— В отличных!

— Она собирала сумки с вещами?

— У мамы погостить хотела.

— С такими баулами? — усмешка. — Ясно.

— Что тебе ясно?! Когда я пришел, дверь была открыта, и здесь подруга уже была. Понимаешь? Я позже пришел.

— Выйти совсем несложно, а потом снова зайти, — отвечает туманно.

Я взрываюсь, как кипящий чайник.

— Нет, ты все-таки мне это прилепить хочешь, да? На меня повесить решил! — возмущаюсь.

Следователю плевать, продолжает задавать вопросы.

Он смотрит на меня с подозрением.

Криминалисты упаковали осколок пепельницы. Следователь взвешивает его на ладони:

— Ничего не хотите сказать, Глеб Алексеевич?

Я едва не двинул ему по роже…

С трудом сдержался.

— Надо будет снять ваши отпечатки пальцев. Если злоумышленник был здесь, он мог наследить. Проверим все.

Усмехаюсь: я тут живу, вообще-то.

Тут кругом мои отпечатки пальцев! И на той дурацкой пепельнице, в том числе…

Верно говорят, беда никогда не приходит одна.

Неожиданно чувствую себя чужаком, находясь в стенах своей квартиры.

Прислоняюсь плечом к стене, жду, пока все уйдут, и в больницу, к жене рвану. Хорошо, что дети с тещей.

Надо ей позвонить, да?

За стеной, в соседней комнате, тихим голосом беседует с одним из команды следователей подруга жены.

Я лишь краем уха уловил вопрос:

— Какие отношения были у Смирнова Глеба с его супругой?

Таня на миг встречается глазами с моим взглядом.

— Откровенно говоря…

Следователь закрывает дверь.

Конечно, нас всех еще не раз допросят!

Но первое впечатление, черт побери, играет большое значение.

И я произвожу не самое приятное впечатление, да?

И в довершении всего краем уха уловил разговоры ментов, когда они уже уходили, толкались во дворе, рассаживаясь по тачкам.

Я-то тоже спешил. В больницу…

— Что думаешь, Иван? — курит один в форме.

Второй презрительно кривит губы:

— Бытовуха обычная. Как всегда… Не знаешь, что ли? Более семидесяти процентов всех ссор, драк и убийств проходят среди членов одной семьи.

Ротозеи! Искали бы лучше, кто это сделал, а не перекладывали вину так, чтобы можно было дело о нападении поскорее состряпать.

***

Она

Прихожу в себя в больнице.

Голова тяжелая, шевелиться сложно. Меня тошнит и мутит… Даже оторвать голову от подушки не получается. Осторожно себя ощупываю — голова распухшая, бинты пальцами чувствую.

Помню только, что приехала собирать вещи. Потом удар и провал…

Большой черный провал в памяти.

Еще кое-какие детали всплывают, но мутно, будто смотрю на них через туман.

Пытаюсь разглядеть, но ничего не выходит.

Только чувствую, что мне плохо и спать хочется. Но спать как раз не позволяют.

Голоса в коридоре намекают, что ко мне хотят войти.

Голос мужа звучит знакомо, но первым в палату входит не Глеб, а другой мужчина.

Представляется следователем, задает вопросы о произошедшем.

— Вы видели, кто на вас напал?

Как сложно вспоминать. Все такое зыбкое.

— Нет, не успела. Мне казалось, их было двое. Но я не уверена…

— Хоть что-нибудь вспоминается? Хоть какие-нибудь детали. Это важно.

— Попробую…

Проходит минута, даже больше.

— Лица увидеть не успела. Но на мужчине была серая рубашка.

— Серая рубашка, говорите?

Следователь звонит кому-то.

— Дмитриенко, на муже потерпевшей рубашка какого цвета? Серая? Ясно…

Нет. Не может быть, чтобы на меня напал Глеб!

Но в то же время я вспоминаю, как по-скотски он вел себя и… уже ни в чем так не уверена.

Она

— Вы же не хотите сказать, что это Глеб?

Вопрос прозвучал жалко, голос слабый.

Меня начало мучить тошнотой, но слабость во всем теле была невыносимой. Я вдруг подумала, что меня сейчас стошнит. Прямо на постель, на себя. Зажав рот рукой, попыталась встать.

Мужчина быстро отложил в сторону планшетку с закрепленным на ней листом бумаги и помог подняться, но до туалета я дойти не успела. Всего лишь до раковины. В нее и стошнило.

Все это время мужчина придерживал меня за талию и плечи, довольно крепко обхватив сильной рукой.

Я в этот момент вообще не думала, как выгляжу со стороны. Мне просто настолько паршиво, я почти повисла на этой раковине, включив воду.

Мой скромный завтрак уносит водой в слив. Я с огромным трудом ополаскиваю лицо, ноги меня не держат.

— Давайте вы снова приляжете? — предлагает мужчина.

У него довольно резкий парфюм, я бы даже сказала, больше похож на одеколон или лосьон после бритья. Резкий, отрезвляющий запах. Наверное, из-за беременности у меня чувствительность к запахам обострилась.

Еще и беременность…

Ужас!

Я, мигом забыв о себе, начинаю переживать о ребенке. Как он? Такой стресс, удар, падение!

Как мой малыш? Только бы не выкидыш… Я третий выкидыш не переживу!

С трудом передвигаю ногами по палате, бессильно опустившись на постель.

— Спасибо, — благодарю с трудом.

— Пожалуй, вам лучше отдохнуть. Вернусь к вам позднее, может быть, вы что-то вспомните. Плюс я попрошу вас описать вещи в квартире. Может быть, пропало что-то ценное?

— Да, конечно. Я попробую вспомнить. Но…

Мужчина кивает понимающе.

— Разумеется. Позднее. Если что-то вспомните, звоните.

Он достает визитницу, с распечатанными на простой бумаге контактами.

— Иван Богданович. Лавров. Старший следователь по вашему делу, — представляется он.

Дело… Боже, еще и дело завели… Но понимаю, что нужно.

Просто все это навалилось разом, и меня тянет в сон. Жутко тянет в сон!

Знаю, что лучше не спать. Помню, когда дочка упала с двухколесного велосипеда и сильно ушибла голову, ей не давали спать. Я тоже не должна, но так сильно хочется: перед глазами то и дело проносятся темные вспышки, похожие на звездочки.

Мысль начинается и обрывается, сложно сосредоточиться на чем-то одном.

Прощание выходит скомканным. Напоследок следователь еще раз называет свое имя. Я и не представилась, понимаю запоздало, но мое имя ему и так известно. Конечно, известно!

Какие глупые мысли, разорванные.

То одно мелькнет, то другое.

Кружит. Тянет в сон.

***

Уснуть мне не позволяет еще один визит. Сразу же после ухода следователя в палате появляется Глеб.

Серьезный, мрачный. Взгляд темный.

Может быть, это все из-за сотрясения, но я не могу долго смотреть на мужа.

Вздрагиваю, отвернувшись. В голове будто засели слова следователя: «Дмитриенко, на муже потерпевшей рубашка какого цвета? Серая? Ясно… »

Нет, это не мог быть Глеб! Не мог…

Или… мог?!

— Оль, как ты?

Голос Глеба звучит взволнованно. Я закрываю глаза.

— Оль, тебе пока спать нельзя, слышишь?

Присев рядом, Глеб сжимает мою руку между своих ладоней.

Сердце подпрыгивает в район горла, становится нечем дышать. Пульс усиливается.

Пытаюсь аккуратно отнять руку, Глеб не пускает. Наклонившись, целует мою кисть, покрывает быстрыми поцелуями.

Пальцы дрожат, сердце вот-вот вырвется из груди.

Сжимаю пальцы.

— Не надо, Оль. Я дурак. Виноват. Конечно, виноват. Да? Поругаешь меня? Дурак же…

Усилием воли раскрыв ладонь, Глеб тычется в мою ладонь, будто кот бездомный. Выпрашивает ласку? Ладонь колет его щетиной.

Слезы на глазах набухают.

— Отпусти, мне нехорошо. Снова нехорошо, — прошу едва слышно.

Глеб отпускает мою ладонь с сожалением, выпрямляется. Мне сложно на него смотреть. Чем дольше смотрю, тем темнее и явственнее мне начинает казаться, что я видела краем глаза именно его рубашку, ту самую рубашку.

И шаги были уверенные такие, веские.

Никто не ломал дверь, ее ключом открыли.

Значит, это был он?

Прячусь под одеялом, натянув его до самого подбородка.

Хочу, чтобы он ушел.