— Типа, речь? — спросил Хенрик, пытаясь понять смысл моей странной просьбы.

— Да, типа речь, — я кивнул.

— Круто. Я согласен. Дай мне знать, когда будешь готов, и я весь внимание.

Я вздохнул с облегчением.

— Спасибо, дружище. Я ценю это.

Ему стало смешно.

— Да, конечно. Рад был помочь.

— Все хорошо? — прошептал Сэм, когда мы снова оказались рядом с ним.

— Отлично, — я отрывисто кивнул ему.

Он секунду изучал меня.

— Отлично. Кстати, ты готов отказаться от телефона в следующие выходные? Мой собеседник наконец-то в городе.

— Хорошо, — я кивнул, вспомнив наш уговор. — Мне нужно отправить несколько сообщений, а потом он будет в твоем распоряжении.

— Именно это я и хотел услышать, — он улыбнулся, а затем ткнул подбородком в сторону Линкольна. — Проверь этого парня. Давно не видел его таким изможденным. Должно быть, это какая-то девушка.

Я посмотрел в сторону Линкольна, но тут же отвлекся на Наоми. Когда она была в комнате, сосредоточиться на чем-то другом было невозможно. Платье сегодня облегало ее талию. Оттенок желтого цвета делал ее кожу еще более красивой, чем обычно. Ее темные волосы были собраны на макушке, придавая ей дополнительный рост. Мне отчаянно хотелось поцеловать ее безупречную улыбку, поиграть с выбившимися прядями волос, обрамляющими ее лицо. Я хотел прижать ее к себе и шептать ей на ухо слова восхищения и вожделения.

Если Линкольн был далеко, я был рядом с ним.

— Хенрик и Сэм в комнате С, — Наоми жестом указала на комнату, полную неуправляемых детей, возраст которых не был больше шести лет. Хенрик сделал глубокий, успокаивающий вдох. Сэм подтолкнул его вперед.

— Расслабься, они не кусаются, — настаивал Сэм.

— Ничего не могу обещать, — поддразнила Наоми и повернулась на пятках, прежде чем кто-то из них успел усомниться в справедливости ее слов. Мы прошли еще две комнаты, прежде чем снова остановились, и она сказала: — Линкольн будет здесь с третьеклассниками. Их всего трое, так что ты справишься с ними, пока Селеста не пришлет поплавок, верно?

Линкольн кивнул, почесывая голову.

— О, да. Я справлюсь…

— Зови, если понадобится помощь. Мы прямо по коридору, — Наоми тепло улыбнулась ему, но он слишком нервничал, чтобы ответить.

Ничего не говоря, она провела меня в последнюю комнату. Я старался не смотреть на нее слишком часто, но это было трудно, когда мы шли рядом друг с другом.

— И вот мы здесь, — Наоми остановилась перед открытой дверью. — Английский. Весело.

Я отметил сарказм, потому что наконец-то смог понять, как его уловить в ее тоне.

— Тебе не нравится английский?

Она рассмеялась.

— Нет… Я бы не сказала, что он мне не нравится. Ненавижу — вот более подходящее слово.

— Это тоже очень сильное слово.

— Вы бы знали, не так ли? — она указала на меня. — Специалист по английскому языку. Боже, я не могу понять.

— Это не так уж сложно.

— Похвастайся еще немного, почему бы тебе не похвастаться? — пошутила она.

— Извини, — сказал я на случай, если действительно обидел ее. — Я хотел сказать, что, по-моему, мы будем хорошей командой. Ты ведешь, а я буду следовать за тобой.

Ее улыбка померкла, когда она посмотрела на меня. Я смотрел в ответ, пытаясь понять, что я сказал не так. Один ребенок в комнате высказал претензию, а другой в ответ бросил оскорбление. Горячий обмен мнениями заставил нас с Наоми переключить внимание. Она привела свое лицо в обычный веселый вид и вошла в комнату. Я последовал за ней, изо всех сил стараясь не отвлекаться на покачивание ее бедер.

Этот класс был самым маленьким из всех, что я видел с тех пор, как мы сюда приехали. Он был достаточно просторным, чтобы вместить два длинных стола, которые были придвинуты к противоположным стенам. Детей было шестеро, и они разделились: девочки — по одну сторону, мальчики — по другую. Хотя помещение было небольшим, это компенсировали большие окна от потолка до пола, выходящие на детскую площадку на улице.

— Доброе утро, ребята, — поприветствовала Наоми. — Я Наоми, а это Финн.

Она посмотрела на меня. Я не знал, что еще добавить, поэтому просто кивнул им в знак признательности. Они смотрели на нас остекленевшими глазами — вполне понятно, учитывая, что это был субботний день, около десяти утра. Две девочки перешептывались между собой, держась за руки. Их глаза на мгновение встретились с моими, но они быстро отвели взгляд.

— Ты берешь мальчиков, а я — девочек? — спросила Наоми.

Я кивнул.

— Да. Это правильно.

Она засмеялась под нос. Я почувствовал, как мои плечи расслабились от этого звука.

— Дай мне знать, если тебе понадобится помощь или советы, — она наклонилась ко мне чуть ближе и прошептала: — С детьми бывает трудно уследить. Кроме того…

— Кроме того? — я наморщил лоб, когда она прикусила губу, словно обдумывая то, что собиралась сказать.

Наоми почесала затылок.

— Постарайся быть проще, понимаешь? Остынь. Не будь таким… сварливым.

— Сварливым?

— Да, знаешь, ты все время хмуришься. Лично для меня это стало привычным, но это может отпугнуть детей, — она пожала плечами.

Я замер, застыв на части "привыкла".

— Простите, мисс?

Одна из шепчущихся девочек подняла руку.

Глаза Наоми метнулись в ее сторону.

— Сейчас подойду, — а потом шепнула мне: — Поменьше ворчания. Больше спокойствия.

— Меньше ворчания. Больше… спокойствия, — я повторил, кивнув, хотя мне было странно это говорить. Мне не нравилось слово "спокойствие". Люди использовали его так, как будто это нейтральное состояние. Но даже спокойствие требовало усилий.

Практика.

Когда Наоми заняла место за столом для девочек, я занял свободный стул с ребятами. Один из них был в наушниках и лежал, положив голову на локоть. По ровному ритму его дыхания я понял, что он задремал. Я подумал, стоит ли его будить, и решил не делать этого.

У двух других мальчиков в руках были карандаши. Один рисовал на полях экземпляра "Голодных игр" воинов во время битвы. Другой пристально смотрел на мое лицо со шрамом, словно искал ответы.

Я прочистил горло, не зная, что сказать. Я почувствовал облегчение, когда парень, уставившийся на меня, заговорил:

— Я Дариус. А это Энди.

Художник поднял глаза, но быстро опустил взгляд на свой рисунок, когда понял, что мы с ним сцепились. Красные пятна на его смуглой коже поползли по щекам и вниз по шее.

— Спящий — это Эдди, — сказал Дариус, продолжая смотреть на нас, и спросил: — Что случилось с твоим лицом, мужик?

Я поднял бровь и коснулся той стороны лица, на которую он указал. Большинство людей старались не спрашивать, но все равно смотрели. Иногда мне казалось, что это хуже, чем говорить об этом. У меня было так много шрамов, что я не часто о них задумывался. Я забыл, что дети не такие, как взрослые. Они не избегают, они прут напролом.

— Мне сказали, что этот шрам появился после несчастного случая, когда я был моложе, — сказал я. — Примерно в вашем возрасте, вообще-то.

Дариус нахмурился.

— Что за несчастный случай так тебя испортил?

— Подрался с несколькими парнями постарше. Один из них толкнул меня в металлическую ограду. Пришлось наложить около сорока швов, — пояснил я.

Лично я ценил, когда люди были откровенны со мной. Я ненавидел метафоры и фразы, которыми пытались сгладить неровности. С кем бы я ни общался здесь, я хотел, чтобы все было открыто. Тем более что я, вероятно, был первым человеком, с которым они общались, и у которого были такие заметные шрамы.

Глаза Дариуса расширились от моего объяснения. Энди, выслушав мой рассказ, поднял глаза. Он едва слышно спросил:

— Что такое швы?

— Сколько было парней? — одновременно спросил Дариус. Его громкий голос заглушил голос Энди. — Потому что ты огромный. Ты не мог их одолеть?

Я покачал головой.

— Тогда я не был большим в смысле мышц. По крайней мере, не такой, как сейчас.