Услышанное от Анны Ржевской не дает мне покоя. Я понимаю, что чем дольше буду оттягивать момент разговора с бывшей свекровью, тем больше это будет меня беспокоить и нервировать, вызывая стресс.

Когда у меня в жизни происходят какие-то проблемы, я начинаю худеть, так как еда перестает меня привлекать. А силы мне сейчас нужны как никогда.

К счастью, высшие силы сегодня на моей стороне, так как, когда я оказываюсь прямо у двери бывшей свекрови и нажимаю на дверной звонок, вскоре слышу приближающиеся шаги. Конечно, есть вероятность, что это ее домработница, но что-то мне подсказывает, что это Есения Андреевна.

Мои предположения подтверждаются: дверь открывается, и наши взгляды встречаются.

— Давно я тебя ждала, Соня. Проходи, раз осмелилась и пришла.

Я вхожу с недоумением и закрываю за собой дверь, наблюдая, как она разворачивается и уходит в глубину квартиры, ожидая, что я последую за ней. Я снимаю обувь и иду за ней, не отказываясь от приглашения.

Несмотря на то, что я думала, что она неприятно удивится, и я наконец-то выскажу ей всё, что накопилось в моей душе, всё происходит наоборот. Она рада меня видеть, и это вызывает у меня недоумение.

Когда я захожу в гостиную и вижу, что она садится на диван, указывая мне на кресло напротив, я сажусь и поднимаю бровь, глядя на нее вопросительно.

Она ведет себя настолько спокойно, что меня это даже нервирует. Ведет себя так, будто я прихожу к ней каждый день, и в этом нет ничего особенного.

Молчание затягивается, но затем, когда она открывает рот, я понимаю, в чем дело.

— Итак, каков твой ценник?

— Прошу прощения?

Я не сразу осознаю, что она имеет в виду, глядя на меня таким взглядом, будто видит меня насквозь и не считает за человека.

— Сколько ты хочешь, чтобы я тебе заплатила, и ты исчезла из жизни Гордея? Ты ведь за этим сюда пришла? Требовать денег?

С самого начала, когда Гордей привел меня знакомиться с его родителями на ужин, Есения Андреевна сразу показала, что я ей не понравилась. При собственном сыне она хоть как-то выдавливала из себя улыбку, но стоило ему отлучиться в уборную, как улыбка исчезала, уступая место истинному лицу свекрови.

Она ясно дала понять, что я не пара ее сыну. Хотя они с мужем всю жизнь были обычной семьей и достигли благосостояния лишь после того, как Гордей начал зарабатывать большие деньги, это вскружило ей голову. Она моментально забыла, из какой семьи происходит сама.

Сейчас она сидит с таким важным видом, словно она едва ли не королевских кровей, а перед ней сидит какая-нибудь пастушка или дочка кузнеца, претендующая на ее сына-принца.

Эти мысли настолько меня веселят, что я не выдерживаю и усмехаюсь. Ее хмурый взгляд только усиливает мое веселье, и я начинаю смеяться.

Несмотря на ее попытки заставить меня успокоиться, я смеюсь до тех пор, пока сама не успокаиваюсь. После этого я смотрю на бывшую свекровь и вижу перед собой постаревшую женщину, которая, как бы ни пыталась молодиться, выглядит на свой возраст.

От былой красоты практически ничего не остается, но даже в квартире она ходит при полном параде.

Сколько я ее помню, никогда не видела ее в ночной рубашке или растянутых спортивных штанах. Она была настоящей женщиной, как бы мне ни хотелось этого признавать. Когда-то она была довольно красивой, и я не удивляюсь, что Дмитрий, биологический отец Гордея, когда-то обратил на нее внимание.

Мне бы следовало оскорбиться из-за ее высокомерия, но вместо этого я чувствую веселье. Ее поведение не удивляет меня, ведь она всегда любила деньги и считала, что другие тоже готовы плясать под любую дудку ради привилегий.

Вопреки планам быстро поговорить с ней и уйти, я расслабляюсь в кресле и решаю пощекотать ей нервы:

— А почему вы не ушли от своего мужа, когда узнали, что беременны от Дмитрия? Он ведь уже тогда был состоятельным, и вы могли бы жить на алименты.

Есения Андреевна поджимает губы и сжимает челюсти. Ее не устраивает мой интерес.

— Это не твое дело, Соня. Что ты себе позволяешь? Это наши семейные дела.

— Но вы же позволяете себе вмешиваться в чужие семейные дела. Почему считаете, что можете затыкать мне рот? Или вы уже тогда понимали, что Дмитрий никогда на вас не женится? Или действительно любили своего мужа?

— А что это ты такая языкастая стала? Что, снова открыла свою кондитерскую и считаешь, что на коне? Я закрыла ее один раз, могу устроить это и во второй раз. Не думай, что защита Гордея будет вечной, и твой бизнес будет процветать постоянно. Это всё зависит от меня.

Она прищуривается и стискивает челюсти. На ее лице я вижу сожаление, что она открыла рот, но она настолько ненавидит, когда ее загоняют в угол, что начинает угрожать мне, буквально раскрыв все свои прошлые деяния.

— Можете так не заниматься самобичеванием, что раскрылись. Я уже знаю, что это не Гордей устроил мне проблемы в прошлом, а вы.

Она хмурится и долго смотрит на меня, пытаясь понять, вру ли я.

— Гордей тебе не поверит. Он сейчас обижен на меня, что я врала ему всю жизнь, но он меня любит и точно поверит мне. Тем более, что это ты ко мне пришла. Я скажу ему, что ты разгромила тут всё и требовала деньги.

— Вам не стыдно сочинять такие небылицы в вашем возрасте? Вам бы на даче жить да грядки полоть. Внуков вам не доверю, уж простите.

— А с чего ты взяла, что твой ублюдок мне нужен?

До этого я сохраняла спокойствие, но после этих слов чувствую настоящую ненависть. Однако я быстро гашу это чувство, не желая копаться в этом дерьме, но удивляюсь, сколько злобы в этой женщине.

Есения Андреевна молчит, но ее лицо говорит само за себя. Она закрывает глаза на мгновение, затем смотрит на меня холодным взглядом.

— Мы отклонились от темы, Соня. Сколько ты хочешь?

— Сколько хочу за что? Уточните, я ваш язык не понимаю.

Я усмехаюсь и думаю о том, сможет ли она меня удивить. Она на редкость неприятная женщина, и мне уже хочется уйти, но я желаю довести разговор до конца, чтобы больше никогда к нему не возвращаться.

— Я готова заплатить тебе сто тысяч долларов, чтобы ты исчезла из жизни моего сына и уехала в другую страну.

— И что вам это даст? Думаете, что он женится на Анфисе? Вам не дают покоя деньги Дмитрия? Гордей сам неплохо зарабатывает и не хочет жениться на дочери своего биологического отца. Он с ним даже не общается.

Она молчит, словно это для нее личное, и я понимаю, что она всю жизнь была глубоко несчастна в любви и не могла получить того, кого хотела.

— А как Дмитрий узнал, что у него есть сын? Вы ведь сами его нашли, верно? — говорю я и смотрю на ее лицо, а затем вдруг осознаю то, в чем она не хочет признаваться. — Не нашли… Вы его из виду никогда и не теряли, а когда пришел нужный час, воспользовались возможностью и раскрыли ему правду. Вы одержимы им, Есения.

Называть ее по отчеству у меня язык не поворачивался, но и тыкать ей мне не позволяет воспитание, хотя она сделала много плохого в мой адрес и продолжала оскорблять меня и сына.

— А знаете, можете не отвечать, я уже всё поняла. Вы надеетесь, что Дмитрий снова посмотрит на вас, как на женщину, но он вас не любит. Он любит свою жену.

Я не вру, а говорю правду. В этот момент я даже чувствую к ней жалость. Она любит чужого мужчину всю жизнь и ничего не может с этим поделать. И сейчас она портит себе и сыну жизнь ради призрачной мечты о мужчине, которого никогда не сможет получить.

— Любит! — вдруг кричит она, когда я встаю, собираясь уйти, и вскакивает следом. — Он меня всю жизнь любил, а свою жену жалел. Она болела раком, поэтому он не развелся с ней. Он думал, что я как все женщины, которые хотели его денег, но я не такая. Я его люблю!

Она продолжает кричать, а я сопоставляю факты.

— Есения Андреевна, если всё так, как вы говорите, почему после смерти первой жены он женился на ее младшей сестре, а не на вас?