Стефан остановился у окна, отодвинул занавеску и устремил взор вверх, словно пытаясь что-то высмотреть в небе.
– Я был на премьере первой части в кино. Какой-то спекулянт продавал билеты втридорога рядом с кинотеатром, представляешь? А я подобрал билет на земле – какой-то олух уронил! – Стефан снова захохотал, но уже совершенно обычно – так, словно рассказывал шутку. – Столько народу было. Я бесплатно прошёл…
– Ты пошёл туда один? – прервал словесный понос Стефана Ален. Тот не понял причину вопроса и ответил возмущением.
– Вообще-то да. Я и без компании хорошо себя чувствовал.
– Разве детям можно в раннем возрасте ходить в кинотеатр одним?
– Причём тут дети? – спросил Стефан, раздраженный тем, что его перебили.
– Ты ходил прям на премьеру фильма, когда его только пустили в прокаты?
– Да! Что за вопросы дурацкие, а? Я же сказал: я был на премьере.
Губы Алена сами по себе разошлись в широкой победоносной улыбке. Он торжествующе скрестил руки на груди, с хитрым прищуром глядя на Стефана.
– Вот ты и попался. Премьера фильма была в 2008 году. Тринадцать лет назад. Тебе должно было быть восемь. Но ты не был ребенком, когда туда ходил.
_________________________
[1] – в переводе с итальянского «Делать мне больше нечего»
[2] – в переводе с испанского «Черт возьми!», «Проклятье!»
[3] – в переводе с испанского «дурак»
Глава 7. Вместе солнцу и луне не светить
Сердце пропустило удар от внезапного осознания: он прокололся.
Стефан сел на кресло рядом с диваном. Сдаваться он не собирался.
– Ну и?
– Что? – не понял Ален.
– Твои слова – это ничем не подкрепленные пустые доводы. Выдумка. В детском саду, наверное, неплохие истории сочинял?
– А у тебя есть опровержение? И да, в детский сад я никогда не ходил, – парировал Ален. – Но если бы ты считал, что это действительно выдумка, то реагировал по-другому. Засмеялся бы например, послал. А то вон, занервничал сразу.
Стефан поёрзал в кресле, пытаясь расслабиться и стереть все эмоции с лица, возвращая ему привычное состояние – безразличие.
– И ты серьёзно в это веришь?
– С каждой последующей твоим действием – да, все больше и больше. На самом деле я согласен, что звучит бредово и в это трудно поверить, но иного объяснения я не вижу. Ах да, – прервался Ален, вспомнив о чём-то. Он потёр подбородок, будто сопоставлял еще одну деталь с уже имеющимися фактами, и продолжил: – В первый день в этом доме, когда мы поругались и я сказал, что ты не намного старше меня, ты вспылил. Сказал, что я даже понятия не имею, что и сколько ты пережил.
– Эти слова абстрактны, и их можно к чему угодно приписать.
– Согласен. Вообще я бы никогда не выдвинул теорию о том, что какой-то человек может быть бессмертен, если бы не увидел твои раны. Сейчас их нет, а прошло очень мало времени. Уже на основе этого я стал складывать паззл в голове.
Стефан положил ладони на предплечья, большими пальцами пройдясь по неровностям шрамов.
Он считал себя неуязвимым и виртуозно скрывающим правду, но на деле всегда был неосторожен. Он постоянно оставлял едва заметные следы – такие, что простой обыватель даже не обратит внимания. А если и обратит, как, например, Джоб, то никогда не сможет их соединить в целостную картину. Но в каждом действии, взгляде, слове Стефана при тщательном наблюдении можно найти отголосок того, что он прятал.
Стефана все считали странным, чувствуя неестественность, но никто не мог это идентифицировать.
Ален стал первым человеком, понявшим суть Стефана. И это пугало.
– Не суй свой нос в чужие дела. Зачем тебе вообще знать что-то обо мне? – сдался Стефан, понимая, что не может контролировать эмоции. Они ему не подвластны. Это он сейчас в их власти.
Стефан ощутимо нервничал. Он чувствовал себя беспомощным и уязвимым. Как открытая книга перед Аленом.
Неуютно. Хотелось закрыться и чтобы Ален больше никогда не поднимал эту тему, но Стефан знал: это невозможно.
Поэтому Стефан косил под дурачка и кормил Алена словесным салатом про «Сумерки», нёс несусветную чепуху, чтобы запутать, сбить с толку и чтобы Ален совсем забыл, зачем начал разговор. К сожалению, это не удалось и он оказался в собственной ловушке. Стефан был удивлен, что Ален сумел сохранить ясность ума.
Он опасался, что однажды эта тема будет поднята. Дискомфорт и без того приносили вопросы Джоба, но если с ними ещё удавалось справиться, то вот Ален… Он Намного более прилипчивый и бесящий.
На мгновение это показалось проблемой, высосанной из пальца. Обычно, когда дело пахло жареным, Стефан собирал скудные пожитки и навсегда исчезал. Его в этом мире ничего не держало. Он очень давно не был привязан ни к месту, ни ко времени. Ни тем более к людям.
Сейчас, когда гарью пахло ещё за километр и валил дым гуще, чем от трейлера, Стефан даже не допускал мысль о том, чтобы сбежать. Вместо этого он глупо трясся, как осиновый лист на ветру.
Просто уйти, раствориться в ночи, бросить всех и всё, ничего не сказав. Будто его никогда здесь и не было – он все равно не оставил после себя ничего, кроме пепелища в трейлерном парке. Ну же! Это несложно. Он начинал заново тысячи и тысячи раз. С новыми лицами. В новом амплуа. Однако он продолжал смотреть на усыпанное веснушками лицо напротив.
– За тем, что я с тобой живу, и я имею право знать, что за человек ест со мной за одним столом, сидит на одном диване в гостиной и далее по списку, – объяснил Ален с неожиданной твердостью в голосе.
– Надо же, как заговорил. Больно ты осмелел на чужих харчах? – сказал Стефан, злясь от того, как напирал Ален. Ещё недавно этот сопляк и пискнуть в ответ ничего не смог, когда Стефан схватил его за подбородок. – Вали, если тебя не устраивает мое соседство.
– Валить будешь только ты. Не тебе первому босс предложил этот дом.
Стефан заскрежетал зубами и уже приготовил слюну для того, чтобы харкнуть в лицо перед ним. До костей пробирала злость на Алена.
– Если ты думаешь, что я тебе что-то скажу, то даже не надейся. Я не обязан отчитываться. Тем более перед тобой.
Стефан посчитал, что этими словами он поставил точку. По крайней мере, для себя. Это побег. Типичная и самая безопасная для него модель поведения. Он никогда не расскажет о себе.
Все запутано, и в этом весь я[1]: Стефана тяготило непонимание окружающих, но, когда появился тот, кто поверил в его историю, закрылся в нежелании делиться.
Потому что это пугало.
– И долго ли ты еще сможешь бегать, Стефан? Долго будешь увиливать, когда люди будут задавать тебе вопросы?
Стефан поднялся с кресла, идя к лестнице. Он не был намерен вести пустые беседы.
– Столько, сколько понадобится. У меня в запасе еще очень много времени. Намного больше, чем у всех в этом мире.
Этим он провел черту и подтвердил достоверность слов Алена. Зачем?
Стефан успел взобраться на несколько ступенек, и его нагнал Ален.
– И все же объясни мне, откуда у тебя эти раны. Поподробнее, пожалуйста. А то я знаю, как ты отвечаешь. Что значит «Ненависть кое-кого из прошлого»?
Стефан вздохнул. Он не испытывал сейчас ни страха, ни дискомфорта – только усталость. К нему вернулось понимание, что из него не вытянут слова, если он не захочет. Он может оставить человека с неотвеченными вопросами, и ничего ему за это будет. Что-что, а непонимание других его точно не волновало. Все под контролем.
Но так хотелось поскорее закрыть эту тему.
– Проклятие Аннабель.
– Ты сейчас серьёзно?
Брови Стефана удивленно приподнялись. Снова что-то не так…
– Тебе опять не нравится?
Теперь настала очередь Алена обреченно вздохнуть. Он выглядел, как мать, которой сын безбожно лгал, что не курит, а она лично видела его за гаражами.
– То, что ты продолжаешь вешать мне лапшу на уши, как с «Сумерками».
Стефан непонимающе уставился на Алена, а тот выжидающе смотрел на него. Переглядки длились несколько минут: никто из них не понимал собеседника. Что он хочет, что пытается донести?