Разворачиваюсь, и, набрав побольше воздуха в легкие, бегу от него в направлении дома. Заставляю себя делать шаг за шагом, стараясь не обращать внимания на боль в ногах. Теперь я буду выходить на пробежку, только уверившись в отсутствии этого человека поблизости. Хотя бегать, когда над твоим ухом жужжит его басистый голос определенно, куда веселее, чем мои обычные пробежки.

– Пухляш, хорош вечно сваливать! Что за тупая привычка? – доносится до меня.

Ну вот, теперь и не веселее вовсе. Хорошо, что гигант не побежал за мной.

***

Я раздражен. Все было так круто. Она на сто процентов была рада моему возвращению. Это и идиот бы заметил. А я очень умный, так что сразу понял это, как только пухленькое тельце повернулось в мою сторону. И потом этот поцелуй. Несмелый, какой-то пробный, но возбудивший во мне целую бурю. Еле заставил себя опустить ее на землю, чтобы не спугнуть снова.

И вот теперь она сваливает. Да сколько это еще будет продолжаться? Оставила меня одного в лесу. И Леха, предатель, за ней удрал. Мне не привыкать бегать одному, я делаю это каждое утро, иногда и по вечерам. Но с ней веселее.

– Олег, апорт!

Кидаю валяющуюся под ногами палку подальше, давая команду собаке и тут же срываюсь с места, драпая за ней, наперегонки с хвостатой. Даю ей меня обогнать, поднять палку и хвалю, ероша холку.

Когда возвращаюсь домой малышка уже в гараже. Как раз садится в свой новенький серебристый БМВ Х5, который пригнали, пока меня не было. Я заказал тачку той ночью, когда ее корыто встало на ночной трассе и перестало подавать признаки жизни. Мне показалось, эта машина подойдет ей. Нагло открываю водительскую дверь.

– Пообедаем вместе?

Улыбаюсь, как ни в чем не бывало. А что мне? Подумаешь, свалила из леса, я не из обидчивых. Тем более за три командировочные недели, пока я думал о ней, она стала мне так близка, что я уже не представляю без нее и дня.

– Миша, – выдыхает воздух, цепляя на лицо надоевшее выражение, при этом лемурьи глаза становятся шире, – я обедаю с девчонками из группы.

– Я вам не помешаю.

– Мииш…

– Это не вопрос, малышка, – щелкаю ее по носу, который она тут же прячет ладонью, – я приеду к универу на обед.

Не хочу ссориться. Но не собираюсь больше терпеть ее вечные отговорки. То она бежит к бабе Кате, то в универ, то на работу. Не погибнет, если найдет время для меня в своем плотном графике. Иногда мне кажется, она занята больше, чем Романов, на плечи которого свалилась одна из самых дорогих нефтегазовых корпораций мира. А так быть не должно.

– Хорошо, – согласно кивает.

Смеюсь, ведь в этот момент на ее лице страдальческое выражение. Как будто я сказал, что отрублю ей руку.

– А теперь выйди, дай мне посмотреть на тебя и заодно попрощаться.

– К чему это?

– К тому, что я не видел тебя три недели и соскучился.

– Правда?

Вот, на круглом личике появляется несмелая улыбочка. Опущенные природой уголки губ поднимаются, а за ними и розовеющие щечки. Видимо правы психологи – улыбка порождает улыбку. Надо быть с ней максимально милым.

Выходит из тачки. Наконец могу разглядеть ее новый образ. Тина отчиталась мне за шопинг, на который было потрачено немало средств. Я сам перевел деньги подруге, так как Рита наотрез отказалась тратить средства, перечисленные ей мной и отцом. Надо купить Тине что-нибудь в подарок за этот вид. Рита выглядит шикарно. Из под длинной бежевой юбки выглядывают острые носики замшевых ботильонов на каблуке. На моей невесте потрясная короткая чернобурка, на которой я настаивал, когда Тина скинула мне несколько вариантов шуб, а горло повязано красным клетчатым платком.

– Я уже говорил, что ты хорошенькая, пухляш?

Касаюсь маленьких пухлых губок своими, наслаждаясь ароматом свежей вишни, исходящим от нее. Мои пальцы смыкаются на затылке, чуть выше которого волосы прибраны в замысловатый пучок. Играюсь с ее губами, кайфуя от того, что девчушка больше не вырывается, хоть стоит и смирно. Ничего, скоро сама просить будет, а я еще подумаю, удовлетворять ли ее просьбы.

– Что смешного?

Вот блин, нафига заржал?

– Ничего, малышка, – еще одно касание губ, которое слишком необходимо мне, чтобы я мог отказать себе в нем. – Я рад, что пухан остался в прошлом.

– Какой же ты поверхностный, – вздыхает пухляш. – Ну все, мне пора.

Пухлая ручка легко отталкивает меня, я не противлюсь. Тельце скрывается в БВМ и скоро машина выезжает из гаража, оставляя меня в одиночестве.

А что я делаю, когда остаюсь один? Правильно – думаю. А это еще никогда не приводило ни к чему хорошему.

Звоню Тохе, он говорил, его жена хочет сменить фитнес центр. Набираю еще нескольких парней из отряда. Их женам тоже не помешает позаниматься. Да и самим моим сослуживцам тренировки необходимы каждый день. Поглядим, как отнесется малышка к увеличению потока посетителей.

Завтракаю с отцом. Поедаем приготовленные моей кудесницей-невестой блинчики с мясом. Чувствую вину за жирную каплю на льняной скатерти. Отец посыпает ее солью – типа она должна впитать жир и пятну не бывать. Что-то мало верится. Но если получится, я буду верить в чудеса. Не хочется огорчать пухляша, она так старается превратить наше с отцом холостяцкое убежище в уютный дом. Мне вот и самому нравится, что на кухне скатерти, салфетки и все дела. Сверкает все, типа как в нормальных домах, где люди живут, а не приезжают переночевать, как мы. Мне даже стало нравиться бывать тут. Товарищу генералу, кажется, тоже, потому как он не торопится заканчивать завтрак. Вторую кружку кофе варит.

– Я сегодня улетаю на недельку на нашу дачу в Сочи, – сообщает отец, хватая третий блин.

– Что-то частенько ты туда наведываться стал.

И правда, я сначала предположил, что он по служебной деятельности пропадает, а теперь вот думаю, что службой тут и не пахнет. Что зимой делать в Сочи? Море холодное. Да и дача вечно пустует, не обжита совсем. Чтобы провести там недельку, надо сначала недельку потратить на то, чтобы прибраться там. Мудрит что-то старый.

– Отдохнуть никогда не помешает, сын. Воздух там, опять же, чистый, санатории всякие. Я в молодости каждый отпуск ездил. Здоровье поправить.

– А что, ты заболел?

Болезнь никогда не ассоциировалась у меня с отцом. Он здоровый мужик. С другой стороны он уж не молод. А если у него проблемы со здоровьем? В животе начинает сосать. Это так проявляются переживания и забота о близких? Круто, значит, я заботливый и переживательный.

– Сын, поправлять здоровье надо до того, как болезнь пробралась в организм. Потом поздно бывает. И вообще, что за вопросы? Я что, не имею права съездить на собственную дачу?

– Имеешь-имеешь, товарищ генерал, – смеюсь.

– И я рассчитываю, что ты не доставишь Рите неудобств, – старик строго смотрит, поправляет седые волосы, откашливается.

– Да какие неудобства? Мы подружились, – сообщаю ему. – Скоро будешь внуков нянчить.

– Только после свадьбы, понял?

Теперь угрожает. А что угрожать то?

– Да я понял, – веселят они меня, – доступ к телу после штампа. Средневековье какое-то. А вообще, мир слишком долго шел к раскрепощению нравов, чтобы теперь возвращаться обратно к обычаям древних людей. Может, вы еще все соберетесь в первую брачную ночь для фиксации всего действия? Интересно, как отреагирует на это пухляш? Вот уж не думаю, что она будет комфортно себя чувствовать. Мне то плевать, – размахиваю руками, рассуждая, вытягиваю ноги, чтобы было удобнее, – можете даже зафотать все это. Я шикарно получусь на снимках. Но…

– Сын, думай молча свои мысли, – обреченно произносит генерал, – миру не обязательно знать о каше в твоей голове. И подстригись, наконец, мне надоело выслушивать жалобы на твою шевелюру каждый раз, когда полковник Астахов приезжает в штаб. Не понимаю, как ты вырос таким?

– Каким? Да я отеческая радость, – широко улыбаюсь отцу. – Давай, скажи, кто тут твой любимчик?

– Убери руку! – сурово горланит папа, отмахиваясь. – И пошел вон с кухни!