— Оль. Ты видела, кто на тебя напал?

— Нет.

— Уверена? Оль, постарайся. Быстрее найдем ублюдка.

Дышу через раз, просто не могу выносить его общество сейчас!

— Почему на меня не смотришь? — спрашивает и сам же отвечает. — Ты… ты же не думаешь, что это был я?

— А если… Если я так думаю, то что?

Даже посмотреть в его сторону мне кажется невероятно сложным, но я делаю это и почти сразу же отдергиваю взгляд в сторону, будто ошпарилась кипятком.

— Закончишь начатое? — говорю совсем тихо.

— Б…ь. Да что ты такое несешь?! Как?! Оль… Ты как такое обо мне подумать могла?! Как?!

Его голос звенит от возмущения.

— Прости. Кричать не лучшая идея, — говорит будто сам себе. — Давай ты отдохнешь. Только не спи, идет? Не спи пока, Оль. Потом ты придешь в себя, и мы… посмеемся. Мы все вместе посмеемся над тем, как глупо ты меня обвинила.

Мы все посмеемся.

— Маша тоже смеяться будет? — шепчу. — Это она с тобой была?

— О чем ты?!

Отворачиваюсь от него с огромным трудом, ложусь на бок. Как же больно, мамочки. Чувство, будто я весь земной шар тяну следом за собой.

Хорошо, что дети у мамы… Как же хорошо, что о них есть, кому позаботиться. Остальное — потом.

— Оль, ты почему про Марию спросила?! — не унимается Глеб.

И здесь он — про нее.

Все про нее. Все вокруг нее.

Пусть катится к своей шлюхе…

Ни слова больше не скажу.

Надо бы маме позвонить. Вещи ей отвезти… Собрала же многое.

Попросить Глеба? Ему же лучше будет — никакой возни с детьми, кувыркайся со шлюхой, сколько душе угодно.

Неожиданно чувствую поцелуй, муж наклоняется и целует в плечо.

Горячо. Тошно… Зачем он это делает?

— Отдыхай. Я поговорю с врачом, потом к тебе. Идет?

— Нет. Не стоит. Не утруждайся.

— Олька, у тебя сотрясение. Это не шутки, слышишь!

— Все кончено, Глеб. Теперь я — не твоя забота.

— Еще чего! — злится.

Он просто кипит от гнева, обходит кровать и садится возле нее так, что наши глаза оказываются на одном уровне.

— Ерунды не придумывай! Моей женой останешься. У нас семья.

Она

— Семьи больше нет. Не стало, когда в дом отца пришла твоя любовница! Пришла, словно хозяйка. Ты мне изменяешь. У тебя есть любовница.

Муж бросает на меня холодный взгляд.

— Уверена, что знаешь, о чем говоришь?

— А о чем еще можно подумать, глядя, как ты с ней милуешься? О чем, Глеб?

Смотрю на него сквозь слезы. Мне плохо.

Неужели не видит?! Почему в покое не оставит, мучает.

— Ты о ней беспокоишься.

— Допустим. Что это меняет?

— Все! Это меняет все. Я хочу развод.

— На развод ты, может быть, и подашь? А потом что…

— Ничего. Живут как-то.

— Скорее, выживают!

Спорить с Глебом сейчас — плохая идея. Его сразу же начинает нести.

— Ты о детях подумала?! Об их нуждах! Или только о своей гордости! Как содержать будешь? С голой задницей на панель отправишься? У тебя ничего нет и никогда не было. Всем, что у тебя есть, ты моей семье обязана.

Вот опять тычет носом в то, что он из довольно обеспеченной семьи, а я — так приблуда, кошка бездомная.

— Ты прав. Мы с мамой никогда не были богатыми и твоей семье многим обязаны. Но за эти годы… Наверное, уже и расплатились добром за добро. Разве не так?

Муж скалится. Из него снова вырывается что-то мерзкое:

— Как расплачивалась ты?

Не понимаю, откуда опять эти взгляды, как будто он меня ненавидит. Даже сейчас ненавидит!

Он делает паузу и добавляет:

— К тому же ты опять от меня понесла. Узнал у врача. Беременность подтвердилась! О разводе не мечтай.

— Я не стану терпеть твою любовницу.

— Ты даже не подозреваешь, о чем говоришь! — хмурится. — Скоро ты о ней даже не услышишь. Неделя, две… Больше Мария тебя не побеспокоит.

— Вот так просто? Думаешь, я возьму и забуду, как ты ее при всех охаживал? Просто выкину из памяти?!

Муж пожимает плечами:

— Придется. Проглотишь.

Я смотрю на него через пелену слез. Если он даже в таком состоянии готов меня бить морально, то о чем можно говорить?

— Я подам на развод, Глеб.

— И я не дам на развод согласия, — скрещивает руки под грудью. — Не дам, слышишь?

— Значит, через суд разводить нас будут.

— У меня есть средства на хорошего адвоката, а у тебя?! — сощуривается. — Нет.

— Думаешь, я стану с тобой за деньги судиться? За это переживаешь? Подавись своими деньгами, пусть все тебе, твоей шлюхе и вашему нагулышу достанется. Счастье, знаешь ли, не в деньгах. Да, с ними проще и легче, свободнее, многие двери распахиваются, разные перспективы открываются. Но счастье не в деньгах, Глеб!

— Как бы то ни было, битву ты не выиграешь. Ни за имущество, ни за детей, — добавляет. — Зачем им нужна безработная мать, из семьи алкашей?!

Бьет по самому больному, унижает…

Во рту появляется привкус тухлятины: он реально так сделает? Попытается отобрать у меня детей?!

— За что ты меня так ненавидишь?

— Я… Я тебя не ненавижу. Ты — все для меня. Мой воздух. Мое… Мое… Все! — бросает жарко. — И я не позволю тебе уйти. Даже не мечтай. Я на все пойду. На любые крайние меры, но ты останешься моей женой. Поняла?!

— Зачем? Зачем тебе обуза, если есть интересная и яркая, огненная любовница? Еще и ребенок… Или ты шведскую семью задумал устроить?!

— Б…ь. Оля, молчи. Молчи и отдыхай! Я сказал… О Марии ты скоро не услышишь, так и будет! — заявляет Глеб и порывисто встает, наклоняется, чтобы поцеловать меня.

— Не касайся меня после того, как побывал на ней. Иначе меня сейчас стошнит.

Слабо бью его по щеке, он все равно целует.

— Кажется, не стошнило. Так и поладим, Оля. Все наладим! Заживем, как прежде… — шепчет. — Я так за тебя испугался, что даже готов закрыть глаза на твои проколы.

— О чем ты говоришь? Какие проколы?!

— Ничего не имеет значения. Да? Теперь уж точно не имеет. Теперь есть только я, а он умер. Заживем лучше прежнего, клянусь.

— Ты больной, что ли?! — ахаю. — Ревнуешь меня к мертвому свекру? Да он мне был как отец… Как отец, которого никогда не было. Ты что несешь! Боже… Какой ты мерзкий, Глеб. Ты мерзкий… У самого рыльце в пушку и всех кругом видишь такими же грязными, ничтожными… Мне противно от тебя. И на развод я все-таки подам. Делай, что хочешь, Глеб! И запомни, если ты отберешь у меня детей и не позволишь им со мной видеться, они тебя возненавидят. Тихо возненавидят… Потому что им нужна мама. Ма-ма, а не шалава, у которой нет ни мозгов, ни приличия…

— Я спишу все на стресс. Поговорим потом, — обрывает меня и уходит.

— Ты болен, — шепчу ему в след. — Параноик. Не знаю, кто засрал тебе мозги этой ложью, но этот кто-то очень хорошо постарался.

Может быть, я даже зря думаю, что у любовницы Глеба нет ума и сообразительности. Может быть, как раз наоборот, я имею дело с очень хитрой и умной сукой. Хитрая, умная и… очень наглая.

И Глеб пляшет под ее дудку… Не знаю, что она ему обо мне наговорила… Хотя после последнего разговора стало понятно, что именно! Скорее всего, именно она обвинила меня в тайном романе со свекром. Хватило же фантазии у мерзкой твари обвинить в подобном… Сама не погнушалась залезть в трусы к женатому мужчине и решила подвинуть меня, но подошла нестандартно к решению проблемы…

Вот только Глеб.

Зачем ему хвататься за брак с нелюбимой?!

Зачем?!

Иван Лавров, следователь

Воробьев прав отчасти, не нравится Ивану Глеб. Чувствуется напряжение внутри семьи, а девушка — красивая очень, тонкая, светлая, породистая. Хоть многие убеждают, что слова про породу — это чушь, но Иван с ними не согласился бы.

По крайней мере, с Ольгой именно так, в ней порода чувствуется, достоинство и красота в деталях, в жестах. Пусть одета в больничную сорочку и бледная, но все равно возникает чувство, что перед ним — Особенная Женщина. А есть и такие девушки, что размалеваны по всем правилам, и одеты красиво, даже со вкусом и не вызывающе, но при при этом все равно — дешевка дешевкой.