Современники правильно понимали эту реальность, тогда как Сен-Симон старался всеми силами скрыть правду: ему так хотелось внушить представление, что этикет в то время играл основополагающую роль. Во всяком случае, все, кто любил сравнение двора Людовика XIV с подобием механизма, определенно знали, что никакие часы короля и никакие астрономические устройства не могли иметь более сложного механизма, чем дворцовое устройство Версаля.
Устраивая свою резиденцию в Версале, Людовик XIV начал с того, что в 1682 году просто вселился в первые готовые для проживания помещения. В это время только подошло к концу строительство южного крыла дворца, предпоследней часовни, конюшен, произведены последние работы в Марли и начато строительство служебных помещений.
Что касается придворного устройства, то и оно не обошлось без новшеств. Монарх захотел расширить двор и сделать его более блестящим. Король вынашивал эту идею более тридцати лет и хотел создать условия, препятствующие возникновению новой Фронды.
Со временем король сумел убедить аристократию, что ее призванием является не иллюзорная независимость, а военная служба на благо государства и военная слава. А раз уж служение связано с понятием военной службы и военной чести, то придворный считается солдатом уже с рождения. Если же этот дворянин, кроме всего прочего, ведает королевским гардеробом или является комнатным дворянином, то он просто-напросто делает это по совмещению, то есть стремится удвоить свое желание служить.
Первых кампаний во время правления Людовика XIV, и особенно его войны с Голландией, хватило, чтобы кровью скрепить негласный договор между монархом и дворянами. Войны последнего периода его правления велись в то время, когда Версаль уже стал королевской резиденцией. Это обстоятельство лишь усиливало у придворных стремление служить государству.
В это время, как никогда ранее, платили налог кровью. Военной службе отдавался явный приоритет, а Версаль предоставлял королю реальную возможность контролировать качество службы. Таким образом, можно получить представление о реальном значении королевского двора. Конечно, в зимний период двор мог быть слишком озабочен выигрышами в карты маркиза де Данжо, последней любовной интрижкой или какой-нибудь дуэлью, но с приходом весны вновь возвращались военные опасности. Все подвиги, ранения и смерти получали отсрочку до лета.
Принцесса Пфальцская так описывала версальский двор после битвы при Мальплаке[94]: «В Версале теперь видны только коляски, повязки и костыли». Высокородное дворянство, таким образом, в полной мере оправдывает значительную часть своих привилегий. Оно идет служить, много лет проводит на войне, постоянно рискует и без колебаний платит налог своей кровью (не так оно поступает в отношении десятины). Часто бывает так, что двор превращается в прихожую перед смертью. Правда, не все видят эту реальность. Такие, как Сен-Симон и де Монтерлан, видят в версальских постройках один лишь декор.
Битва при Мальплаке. Старинная гравюра
Балы и маскарады, устраивавшиеся для двора, уже не такие многочисленные и не настолько веселые, как до 1682 года, игра в карты и любовные развлечения, игра в шары, охота и конные состязания – все это предназначалось для отдыха и вознаграждения воина. Если даже в Версале начинало казаться, что слово «воин» плохо сочетается с лентами, украшавшими одеяния маркизов, оно в полной мере обретало свое реальное значение в армии.
Армиями командовали высокородные лица: принцы крови, как Конде, потомки узаконенных детей монархов, как Вандом, иностранные принцы, как Тюренн[95]. Когда же генералами-победителями становились подданные, менее значительные по происхождению, например если их имена Буффлеры[96] или Виллары[97], то король жаловал им титулы герцогов или пэров. Нет причины переживать из-за того, что Конде, Конти или Вандомы не были представлены в советах монарха и что начиная с 1661 года дворяне мантии стояли во главе правительства.
Дух Версаля царствовал как при дворе, так и в государстве. Монарх возвел каждую группу в ранг, достойный ее компетенции. Высокородному дворянству – война, но не политика. Министры из судейской среды делали свое дело и по заслугам занимали при дворе первое место.
В таких условиях не стоило обращать внимания даже на то, что в 1709 году были раскрыты сразу три заговора. Все это было лишь небольшое недоразумение, если принять во внимание Фронду.
Версаль – это символ окончательной победы Людовика XIV над Фрондой. Причем этот реванш он взял не из простого самолюбия, а по причине политической и государственной необходимости. От этого реванша выигрыш прежде всего получило государство.
Разумеется, при дворе находились не только дворяне, главным предназначением которых была служба в армии. Там присутствовали и старики, известное количество детей и множество дам. Никто не мог даже предположить, включая короля и других заинтересованных в этом лиц, где начиналось придворное дворянство и где кончался список просто «дворян при дворе» и, наконец, сколько же дворян в каждой из этих категорий. Эту великую тайну не смог разгадать также ни один историк, вплоть до нашего времени.
Придворное дворянство испытывало невыразимые муки по вине Людовика XIV от того, что вынуждено было строго соблюдать нюансы дворцового этикета.
В 1690 году свет увидел словарь Фюретьера, но там нет ни единого слова об этикете. Если же вспомнить придворный церемониал, то его позаимствовали у Генриха III; он оставался абсолютно неизменным и очень строгим. Когда переезд в Версаль окончательно состоялся, то этот церемониал только слегка подкорректировали в соответствии с изменившимися с тех пор нуждами французского королевского двора. Сам монарх был его горячим приверженцем. Этот старинный церемониал полностью соответствовал его стремлению к дисциплине и порядку. Однако он в то же время не был далек от эстетических и политических требований да к тому же служил неплохим занятием для придворных. И оказывается, было весьма кстати, что Месье – признанный жрец этикета. Ведь для всех гораздо удобнее, когда Месье улаживал споры о рангах, а не плел интриги за спиной короля. То же самое можно сказать о герцогах и различных сотрапезниках высшего, среднего и низшего рангов; они также целиком отдавались спорам о рангах, а не плели интриги. Если обратиться к «Дневнику» Данжо и «Мемуарам» Сурша[98], то можно встретить только слухи о некоторых из подобных ссор; они не идут ни в какое сравнение с теми, что впоследствии произойдут при Людовике XV и которые Люин[99] уже записывал самым тщательным образом.
Однако следует признать, что Версальский церемониал уступает в пышности церемониалам многих иностранных дворов. Так, например, в Австрии, Испании и Англии перед королем принято вставать на колени, либо, приблизившись к королю, почтительно склониться перед ним, отступив назад. Что же касается Людовика XIV, то перед ним чаще всего опускаются в реверансах, но не встают на колени.
Такой термин, как «одомашнивание», появился не при Людовике XIV, а в более поздние времена. Это слово стало излюбленным при Луи Филиппе[100], причем произносить слово было модно с уничижительным оттенком. Надо сказать, что и сам великий король, и его домашний круг, и его постоянные сотрапезники были бы несказанно удивлены, если бы узнали об этом. В то время на необычайно высоком уровне находилась идея служения и честь служения. Эта идея не только не унижала достоинство людей великого века, а, наоборот, воодушевляла. Они считали за высшее счастье принадлежать к дому короля. В это время статус домочадца великого короля не унижал достоинство дворянина. Если же на службу поступал разночинец, то двор предоставлял ему множество привилегий. Таким образом создавался как бы промежуточный статус между дворянами и простолюдинами. Кроме того, обязанность присутствия за трапезой короля была отнюдь не единственной, поскольку к ней присоединялись и другие виды службы. Можно было в одно и то же время быть маршалом Франции, губернатором провинции и капитаном гвардии телохранителей короля либо генерал-лейтенантом, послом и первым комнатным дворянином. Конечно, эта система не была лишена недостатков, но главным из них было отнюдь не безделье, как утверждал герцог де Сен-Симон (между прочим, первый бездельник при дворе), а скорее совместительство сотрапезничества с остальными обязанностями.
