Должно быть, отец ректора Стортона… Оливера, в самом деле любил свою жену, раз не выгнал ее за столько лет бесплодия. Джорджиана не в счет, разумеется. Она девочка.

— Дрангур говорил, что мне было около года в тот день, когда проводилась церемония именования.

Около года? Эти слова были неправильными, щекотали изнутри. Но не время перебивать.

— Тогда-то все и произошло, — проговорил Оливер, глядя на статуи. — Во время церемонии именования глава рода формирует заклинание связи между собой и наследником. В этот момент наследник становится частью рода и занимает в иерархии соответствующее место. Впрочем, зря я вам рассказываю, ваши успехи в заклинаниях весьма впечатляющи. Должно быть, особенности этого заклинания вы знаете и без меня.

Я знала только то, что написано в учебнике. Заклинание связи…

Магическая связь…

Сегодня днем ректор Стортон спрашивал меня о родовых проклятьях. Просил ответить, в какой момент появляется ребенок. Правильный ответ: тогда, когда устанавливается магическая связь с родителями.

Заклинание связи, которое делает мальчика наследником целого рода, — еще более тонкая магия, еще более сильная. Но имеет ту же природу.

— Вас усыновили, — выпалила я, глядя в пол. — Вы не родной сын Стортонов. Именно поэтому вы не превратились в статую. Поэтому в момент церемонии именования родовое проклятье активировалось. Должно быть, условием его исполнения было…

Оливер обернулся ко мне и сцепил лапы за спиной.

— … Именование в качестве наследника рода Стортонов ребенка, не связанного с родом кровью. Верно, Уннер. Я думаю, именно это стало причиной.

Вот, почему Оливер сказал, что ему было «около года» в день проведения церемонии. У аристократов принято запоминать момент рождения вплоть до конкретного часа, но если он приемный ребенок, которого не ясно, откуда взяли, то и возраст его может быть неизвестен.

— Думаете?

— Да, — кивнул он. — Я могу только предполагать. Как я уже говорил, проклятье на мой род… вернее, род Стортонов было наложено так давно, что я не смог найти упоминания об этом даже в самых ранних записях книги «История и корни рода Стортонов». Я изучил ее вдоль и поперек, как и дневники всех моих предков. Никаких следов.

— Но… кто же вы тогда?

«Кто вы тогда?»

Мой вопрос повис в воздухе, потому что Оливер — как же приятно было так его называть! — не спешил давать ответ.

— Я думаю, для рассказа об этом нам лучше пройти в библиотеку.

Бросив последний долгий взгляд на статуи, он подошел к двери и потянул на себя створку. Замер, церемонно пропуская меня вперед.

Уже выйдя из просторного зала, я оглянулась. Статуи, кажется, еще немного поменяли свое положение, а может, это просто игра света на камне.

— Я ожидал более сильной реакции, Танг, — сказал Оливер, идя впереди меня по коридору. Хвост его снова нервно дергался туда-сюда, так что я сделала вывод: в руках вспыльчивый Оливер держит себя из последних сил.

— Я… я должна подумать, — пробормотала я. — Все это так внезапно, так странно…

— Я про новость о том, что я — не Стортон.

Пожав плечами, я ничего не ответила. Разве в этом дело?

— Любая другая девушка отказала бы мне не до того, как я сообщил об этом, а после.

— Любая другая девушка из тех, что вас окружают, должно быть, не выросла в доме деревенского старосты, потому что осталась без родителей.

Оливер обернулся.

— Знаете, Танг…

— Унни. Я не люблю свою фамилию. Унни — лучше.

Я почувствовала, что щеки заливает краска. Танг — это «безымянная» с древнего языка. «Уннер» — волна. Ласковое «Унни», которое придумала мачеха, мне нравилось намного больше. Это было в самом деле мое имя.

Задержав на мне долгий взгляд, Оливер кивнул, и остаток пути до библиотеки мы проделали в тишине.

Так же не говоря ни слова мы прошли мимо величественных набитых книгами шкафов и добрались до камина, рядом с которым я обычно листала книги, пытаясь найти хотя бы что-то об универсальных способах снятия проклятий.

Оливер выудил из стопки книг на столе уже знакомую мне «Историю и корни рода Стортонов», а затем — еще одну тонкую книгу в кожаном переплете.

— Об этом я почти ничего не знаю, — признался он, не глядя на меня. — О том, кто я такой и откуда. Ты расспрашивала меня о родителях, Унни. Они плавали к Драконьей земле и…

— И погибли от инфекции, которую там подхватили, — хмыкнула я. — Отлично помню.

— Это была идея Дрангура, рассказать всем об инфекции. Видите ли, он не верит, что проклятье с моей семьи можно снять: оно было наложено настолько давно, что у рода Стортонов тогда даже не появился фамильяр. Потому Дрангур придумал официальную версию: смерть от инфекции, привезенной из Драконьих земель. Люди острова ненавидят драконов, так что в это легко поверили. А репутация рода осталась незапятнанной. Мое положение как наследника, а затем и главы рода, — неоспоримым.

— Это странно, что Дрангур принял вас. Разве нет?

— Церемония именования, несмотря ни на что, состоялась, род Стортонов меня принял. Но Дрангур вообще странный. Он сказал, что мое появление благословлено святыми, и кто он такой, чтобы спорить. Дрангур мне как отец, он меня вырастил, много рассказывал о моих родных. Я рано начал изучать проклятья: как их накладывать, как они работают, из каких частей состоят.

— Я подозревала в вас склонность к вредительству.

Он покачал огромной головой.

— Я хотел расколдовать родных. А чтобы научиться снимать проклятья, сначала нужно научиться их накладывать.

Мне стало стыдно, но прежде, чем я начала извиняться, Оливер закончил листать книги и повернулся ко мне.

— Вот все, что я знаю. Вы тоже можете прочитать.

Заинтригованная, я приблизилась. Какая-то часть меня по-глупому была тронута тем, как много он мне доверил. Но больше мне было стыдно от того, что доверие Оливера я обманываю, ведь его чувства — ложь.

В огромной и объемной «Истории и корни рода Стортонов» была всего одна строчка: «Во время нашего путешествия к Драконьим землям Кларисса родила наследника, мальчика. Я назвал его Оливером».

Ложь, должно быть, барон Стортон сделал эту запись в книге, чтобы отвести следы от того, что ребенок ему неродной.

А вот в кожаной тонкой книжке, которая, должно быть, была дневником барона Стортона, информации было побольше.

'Шторм не утихает уже несколько недель. Команда истощена, пассажиры тоже. Многие боятся, что мы не доплывем до острова, бормочут молитвы, просят о спасении даже низвергнутых — я почти готов присоединиться, лишь бы спасти мою дорогую Клариссу и отважную Джорджи, которая держится лучше нас всех.

Капитан мрачен.

Во время короткого затишья мы наткнулись на шлюпку с выжившими после крушения корабля, которому повезло меньше. Матросы настаивали, что поднимать их на борт — все равно, что позвать в гости беду, но я не пожелал ничего слушать. На руках у сидящей в шлюпке женщины был младенец, выживший в этом аду, должно быть, чудом'.

Часть текста была вымарана, и внизу страницы красовалось короткое предложение:

«В ночь на новолуние Кларисса родила сына. Я назвал его Оливером».

Вот как. Должно быть, этот «чудом выживший младенец» и стал потом бароном Оливером Стортоном.

Стоп. Женщина с младенцем, выжившая после кораблекрушения… почему это мне кажется знакомым?

— Кроме этого я знаю совсем немного. Унни… — Он протянул лапу и коснулся моей руки.

Дыхание перехватило, я подняла глаза, и в этот момент дверь библиотеки распахнулась. Раздался скрежещущий звук губной гармошки, а затем громкий, не попадающий в ноты голос:

— Лунный цикл наступил,

Грим на кладбише завыл,

И я тоже запою,

Очень трах…

— Бен! — рявкнул ректор Стортон, и пение оборвалось. — Унни все еще здесь, имей совесть!

Из-за шкафов появилось кругленькое привидение, а вслед за ним удивительно изящно для такого огромного размера крыльев влетел Дрангур.

— Прости, Олли, — покаянно вздохнул призрак и тут же заволновался. — Но ты не дослушал, это — новая. Очень траха…