавшему набок и глубоко вниз, за открывшийся мне вид.

– Прости, я думала, ты спишь.

Пытается скинуть с себя мою руку, но я напрягаю ее, придвигая пухляша так близко, что ее лицо оказывается рядом.

– Не вырывайся, полежи так еще немного. Обещаю, я не раздавлю тебя, ни сейчас, ни в первую брачную ночь. Я давно научился управлять всей этой мощью, – хлопаю себя по груди. – Да не такой уж я и огромный.

Провожу кончиком языка между липкими от сна губами, наблюдая, как бегают от неловкости ореховые глазки. Любуюсь ей, пока она не дергается снова.

– Ш-ш, попросил же, не вырывайся. Я имею право немного почувствовать тебя. У меня, знаешь, есть потребности, удовлетворения которых я лишен. Если так пойдет дальше, к нашей первой ночи я забуду, как членом пользоваться. Ты меня вряд ли научить обратно сможешь. Так что тебе не понравится, и у меня упадет самооценка, – привычно болтаю чепуху, наслаждаясь хихиканьем невесты, – и вот тогда мне ничего не останется, только как раздавить тебя, чтобы ты не разнесла по миру весть о моем позоре.