С 1664 года академия изучала использование аллегорий в картинах и гобеленах, выполненных по заказу Кольбера, а также разрабатывала эмблемы для памятных медалей. В 1694 году она подвергла пересмотру все эмблемы и надписи.

Король всерьез увлекался шедеврами искусства. При Людовике XIV произошло небывалое обогащение государственных коллекций. У банкира Эверарда Ябаха была выкуплена за 330 000 ливров огромная коллекция картин и скульптур, в которой находились великолепные полотна итальянских мастеров. Наиболее знаменитые картины этого собрания – два полотна кисти Рафаэля «Святой Михаил» и «Портрет Бальдасарре Кастильоне», тициановская «Венера дель Пардо», «Антиопа» Корреджо. Все эти картины одно время являлись собственностью кардинала Мазарини.

У Ябаха были приобретены такие шедевры, как «Сельский концерт» Джорджоне, «Дама за туалетом», «Юноша с перчаткой» и «Аллегория Альфонсо д’Авалос» Тициана, «Сусанна и старцы» Веронезе, «Успение Марии» Караваджо, ряд работ, принадлежащих кисти Джентилески, Гольбейна и Лоррена. Еще через три года приобрели коллекцию герцога Ришелье с 13 картинами Пуссена.

В 1671 году у того же Ябаха купили пять тысяч рисунков, впоследствии составивших ядро луврской коллекции.

До 1680 года произведения искусства оставались в Париже и начали расформировываться во время благоустройства Большого Версаля. Однако Лувр от этого не проиграл, и вся нация в результате получила значительную выгоду.

В это же время Людовик уступал все больше места академиям в Лувре и не слушал доводов Кольбера, утверждавшего, что для монарха больше подходит Лувр, чем Версаль. По сути, король подарил Лувр французской нации. Версаль обладает всем, чтобы очаровывать и ослеплять, в то время как Лувр превратился в настоящий храм искусства, доступный для народа. Кольбер не на шутку сокрушался: 15 000 ливров в течение двух лет истрачены на Версаль, который «служит больше удовольствиям и развлечениям Его Величества, чем приумножению его славы, Лувром король пренебрег».

Министр не совсем прав. Конечно, королю доставляет несравненное удовольствие жить в маленьком замке, выстроенном Лево[43], и гулять по дивному парку, разбитому Ленотром, однако и Париж Людовик без внимания не оставляет.

По крайней мере, до 1670 года вклады, предназначенные для строительства дворцов в Париже, вдвое превышают дотации для Версаля.

Можно обратиться к счетам ведомства строительных работ:

Сохранилось свидетельство современника о королевских развлечениях: «Король, желая доставить королевам и всему двору удовольствие проведением разных необычных праздников в каком-нибудь месте, где можно было бы любоваться загородным особняком среди радующего глаз обрамления, выбрал Версаль, находящийся в четырех лье от Парижа. Это был замок, который можно было назвать волшебным дворцом: настолько гармоничное сочетание искусства с красивой природой сделали его верхом совершенства. Он очаровывает всем: внутри и снаружи все радостно сверкает; золото и мрамор в красоте и блеске; и хотя он не занимает такую большую площадь, как некоторые другие дворцы Его Величества, здесь всюду лоск, все так хорошо сочетается и так совершенно, что ему нет равных».

Самый выдающийся праздник, вошедший в историю, – версальский праздник в мае 1664 года. Двор развлекался в течение целой недели. Гостям была представлена обширная программа – спектакль с великолепными декорациями, игры и лотерея, угощения и галантное ухаживание, балеты и фейерверки. Этот праздник напоминал волшебную сказку, которую придумал король при помощи придворных (в их числе де Бенсерада[44] и Мольера). Король действовал в своем духе: выступил как главнокомандующий, но затем ненавязчиво отступил в сторону и предоставил своим друзьям проявить максимум выдумки и изобретательности.

Этот праздник получил название «Забавы волшебного острова» и был навеян поэмой Ариосто[45] «Неистовый Роланд». Из воспоминаний Мольера: «Он (король) взял в качестве сюжета дворец Алкионы, который подсказал название “Забавы волшебного острова”; согласно Ариосто, храбрый Руджьери и многие другие доблестные рыцари удерживались на этом волшебном острове двойными чарами – красотой (хотя и заимствованной) и магией колдуньи – и были освобождены (после того как много времени предавались наслаждениям) с помощью кольца, которое разрушило волшебные чары. Это было кольцо Анжелики, которое нимфа Мелисса, приняв образ старого Атласа, надела на палец Руджьери».

Согласно замыслу, отважного Руджьери и его рыцарей удерживали прогулки, танцы, турниры, театральные представления, музыка и концерты, роскошные угощения. Специально для празднества были выстроены декорации, укрытия в виде палаток, гербы, гирлянды, канделябры на 4000 свечей с укрытием от ветра. Мадригалы, сонеты и изречения к эмблемам сочинял Бенсерад, Люлли писал музыку. Театральные представления организовывал Мольер. На праздник прибыли 600 гостей, а вместе с ними – балетные труппы, комедианты, а также парижские ремесленники.

Придворные прибыли в Версаль 5 мая, а 7-го начался праздник. В первый день конные состязания открыли герольд, три пажа, четыре трубача и три литаврщика. Следом за ними ехал верхом на белоснежном коне сам король, в роли Руджьери, «на красивейшем коне, огненно-красная сбруя которого сверкала золотом, серебром и драгоценными камнями».

За прекрасным Руджьери следовали остальные герои поэмы. Замыкал шествие граф Роланд, рыцарь без страха и упрека Карла Великого. Далее следовала запряженная четверкой коней позолоченная и сияющая драгоценными украшениями колесница Аполлона, переполненная аллегориями: кроме бога Солнца, в ней размещались четыре Века, змей Пифон, Атлант, Время и множество прочих персонажей. Наконец, в самом арьергарде следовали двенадцать Часов и двенадцать Знаков зодиака. Аполлона представлял Лагранж[46].

Последовали игры в кольца, где отличился король и вызвала всеобщее восхищение его любовница Лавальер.

Ночью все пространство Версаля осветилось множеством огней. Тридцать четыре исполнителя сыграли по очереди партитуры Люлли, и присутствующие убедились, что явились свидетелями самого прекрасного концерта в мире. Во время ужина придворные насладились балетами с участием Пана и Дианы, Знаков зодиака и четырех Времен года. Вероятно, королеву Марию-Терезию несколько примирило с присутствием Лавальер стихотворение, произнесенное в ее честь Весной: