И только когда Ален, разочарованный в Стефане, собрался опередить его, так как невозможно было ничего вытянуть, Стефана осенило и прорвало тихим хохотом.

– Вот дурдом, – заключил Стефан, упершись рукой в перила, иначе бы точно покатился по лестнице от смеха. – Это фильм такой что ли? Я даже не знал.

Ален развернулся.

– Да, – медленно произнес он под непрекращающийся смех Стефана. – Фильм ужасов.

– Ну, спасибо, что не комедия. – Стефан вытер выступившие в уголках глаз слёзы. – А то звучало бы как издевательство.

Ален ожидал продолжения, но оно не последовало. Стефан поднялся по лестнице и пошёл к двери своей комнаты.

– Проклятие, получается… Аннабель – это та девушка, имя которой ты кричал во сне. И она много значила для тебя? Но почему она тебя прокляла?

Стефан осторожно дёрнул ручку двери, чтобы сильно не шуметь и не будить Джоба.

– Спи спокойно, – бросил напоследок Стефан и, войдя в комнату, закрыл за собой и оставил Алена наедине с ворохом вопросов.

Теперь есть человек, который знает, что Стефан бессмертен, а творящееся с его руками – последствие проклятия.

От этого к горлу подступал ком, а в груди закручивался узел тревоги. О нём знают больше, чем он хотел бы. Но он сам этому поспособствовал.

***

Стефан разомкнул веки в привычные для себя шесть утра и поднялся почти сразу, надеясь позавтракать в тишине и одиночестве.

Однако даже эти планы полетели крахом. На кухонном столе стояла недопитая кружка чая и лежала какая-то тетрадь, которой вчера не было.. Тоненькая, самая дешевая из всех, что можно найти. В неё была вложена ручка на страницах, где остановился владелец. Интересно, что там написано?

Поначалу Стефан подумал, что это тетрадь Джоба. Ален обычно в такую рань не вставал, а о режиме сна старика Стефану не было известно. Вдруг тетрадь хранит учет зарплат всех сотрудников? Интересно было сравнить.

Легким движением руки он открыл тетрадь на странице, куда была вложена ручка, но никаких цифр там не было, кроме сегодняшней даты. Лишь предложения, написанные убористым почерком с таким нажимом, что аж хрустели листы и на обратной стороне оставались следы от нажатия.

Тетрадь эта принадлежала не Джобу.

«Всю ночь проворочался и так не смог заснуть. Никак не получалось выбросить из головы разговор с Мартином и Пахитой. Мысли постоянно вертелись вокруг них. Тяжело думать о том, как они там без меня…»

Не успел Стефан подумать о том, кто такие Мартин и Пахита, как дверь на втором этаже открылась. Стефан резко закинул отвернутые листы обратно и метнулся к холодильнику. Когда Ален вернулся, тот уже достал вчерашнее рагу.

– Доброе утро, – тихо отозвался Ален с зевком.

– Ага. Утра, – пробормотал Стефан, открывая микроволновку, чтобы поставить в неё порцию ужина, приготовленного Джобом вчера.

Он покосился на Алена. Тот открыл тетрадь на месте, где остановился, взял ручку, словно хотел продолжить писать, но передумал. Может, ощутил взгляд Стефана и стушевался? Он встал из-за стола и положил тетрадь на подоконник, видимо, чтобы не мозолила глаза.

А потом налил в воду чайник и поставил его закипать.

Ален выглядел не выспавшимся и помятым. Сегодня у него, кажется, выходной, так что сильно бы ему это не помешало – мог спать сколько угодно.

Когда микроволновая печь пропищала, оповестив, что еда подогрета, мысли Стефана как раз обратились к неким Мартину и Пахите. Интересно, кто это? Друзья Алена, которых он покинул, сбежав из дома? Или его выгнали? Но отчего ж тогда Алену настолько трудно думать о том, как они без него обойдутся? Так сильно дорожит друзьями? Для него это характерно.

Жаль, что Стефан не успел прочитать больше. Ему хоть и все равно на людей, но довольно занятно наблюдать за их метаниями. Интересно узнавать, что у них на душе – просто ради любопытства, а не сбора компромата. Стефан любил наблюдать за скандалами, копаниями в чужом грязном белье, любил, когда выносят сор из избы и перемывают друг другу косточки. Стефана можно было назвать обычным сплетником, если бы ему было с кем сплетничать. А так он обычный мимокрокодил, требующий хлеба и зрелищ.

Стефан поставил тарелку на стол и сел напротив Алена, скучающе макающего чайный пакетик в кипяток новой кружки. Он подпер щеку свободной рукой и то опускал, то поднимал пакетик, казалось, на автомате, но оживился, когда сел Стефан.

Он смотрел так, словно вот-вот задал бы вопрос, но Стефан проигнорировал этот взгляд и с намеренно громким чавканьем начал есть. Ален даже не одернул его.

Спустя половину порции и выпитую чашку чая Ален все-таки озвучил то, о чем думал эти томящие его минуты:

– Сколько тебе на самом деле лет?

Брови Стефана поднялись от удивления. Он отправил в рот вилку, на которую подцепил кусочек мяса, и хмыкнул.

Ален вертел на пальцах язычок чайного пакетика, все еще подпирая одной рукой щеку – наверное, на ней потом останется красный след. Ждал. Наивно надеялся, что ему ответят?

– Двадцать один, – сказал Стефан и ехидно усмехнулся.

Ален недовольно зыркнул на него.

– Стефан.

– Мы с тобой что, закадычные друзья, чтобы я тебе все рассказывал? Ты и так знаешь слишком много. Больше, чем кто—либо ранее. Так что тешь этой привилегией свое эго, – ткнув вилкой в Алена, проворчал Стефана, надеясь, что тот уяснил с первого раза. Ален встал, чтобы подлить кипятка в кружку. Снова помакал уже использованный пакетик чая и так и не добавил сахар, а потом достал хлеб и джем.

Казалось, что разговор окончен, но внезапно Ален спросил:

– Ты часто сбегаешь?

– Постоянно. Я, можно сказать, кочевник. Это мой образ жизни. И я не сбегаю, а просто ухожу.

Ален поднял глаза с хлеба на Стефана, а затем вновь сосредоточил внимание на ноже, скользящем по куску.

– Уходишь от людей, которые пытаются узнать тебя получше?

Стефан сделал глубокий изумленный вздох и только через время заметил, как сильно вцепился пальцами одной руки в столешницу.

Стефан испугался. Пацан видел его насквозь.

Сердце пустилось вскачь то ли от страха, то ли волнения, то ли от… предвкушения. Страшно, потому что Ален понимал логику Стефана.

«Я реакция, ты – рефлекс»[2].

На Стефана нахлынули чувства сегодняшней ночи. Все повторялось и утром. Он никогда до этого не встречал людей, которые хоть сколько-нибудь пытались разобраться в нем. Насколько далеко Ален мог зайти в собственных домыслах и догадках?

Может, он не мог уснуть из-за мыслей о Стефане, а не о тех двоих?

Во-первых, если Ален решит разболтать что-то, то ему никто и ни за что не поверит, даже если поверил он. Во-вторых, Стефана все еще ничего здесь не держит, кроме разве что личного комфорта, но и им нетрудно пожертвовать, чтобы отвязаться от назойливых мух в лице некоторых людей.

Стефана обуревала смесь контрастных эмоций, которую очень сложно было осознать.

– Пятьсот шесть. Исполнилось в начале январе, – огорошил он Алена, любуясь чужим замешательством. Ален не нашел слов и шокировано уставился на него. Стефан решил не упускать момент и тут же спросил: – А кто такие Мартин и Пахита, м?

***

Настала очередь Алена сдавленно вбирать ртом воздух от неожиданности. На смену изумлению пришло возмущение. Ален нахмурился и скривил губы:

– Ты что, читал мою тетрадь?!

– А чего ты её оставляешь где попало? – со смешком ответили Стефан. Он даже не пытался оправдаться. Его бесстыдство и прямолинейность обескураживали.

Внутри закипал праведный гнев за то, что Стефан покусился на чужую собственность. В груди все сжалось, будто что-то очень чувствительное и болящее с размаху ударили. То, чего касаться не должны были в принципе.

– А какое право ты имеешь трогать то, что тебе не принадлежит?! – парировал Ален, но его тут же заткнули:

– Ну, захотел и потрогал, что ты запричитал? Ты думаешь, что в этом мире всегда все справедливо? И что вопросы здесь задавать будешь только ты?