Он поднялся достаточно высоко, на уровень второго этажа, и оттуда, как хищная сова с желтыми светящимися глазами, спикировал за спину ректора Стортона.

— Вот он, мой Бен! Где же ты прятался так долго? Ну что, новый мир — новые возможности? Дай на тебя посмотреть!

Призрак выглядел растерянным и шарахнулся назад. Дрангур бросился за ним следом.

— Бен! Неужели ты думаешь, что я не знал про то, что ты теперь призрак? И про то, что ты провалился в прямо в источник силы, в подземье? Я же фамильяр. Бен! Неужели ты думаешь, что я не знал о том, что ты станешь призраком, как только с тобой познакомился? Что? Ты даже не расскажешь, как твои дела теперь? Не посидишь со стариком Дрангуром, как в старые времена?

Эти слова заставили призрака замереть.

— Ты знал? Знал, как я умру?

— Конечно!

— Что? Да ты!.. Бессовестный! А еще друг, называется!

Призрак подлетел к Дрангуру, тот рванул куда-то вверх, и я перестала различать их голоса.

— Пойдемте, Уннер, — прошептал ректор Стортон, тронув меня за локоть. — У нас не так много времени.

— Времени для чего?

— Времени, пока Бен совершенно точно не подслушивает, — хмыкнул он. — Проходите.

Я кивнула, шагнула вперед, к крыльцу, и замерла.

— Но подождите. Дрангур только что сказал, что знал о том, как погибнет ректор Тернер. Как это возможно? Он соврал?

— Разумеется, нет. Дрангур — фамильяр, представитель одного из самых малоисследованных видов волшебных существ, выражаясь формально. Боюсь, даже я не могу сказать, что и о ком он знает. Дрангур раскрывает свои секреты только тогда, когда захочет сам.

Что ж, остается надеяться, что он сохранит мой.

— Куда мы идем?

— В западное крыло. Вы ведь хотели там побывать.

Западное крыло? Серьезно? Я замерла, но все-таки заставила себя сделать шаг вперед. Любопытство было моим самым большим недостатком. С тех пор, как ректор Стортон запретил мне заглядывать в западное крыло поместья, это место манило меня, как сладкий пряник.

Я бы соврала, если бы сказала, что от вторжения на запретную территорию меня удерживает порядочность. Скорее — страх. Неприятный и липкий, природу которого я не смогла бы объяснить.

Ректор Стортон молча шел рядом — кажется, это был первый случай, когда порвавашаяся одежда его волновала мало, он будто вообще ее не замечал. Когда мы дошли до лестнице в холле, ректор Стортон остановился.

— Замрите, Танг.

Я послушалась. Чувство опасности, взметнувшееся изнутри, сейчас достигло максимума. Или я себя накручиваю? Может, за последние несколько дней просто произошло слишком много событий?

Но ректор Стортон тоже не выглядел спокойным. Он смотрел в угол просторного холла, который находился в двадцати шагах от нас, не отрываясь. Я проследила за его взглядом. Угол как угол, рядом висит какой-то пейзаж на стене. Пришурившись, я рассмотрела что-то тонкое, стекающее с прямо по воздуху сверху вниз.

Ректор Стортон припал к земле, как самый настоящий кот, по его телу прошла волна, а затем — прыжок, и вот он уже в углу, прижимает что-то к земле. Аккуратно отнимает от этого чего-то широкие лапы.

— Дрангур-р-р!

Подойдя ближе, я не удержалась от смеха: опасное «что-то» оказалось пером на леске, подвешенным к лепнине на потолке. Кошачья игрушка.

— Вам смешно, Танг, — проворчал ректор Стортон, поднимаясь и смущенно отряхивая мантию. — Наверное, потому что вы никогда не оказывались в теле огромного кота. И не имели фамильяра с ужасным чувством юмора. Уверен, именно поэтому они с Беном нашли общий язык.

Произнося это, ректор Стортон не мог отвести взгляда от пера, а потом ногой (задней лапой) слегка пнул его, заставив зашевелиться. Напрягся всем телом, как будто хотел перо поймать.

Встряхнулся.

— Да провались оно все! Уннер, западное крыло. Я должен… многое вам рассказать. И надеюсь, на своем пути я не встречу пучки сушеной кошачьей мяты! — последние слова он выкрикнул, как будто Дрангур мог его услышать.

— Как это ощущается? — с любопытством спросила я поднимая с пола перо и пряча его в сумку. Ректор Стортон решительно не мог оторвать от него взгляда, пока оно не исчезло.

— Иметь в роду фамильяра?

— Быть огромным котом.

Ректор Стортон, который уже направился к лестнице, замер.

— Последние несколько секунд шевелящееся перо интересовало меня намного больше, чем вы, Уннер. Учитывая, что вы не идете у меня из головы уже много месяцев, в какой-то степени такие вспышки животной природы дарят мне облегчение. Пойдемте.

Он… Он правда сказал, что я не иду у него из головы? Глупая Унни, что же ты сразу разволновалась? Может, это из-за проклятья?

Стоп.

Месяцев⁈

Я не рискнула спрашивать о том, что он имел в виду, потому что боялась любого ответа. Все равно чувства ректора Стортона ко мне не могут быть настоящими. Это всего лишь моя русалочья магия, не больше.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж, прошли мимо уже знакомой мне ванной и приблизились к широкой двустворчатой двери. Западное крыло.

Внезапно мне стало страшно.

— Там… что-то плохое, — выпалила я. — Что-то… гниющее.

Вот… вот, почему мне было неуютно в Стортон-холле, вот почему я чувствовала себя странно. Как будто нахожусь рядом с чем-то испорченным.

— Хм, — кашлянул ректор Стортон. — Интересное определение для родового проклятья. И давно вы чувствуете, что находитесь рядом с — как вы сказали? — чем-то гниющим?

Я кивнула.

— С тех пор, как впервые попала в Стортон-холл. В смысле… — Я покраснела. — Я не имею в виду, что ваше поместье какое-то плохое. Сэр.

Ректор Стортон раздраженно дернул ухом.

— Я вас понял, только не начинайте снова извиняться. Гниющее, хм… Очень точное определение, учитывая, что родовые проклятья накладывают, чтобы буквально сгноить корни фамильного древа. А вместе с этим — уничтожить и ветви.

— Боюсь, я ничего не понимаю.

Родовое проклятье? О чем он говорит?

— Сейчас поймете, Уннер. Хорошо, что вы все-таки изволили прочитать учебник к сегодняшнему дню.

С этими словами он распахнул дверь и, вопреки правилам вежливости, первым шагнул вперед, в темный коридор.

Я замерла.

— Уннер, я бы на сто шагов не позволил вам подойти близко, если бы не был уверен, что здесь безопасно.

Услышав это, я поспешила вперед. Не хватало еще выставить себя трусихой!

И вообще — вдруг он передумает раскрывать мне семейные тайны? А я уже настроилась.

Ох, провал, мое любопытство меня погубит в конце концов, как погубило одну широко известную мантикору.

Только пройдя несколько футов по коридору, шаг в шаг за ректором Стортоном, я поняла, почему ректор Тернер заявил: если бы я в самом деле побывала в западном крыле Стортон-холла, картины были бы последним, на что я бы обратила внимание.

Во-первых, их было не разглядеть: коридор, по которому мы шли, был абсолютно темным. Ни ночных огней, ни заряженных кристаллов, ни даже свечей — ничего. Только заклинание ректора Стортона освещало нам путь, отбрасывая на стены зеленые остветы.

Потускневшие обои, покрытые паутиной, — это все, что я смогла рассмотреть.

Наконец ректор Стортон остановился у одной из дверей. Выражение морды у него было… совершенно нечитаемое.

— Я должен был объясниться с самого начала, но, признаться, я впервые в жизни оказался в такой ситуации. Для вас, Уннер, разумнее всего было бы держаться от меня подальше. Я надеялся, что у меня у самого хватит силы воли не сближаться с вами, но… боюсь, моя сила воли дает трещину, когда речь идет о вас. Потому я решил прислушаться к Бену, который уверял, что я должен предоставить вам выбор. Учитывая… ситуацию, в которой мы оказались. Я прошу только держать в тайне то, что вы сейчас увидите.

Чувствуя, как бешено колотится сердце, я кивнула.

Ректор Стортон, помедлив несколько секунд, открыл дверь и и щелчком пальцев наколдовал множество оранжевых огоньков для освещения.

Я оглядела комнату и… закричала от ужаса.