27 августа Людовик XIV вызвал де Поншартрена[156] и сказал ему: «Как только я умру, вы тотчас пошлете королевскую грамоту с приказом отнести мое сердце в церковь иезуитов и поместить его там таким же образом, как и сердце моего покойного отца. И я не хочу, чтобы на это было истрачено денег больше, чем тогда». Данжо говорил, что приказ отдавался таким спокойным тоном, будто Людовик распоряжался построить какой-нибудь новый фонтан в Версале.

На следующее утро король, проснувшись, увидел у своей постели плачущих слуг. Он обратился к ним: «Почему вы плачете? Вы думали, что я бессмертен? Я так о себе никогда не думал, и вы должны были давно уже быть готовы меня потерять, учитывая мой возраст». Гангрена значительно продвинулась, и король, «хотя и находился в полусознательном состоянии, заявил, что он улетучивается».

К 31 августа проблески сознания у короля наступали все реже и реже. В половине одиннадцатого вечера в королевской спальне прочитали молитвы на исход души. Моление произвело удивительный эффект. Данжо говорит: «Голоса священников, читающих молитвы, привели в действие механическое сознание короля, который во время чтения этих молитв стал произносить громче, чем они, “Богородица Дева, радуйся” и “Символ веры”, и это несколько раз подряд, но явно бессознательно, благодаря привычке, которую имел король их произносить».

Король скончался утром 1 сентября. Данжо сказал: «Он отдал Богу душу без малейшего усилия, как свеча, которая погасает».

В реестре могил версальского прихода Божией Матери свидетельство о смерти монарха появилось с шестинедельным опозданием. Никто и не подумал выделить Королю-Солнцу отдельную страницу. Реестр наглядно показал равенство всех перед лицом смерти.

Имя Людовика XIV находится в окружении имен его слуг: прачки из королевского дома, дочери повара первого шталмейстера, сына форейтора принца де Рогана… Вскоре во Франции все чаще стала произноситься фраза: «Ах, если бы король знал!» Она оправдалась полностью. Людовик Великий оказался незаменимым. Его преемники, Людовик XV и Людовик XVI, оказались простыми хранителями безжизненного музея, где никогда не смогли ни отреставрировать старые картины, ни поменять местами художественные экспонаты, ни обогатить коллекцию удачными приобретениями. Все это в полной мере касается и столь любимого Королем-Солнцем Версаля.

Этим правителем восхищались даже те люди, которые не разделяли его убеждений. Лейбниц[157], немец и протестант, назвал Людовика XIV одним из самых великих королей, которые когда-либо были на свете. Для потомков имя Короля-Солнца навсегда останется неразрывно слитым с Версалем, и каждый раз, глядя на дворец, на сады и парки, на фонтаны и боскеты Версаля, мы будем видеть образ мудрого и великого правителя.

Версаль при Людовике XIII был простым каменным замком в несколько комнат; при его сыне он превратился в гигантский дворец – резиденцию-символ власти сильного государя.

Этот величественный комплекс строился в период с 1666 по 1680 год. Версальский ансамбль – в высшей степени характерное и яркое произведение французского классицизма XVII века.

Но прежде всего Версаль – это демонстрация великих хозяйственных достижений Франции в годы правления первых Бурбонов. Так, например, Зеркальная галерея была не только выражением исканий новых пространственных и световых эффектов, она стала возможна только благодаря достижениям французской стекольной промышленности, ее первых побед над Венецией.

Три версальских проспекта – это не только завершение дворцовой перспективы, но и памятник дорожного строительства, которое много позже прославленный Вольтер сравнивал с знаменитыми дорогами Древнего Рима. Наконец, фонтаны и бассейны версальского парка также следует признать несомненным техническим достижением.

Провозглашение Версаля королевской резиденцией не было простым королевским капризом. В это время личная вражда Людовика с остатками феодальной Фронды совпадала с государственной необходимостью создания нового центра, нового стиля жизни, нового искусства как выражения победы над сепаратизмом феодальной аристократии.

Эту идею и должен был выразить Версаль. Запечатлеть в архитектурных образах мощь французской государственности – такова одна из главных общественно-политических задач, поставленных перед строителями Версальского дворца и парка. Идея единства, идея порядка, идея системы – вот что противопоставлял Людовик XIV раздробленности, к которой стремилась феодальная знать. В формах искусства это означало чувство меры, тектоническую ясность, представительность, преодоление интимности, присущей французскому зодчеству XVI – начала XVII столетия.

Искусство Версаля является воплощением законченного и последовательного мировоззрения классической эпохи французской государственности. Характер Версальского комплекса, безусловно, можно назвать барочным, но дух барокко выражается скорее всего именно в пространственном размахе, а не в декоре или формах чисто архитектурного стиля. В то же время искусство чистого барокко никогда не могло устоять перед искушением сказать больше того, что можно сказать средствами искусства. Если же говорить о рококо, то оно окончательно утратило чувство художественной правды, подменяя его просто украшательством.

Архитектура Версаля очень далека от крайностей как барокко, так и рококо. Создавая дворец, архитекторы разделили огромную массу здания, подчеркнув боковые крылья, выразив таким образом торжественность и представительность. В средней части центральный ярус подчеркивается рядом ионических колонн, на которых основан антаблемент[158], увенчанный статуями. В боковых крыльях можно наблюдать аналогичную схему построения.

Если использовать метод чистого комбинирования различных ренессансных форм, то ни за что не удалось бы преодолеть монотонность растянутого фасада. Но изящества архитектурной пластики и выразительности удалось достигнуть за счет включения статуй, декоративных урн и трофеев. Интересно, что именно в подобных строениях с максимальной силой проявила себя функция барочных форм.

Версальский стиль задал тон искусству всей Европы. Каждый князь в Германии желал иметь свой маленький Версаль. Дворцы в это время мыслились не просто как строения, но как особое пространство, где своими согласованными действиями архитекторы, скульпторы и живописцы творили небывалый фантастический мир. Природные ландшафты планировались наподобие сценических декораций. Дикая природа преображалась в парки. Никогда еще в истории художники так смело не планировали окружающую среду по своему усмотрению. Им была предоставлена исключительная возможность воплощать свои самые изощренные фантазии в камне. Конечно, на претворение в жизнь грез порой не хватало материальных средств, но все же самые смелые и эксцентричные проекты нашли выражение и навсегда изменили облик многих европейских городов. В частности, таким смелым проектом явились и версальские постройки.