На самом деле все гораздо проще. Известно, что Король-Солнце специальным эдиктом запретил дуэли. Этот эдикт предусматривал за такое правонарушение очень суровое наказание. Людовик не поощрял и супружескую неверность. Он распорядился, чтобы количество даже самых мелких представлений было сведено к минимуму. Соответственно, оставалось не так уж много возможностей привлечь знать ко двору и при этом держать ее подальше от заговоров и интриг. Знати просто необходимо было позволить и даже самому предложить не очень аморальное развлечение, которое не только не надоедало, но даже захватывало.

В 1675 году весь Версаль был повально увлечен карточной игрой, которую называли «ока». Во всяком случае за утро на игорном столе можно было распрощаться с 5000 пистолей.

1678 год отмечен тем, что в моде была другая игра – под названием «бассет». Здесь игроки могли проиграть за вечер 100 000 пистолей. Поразмыслив, король решил такое развлечение запретить.

С 1693 года в подражание Парижу двор всерьез увлекся игрой в «ландскнехт».

В этих играх есть нечто общее. Это – простота. Буквально все в них зависит от чистого везения. Но сорвать приличный выигрыш можно только в том случае, если ставки достаточно высоки. Эти игры захватили не только двор – играло все королевство. То Париж следовал за двором, то двор перенимал парижскую моду, а провинция такую моду усваивала и продолжала.

Когда речь заходит о денежных средствах, израсходованных на версальских стройках, принято верить расхожей формулировке школьных учебников: «Людовик XIV тратил, не считая, деньги своих подданных для удовлетворения своей гордости; его двор и дворцы, которые он построил, особенно Версальский дворец, стоили огромных сумм, к которым еще нужно присовокупить суммы, потраченные на войны».

Данная цитата представляется достаточно спорной. Принять можно только последнее, ибо это – правда. На самом деле война, а значит, армия, флот и стратегические укрепления защищают королевство, но значительно истощают государственный бюджет.

Так, в 1683 году военные траты составили почти 57 процентов от общего числа всех расходов. Однако кто настолько самонадеян, что сможет утверждать, будто эти расходы были не нужны и являлись политической ошибкой? Обратимся к другим расходам указанного года. В 1683 году скончался Кольбер. В это время на строительные работы, в которых король был заинтересован, а заодно на министерство культуры и изобразительных искусств приходилось всего-навсего около 7 процентов от всех государственных трат, иными словами 7 222 000 франков. Если же говорить о Версале, то он не получил даже половины этой суммы. Дворец, парк, а также служебные дворцовые пристройки стоили королю в 1683 году 1 855 000 ливров. Даже в том случае, если мы решим прибавить к этому еще 846 000 франков, что были истрачены на машинное оборудование в Марли, то в результате получим сумму в 2 701 000 франков. А ведь версальское строительство тогда находилось в самом разгаре. Оно составляло чуть более 2 процентов от совокупных национальных трат, то есть третью часть годового бюджета, который отпускался на строительство военных укреплений.

Версаль можно назвать, в полном значении этого слова, стройкой мирного времени. Ведь строительные работы начинали оживляться и наиболее крупные финансовые вложения происходили как раз в то время, когда заключался мир.

Вспомним, что в южной части Зеркальной галереи находится салон Мира. Он являет собой символ, которым никак нельзя пренебречь. Сравним некоторые цифры. Во время Деволюционной войны[103] Версаль обошелся государству за два года в 536 000 франков. Едва наступил мир, как сразу же возросли и расходы на строительство. В 1671 году Версаль стоил 676 000 франков. За пять военных лет, с 1673 по 1677 год включительно, сумма, потраченная на версальские стройки, составила 4 066 000 ливров. Едва был заключен Нимвегенский мир[104], как монарх уже не видел резона экономить. В 1679 году версальские траты поднимаются до 4 886 000 франков, а в 1680 году достигают 5 641 000 франков. С началом Пфальцской войны[105] остановились главные стройки. В документах строительного министерства можно увидеть отчет о суммах, потраченных на Версаль (без учета подвода воды): в 1685 году – 6 104 000, в 1686 году – 2 520 000, в 1687 году – 2 935 000. Подготовка к войне идет полным ходом, а потому затраты резко снижаются в 1688 году: 1 976 000 ливров. А далее, за целых девять лет, с 1689 по 1697 год включительно, Версаль стоил Франции только 2 145 000 ливров.

Исходя из этих неоспоримых исторических фактов, можно сделать беспристрастный вывод: эти суммы при всем желании никак нельзя назвать астрономическими. В период с 1661 по 1715 год Версаль вместе с парком и служебными помещениями стоил всего лишь 68 000 000 франков. Можно даже приплюсовать 4 612 000 франков – стоимость машинного оборудования в Марли – и пусть даже работы, что проводились на реке Эр, и акведук Ментенон, который так и остался недостроенным, теша глаз потомков живописными руинами в стиле Пиранези[106] и до сей поры угнетая французов, вспоминающих, во сколько человеческих жизней вылилась такая стройка, то в результате получим 76 984 000 франков. Однако часто повторяющаяся сумма в 82 миллиона при всем желании никак не набирается. Конечно, сумма немалая, однако она чуть больше годового бюджетного дефицита 1715 года.

Но если еще раз как следует задуматься, то эти траты представятся просто ничтожными, когда видишь, какой степени политического и художественного расцвета достигла Франция во времена великого короля и далее, в течение всего века Просвещения[107].

Во время Пфальцской войны, чтобы побудить двор и Париж придерживаться официально проводимой политики экономии, 14 декабря 1689 года монарх издал специальный указ «О регламентации ювелирных работ и производства посуды из золота и серебра». Он распорядился, чтобы все серебро обеспеченных французов было отдано на Монетный двор.

Людовик сам подал пример своим подданным. 3 декабря все придворные узнали, что монарх «заставил переплавить все свое прекрасное столовое серебро, несмотря на дорогостоящую ювелирную работу, даже филигранные вещи».

Наверное, никогда не было в мире ничего более удивительного, чем серебряная версальская мебель. Ее безжалостно отправили на переплавку. Эти работы начались 12 декабря 1689 года и продолжались до 19 мая 1690 года. Пять месяцев монарх наблюдал, как постепенно таяли дивные произведения искусства, отлитые из драгоценных металлов, – секретеры, стулья, столы, круглые столики на одной ножке, кресла, сундуки, табуреты, длинные узкие скамьи со спинками, две альковные стойки с перилами, вес которых составлял 57 489 унций, каминные решетки, зеркальные оправы, торшеры, жирандоли, бра, подсвечники, нефы, тазы, вазы, урны, стройные кувшины-амфоры, кувшины из серебра или золота, флаконы, чаши весов, подносы, солонки, горшки для цветов, курильницы, ящики для апельсиновых деревьев, носилки, ведра, клетки, чернильницы, перчаточницы, колбы, плевательницы и, разумеется, барельефы и статуэтки, а также 668 комплектов серебряной филиграни, которую снимали с сундуков, ларей, коробок, ваз, подсвечников, стульев и секретеров…