«Однажды, давным-давно, он отправил своих воинов на поиски любимой внучки, которая прежде радовала его своим смехом и веселыми историями о снежинках и звездочках, но потом она пропала в кромешной тьме. И воины в облачных мантиях отправились по всему свету, и путь им указывали ветры, но найти внучку чародея не могут. Безутешен чародей, он плачет дождями, стонет вьюгами, но надеется найти свою любимицу, поэтому передает ей на землю облачные приветы, которые может услышать и прочитать только его внучка».

Верочка прислушалась, но вместо волшебных приветов до нее долетало с кухни шипение масла на сковородке и мамины охи да вздохи.

Надо сказать, что девочка втайне надеялась, что именно ее ищет небесное воинство, а она забыла свое истинное имя, которым звалась в заоблачном царстве, поэтому теперь ей ничего другого не остается, как сочинять самой свои истории о загадочном мире великого чародея.

«Меня обманула ночная злая фея, пообещав на земле любовь родителей и верную подружку, но этого не случилось, потому что мама догадалась, что Вера не ее дочь, а папа – нет, поэтому он еще ее очень любил, а бедняги облака все бродят по небу, с надеждой заглядывая в окна, и их гонят ветры к высоким горам, где тоскует по ней ее любимый дедушка, повелитель туч, чародей молний грома».

Как всегда, этот фантастический мир исчезал, когда мама призывала дочь войти обратно, в свое детское «рабство».

– Вера, – кричала мама из кухни, – как долго ты собираешься бездельничать?

И однажды Вера честно призналась, что она думает о судьбе облаков.

– Не говори чепуху, а иди делать уроки.

Мама не любила безделья даже в мыслях.

Девочке так недоставало свободы побездельничать! Но когда ее больную маму увезли в больницу на машине скорой помощи, желанная свобода показалась ей странной! Свободу читать, лежать, кушать и думать обо всем на свете она имела в изобилии, и это-то и настораживало.

– Вера, ты хочешь читать книжку, лежа на диване с ирисками или за столом на кухне с бутербродом? – обращалась она к себе первое время, и ответ находился сразу: – Хочу и то, и другое!

Да, без маминого присутствия Вера могла что-то хотеть и что-то не хотеть. Из истории Древнего мира девочка хорошо усвоила, что когда в какой-нибудь древней стране погибал тиран, народ ликовал, но почему-то ее сердце не ликовало. Нет, девочка не скучала по властной маме, она увидела, как страдал без мамы ее папа…

***

И чрезмерное усердие на работе наказуемо. Горячая пора годовых отчетов проходила во время эпидемии гриппа. Все предновогодние дни Римма составляла годовой отчет по обслуживанию детского населения области и не позволяла себе расслабляться, даже когда ее стало лихорадить.

– Только бы сдать отчет вовремя, а выздороветь я всегда успею, – решила Римма, не расставаясь со своим носовым платочком, пахнувшим духами «Красная Москва», больная ходила она на работу и горстями пила таблетки. Сначала женщина не обращала внимание на прожилки крови в откашливающейся мокроте, и только когда ей стало совсем плохо, поняла, что заболела серьезно.

В тот день, когда годовой отчет Областного отдела здравоохранения ушел в министерство, женщина потеряла сознание и ее на машине скорой помощи увезли в больницу.

Очнувшись на больничной койке, Римма никак не могла понять, почему она находится в больничной палате и почему вокруг нее поднялся такой переполох. Врачи, медсестры, бегая вокруг, мешали ее сну и странно поглядывали на нее, словно в чем-то подозревали. Когда на лицо надели кислородную маску, женщина поняла, как плохи ее дела.

Володя навещал Римму каждый день, но его приходы ничего не меняли, состояние жены оставалось тяжелым. Теперь он остался в семье за главного и растерялся. Воспитание детей и наведение порядка в доме казались ему шахматной игрой без ферзя. Володя успешно руководил большим предприятием, но дома руководить было некем. Без Риммы домашнее хозяйство, можно без преувеличения сказать, напугало бывалого мужчину своим многообразием. Каждый день он приходил в больницу навещать свою любимую жену, только рядом с ней ему становилось спокойнее на душе, и он был готов исполнять любые ее прихоти, лишь бы она скорее поправилась. Но Римме от соков и апельсинов не становилось лучше, а наоборот, с каждым днем в ней угасала жизнь.

Когда Володю вызвали в кабинет заведующего легочным отделением, то он приготовился узнать медицинскую правду о состоянии его любимой жены.

– Владимир Степанович, я вынужден вам сообщить тревожную новость. Ваша супруга была осмотрена городскими специалистами, состоялся врачебный консилиум. К нашему сожалению, воспаление легких у Риммы Иосифовны осложнилось инфекционным миокардитом. У нее настолько ослабло сердце, что каждое резкое или просто неудачное движение может стать роковым.

Слишком серьезным был доктор, седой высокий мужчина в белом халате, чтобы ему не поверить.

– Сердечная мышца вашей жены стала тонкой, как бумага, – продолжил свой приговор доктор, – которая в любой момент может порваться. Только строгий постельный режим и чудо могут продлить дни жизни вашей супруги.

Врачебная рука сочувственно опустилась на плечо мужчины, но Володя не хотел сочувствия. Да, на фронте ему не раз приходилось выполнять иногда даже безрассудные приказы командования, потому что выполнение приказа вышестоящего командира диктовалось военным временем: если приказано идти в атаку за Родину, значит, за Родину, если ложиться под пулеметные очереди за Сталина, значит, за Сталина. Таков был путь к Победе!

Но теперь, в мирной жизни, медицинский прогноз городских специалистов являлся тоже приказом – приказом готовиться к смерти жены, и этот приказ он, Володя, отказывался принимать к исполнению. После разговора с доктором Володя отправился в палату, где на больничной койке умирала его любимая женщина. Страх смерти торжествовал в ее темно-синих глазах, она задыхалась, но еще пыталась что-то утешительное сказать.

– Римма, ничего не говори, береги силы. Доктор сказал, что твое выздоровление зависит от строгого соблюдения постельного режима. Это очень важно, надо дать твоему сердцу время окрепнуть. Лежи смирно и верь, что будет праздник и на нашей улице! Это мой тебе приказ!.. Милая моя, не сердись, я ведь тоже могу приказывать…

Потом они молчали в единстве и согласии. Володя сидел на табуретке рядом с кроватью жены и обеими руками бережно держал ее бледную отечную руку. Обручальное колечко Риммы лежало в выдвижном ящике больничной тумбочки вместе с отрезанной тяжелой русой косой.

–– Завтра я пошлю машину за моей мамой. Она будет вести дом и присматривать за детьми. Ты согласна?

Римма слегка кивнула в ответ.

– Всё, что нужно для лечения, будет сделано. Когда тебе станет получше, мы переведем тебя в отделение партактива, там тоже неплохие специалисты, а на сегодняшний день тебе остается только хорошо кушать и не нарушать режима передвижения, и это все, что от тебя требуется. Обещаешь?

Римма опять слегка кивнула, и в ее взгляде в этот момент точечной искоркой блеснула надежда.

– Что тебе принести вечером?

– Томатный сок, – прошептали посиневшие губы женщины, и по ним проскользнула чуть заметная улыбка.

– Завтра я сварю для тебя бульон из курицы и принесу томатный сок. «Надеющийся на Бога не посрамится». Так говорила моя мама.

Поцеловав Римму на прощание, Володя отправился домой, но теперь он оставлял жену не как будущий вдовец, а как человек, еще не сказавший своего последнего слова. Римма перемену в настроении мужа почувствовала сердцем, оно болело в груди, но теперь билось с надеждой, а она, его хозяйка, будет бороться за свою жизнь, будет строго соблюдать постельный режим, пить соки и куриный бульон.

***

Приезд бабушки был необходим для Веры, потому что от своей безграничной свободы ей стало уже тошно. Никто не радовался ее хорошим оценкам в школе и никто не огорчался тому, что она не умела прыгать через барьер, как бы ни заставлял ее учитель по физкультуре. Без мамы дом был пуст, мертвецки тих. Посуда не мылась и не убиралась в кухонный шкаф, она накапливалась в раковине и начинала сохнуть. Вера пыталась ее мыть, но посуды было слишком много, и у нее опускались руки, а приезд бабушки сулил вкусный запах блинов и наваристого супа, чистоту в комнатах и порядок в шкафах.