— А Столл? — Сэм передал мне шайбу.

Я не знал, что с ней делать, и просто пошёл в дриблинг.

— Кто он? — спросил я.

Поскольку Сэм знал о степени потери моей памяти, я не чувствовал себя слишком неловко, прося его заполнить пробелы.

Сначала он выглядел немного растерянным от моего вопроса.

— Уоррен Столл — спортивный директор. Очень дружен с Хейнсом и остальными членами хоккейного отдела.

— Ты так говоришь, как будто это плохо.

Наличие спортивного директора на своей стороне может пригодиться. Особенно когда речь шла о бюджете. Из того, что я знал, наша команда была хороша, но в Менделле было много программ, которые были лучше. Например, баскетбольная команда пять лет подряд становилась чемпионом штата. Линкольн не переставал сравнивать наши рекорды с их рекордами во время разминок.

Сэм усмехнулся.

— Может быть, это зависит от того, кого ты спрашиваешь. Он сказал, что ты выбыл на сезон?

— Да, Уитфилд, — просто ответил я.

— Уитфилд, — Сэм снова засмеялся. На этот раз смех не был юмористическим. — Боже, как богато. Идеально, правда.

— Что?

— Смотри, — он придвинулся ближе, когда несколько наших товарищей по команде пронеслись мимо, выполняя спринтерскую тренировку. — Этот сезон очень важен для нас. И для тебя тоже. В нашей команде больше нет новичков. Я знаю, что ты справишься с работой здесь. Тренер тоже это знает. Но… как бы ты ни старался, о ледовом времени, скорее всего, не может быть и речи. Хейнс может заставить тебя думать, что ты сможешь получить его, если будешь работать достаточно усердно. На твоем месте я бы не надеялся на это. Я бы начал думать о других вариантах ради своей карьеры.

Я нахмурился.

— Почему ты так говоришь?

Сэм вздохнул и потянул шею.

Он выглядел усталым.

Он всегда выглядел усталым, но что-то в тяжести его глаз казалось уникально тяжелым.

— Я все время забываю о том, что ты забыл. Просто… иногда люди, отвечающие за это, ищут способы быстро заработать. И мы платим за это. Мы с тобой собирались это изменить, пока тебе не проломили голову.

Я поморщился от такой формулировки.

— Извини. Плохо подобрал слова.

— Все в порядке, — я не любил говорить о той ночи. Не любил задерживаться, потому что все было кончено. В прошлом, где ему и место.

Сэм, похоже, не был готов забыть об этом.

— Я хотел извиниться".

— Ты уже извинился.

Все ребята извинились. Как только я смог принять посетителей, Сэм, Линкольн и Хенрик были там. Они жалели, что не нашли меня раньше той ночью. Они жалели, что не заставили меня остаться с ними подольше.

— Я знаю, просто мне никогда не казалось, что этого достаточно, — его челюсть сжалась. — Финн, я чувствую, что…

Я покачал головой.

— Ты не должен больше ничего говорить. Если ты действительно считаешь, что тебе есть что исправить, то помоги мне вернуть мое место.

Он вздохнул.

— Это будет нелегко. На самом деле, это может быть невозможно.

— Мне это нужно, Сэм. Это все, что у меня осталось.

Кроме Чаи, конечно. Но если мое признание не пройдет для нее даром, хоккей станет моим единственным.

Сэм изучал меня. Он видел решимость в моих глазах. Без него я найду другой выход. Если придется, я буду играть. Я собирался снова стать лучшим. Я собирался стать лучшим или умереть, пытаясь это сделать.

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать, — сказал Сэм. — Но сначала мне нужно кое-что от тебя.

Мои плечи расслабились, услышав, что он хочет помочь.

— Конечно.

— Мне нужно взять у тебя телефон на время. У меня есть человек, который может восстановить удаленные данные.

— Зачем?

— Перед своим несчастным случаем ты собирался прислать мне кое-что о Столле, — пояснил он.

— Это и есть тот стресс, который ты от меня скрывал, — догадался я.

— Более или менее.

Я кивнул.

— Я дам тебе свой телефон. Но я хочу знать, в чем дело. Я прекрасно с этим справлюсь.

Эти слепые пятна как будто накапливались. Я не мог с ними смириться. С этого момента я хотел заполнить пробелы.

— Я получу данные, а ты — историю, — пообещал он. — В противном случае мы оба останемся в неведении. Потому что у меня были только предположения. А у тебя есть неопровержимые факты.

Небо было усыпано звездами. Несмотря на то, что Тинсел — оживленный студенческий городок, когда я смотрел вверх, мне казалось, что я вернулся в тихий и спокойный родной город. Если отгородиться от шума мчащихся машин и огней центра города, можно было представить, что я дома. Я не скучал по тому, что был там, но мне не хватало самой мысли об этом.

Наоми нарушила мою сосредоточенность. Она стояла, прислонившись к пассажирской двери моего фургона. Свет от телефона освещал ее лицо. Она улыбалась тому, что было на экране. Как только мой взгляд остановился на ней, мои шаги замедлились.

Ребята все еще находились в раздевалке, оттягивая свое драгоценное время. Пройдет, наверное, еще минут пять-десять, прежде чем они доберутся до парковки. Не так уж много времени, но почему-то казалось, что прошел целый век.

Она подняла глаза от своего телефона, возможно, почувствовав мое присутствие, а может быть, услышав тяжелый стук моего сердца. Здесь было холодно. Она ухватилась за край куртки. Когда наши взгляды встретились, на ее лице появилась слабая улыбка. Ее глаза были яркими, как звезды. Мне захотелось провести по ее коже, как по созвездиям на небе. Будет ли она чувствовать себя так же приятно, как в тех мифах? Она точно выглядела так же чудесно.

— Как прошла тренировка? — Наоми звучала бодро для человека, чей день был таким же длинным, как мой.

Похоже, ее нисколько не задело то, как я вел себя до этого в репетиторской лаборатории. Я почувствовал неловкость от того, как я нервничал рядом с ней. В какой-то момент я едва мог говорить, потому что она продолжала впечатлять меня. Эта девушка была гением в математике. Что, черт возьми, она не может сделать?

— Отлично, — я достал свои ключи. — Почему ты…

Она подняла бровь, терпеливо ожидая продолжения.

— Здесь? Холодно, — закончил я.

Улыбка Наоми померкла.

— Мне позвонили и нужно было проветриться. Там может быть очень шумно.

Я нахмурился, подумав о том, как далеко ей пришлось пройти от арены до фургона. Она не знала, где он был припаркован с тех пор, как я его переместил, так что на поиски должно было уйти время.

— Залезай, — приказал я.

Ее улыбка исчезла, когда она подчинилась. Как только мы оба оказались внутри и закрыли двери, я включил отопление и отрегулировал вентиляционные отверстия так, чтобы они проникали в ее сторону. Наоми хмыкнула, почувствовав теплый воздух. Я наблюдал, как она прижимает пальцы к вентиляционным отверстиям. Ее глаза оставались закрытыми, пока она вдыхала столь необходимое ей тепло.

— Тебе следует надеть больше слоев. Холод будет только усиливаться, — заметил я ворчливым тоном.

Я не хотел показаться грубым. Отсутствие одежды и ее решение стоять на холоде беспокоили меня гораздо больше, чем следовало бы.

— Расскажи мне об этом, — пробормотала она.

Я не мог оторвать от нее взгляда. Мои глаза то и дело останавливались на ее приоткрытых губах. Ее выдохи были тяжелыми, как будто она хотела утонуть в облегчении. У меня сжалась челюсть, когда она поднесла одну из своих рук к щеке. Ее пальцы были длинными и изящными, когда она провела ими по смуглой коже.

«Прекрати», — приказал я себе.

Она твоя подруга. Как только ты скажешь ей, что ты — Мид, она останется твоей подругой, потому что вы не можете потерять друг друга. То, что у нас есть, очень важно. Слишком важно, чтобы все испортить.

Я открыл рот, готовый начать разговор, которого я так боялся. С тех пор как я скрылся из лаборатории, я репетировал, как хочу сказать ей правду. Наоми опередила меня, сказав:

— Итак, я видела тебя на льду, и ты потрясающий. Гораздо грациознее, чем я ожидала от парня твоего роста.