Конечно, она не только рыдала, но и пыталась позвать кого-нибудь на помощь. Перестала кричать уже после того, как сорвала голос и поняла, что никто за ней всё равно не придёт. А если тут звуконепроницаемые стены и окна… И её явно колбасило. Очень долго колбасило, от всего сразу. И от накрывшей её ломки, и от прихода, связанного с безумными событиями этого ненормального вечера. Её буквально выкручивало и добивало всем сразу. Предчувствием неизбежного, полной потери хоть какой-то связи со своей сестрой. Осознанием того факта, что она всё просрала. Абсолютно всё.
Обычно в таком состоянии заснуть просто нереально. Да она и так не верила, что теперь сумеет сомкнуть глаза. Пусть и ощущала себя разбитой буквально, поскольку начали ныть после «разморозки» не только все ранее затёкшие мышцы, но и даже кости. Словно их и вправду подробили.
Потом она, наверное, просто устала плакать, пустив большую часть салфеток как раз на сопли, из-за которых постоянно забивался быстро распухший нос. А остановиться действительно было трудно. Особенно при воспоминании последних слов Монарха и его ужасного ухода. Он ведь даже ни разу не обернулся и не взглянул на неё тогда. Просто взял и ушёл. Практически бросил, как использованную им шлюху, в которую даже побрезговал вставить…
А если он такой же, как и Маэстро, если не хуже? Хотя, скорее, точно хуже. По крайней мере, она уже сама успела в этом убедиться за столь короткий отрезок времени их крайне ошеломительного знакомства. И мало что он мог ей тут наговорить. Вдруг сейчас сюда войдёт подосланный им (а может и Маэстро) киллер и отстрелит ей голову чётким попаданием меж глаз. Даже особо не целясь.
Как она вообще могла подумать, что сумела чем-то заинтересовать такого, как он, монстра и чудовища? Ему такие истерички точно не нужны. Он явно привык общаться с настоящими профессионалками своего дела, а не нянчится с ни на что не годными девственницами.
Но усталость и нахлынувшее на неё после столь убийственных приступов ненормального стресса бессилие всё же нагнали её через какое-то время, сделав в итоге своё чёрное дело. Она перестала и плакать, и цепляться за окружающую реальность немощно брыкающимся рассудком. На деле банально устав и вымотавшись от собственных истерик. Кажется, её даже начало клонить немного в сон. Пока она не ощутила… чьё-то присутствие… Тем самым чувством, которое развилось у неё ещё в Пансионате.
Поэтому и открыла распухшие от слёз веки, неслабо испугавшись и таки, да. Увидев чьи-то тёмные тени рядом с кроватью. Одну или три? Она толком не успела разобрать, поскольку самая к ней ближайшая и уже почти над ней склонившаяся тень вдруг накинула что-то на её лицо или голову не пропускающее свет и тут же зажала ей рот рукой. Хотя последнее точно было лишним.
Так что, да. Ей что-то тогда вкололи. Она явственно почувствовала укол в сгиб руки, скорее всего прямо в вену, которую крепко удерживали тогда сразу три чужих ладони. Как она в ту секунду не описалась или вовсе не обделалась? Хотя… кто его знает. Что-то тёплое между её ног вроде бы потекло. Разве что выяснить, что именно, она так и не успела. Потеряла сознание. Или же отключилась благодаря введённому ей прямо в кровь препарату…
— Доброе утро, Анна. Как самочувствие? Как спалось?
Она всё же дёрнулась всем телом от испуга, хотя и не вскрикнула. Удивившись тому, как не сумела заметить бесшумно вошедшую в комнату девушку.
Глава пятнадцатая
Хотя, при ближайшем рассмотрении, это, скорее, была молодая женщина лет тридцати пяти, разве что очень худенькая и высокая и чем-то напоминающая своей строгой причёской — собранными на затылке в очень тугую шишку тёмными волосами — Одри Хэпберн. Хотя и в этом плане Анне действительно показалось. Всё же Хэпберн была маленького, почти кукольного росточка, а эта повыше и с совершенно другими чертами лица — с более крупным и островатым носом, с иной посадкой больших (даже, наверное слишком больших) светлых глаз. Да и губы у неё были тонковаты, а сама худоба явно чуть портила, а не подчёркивала её природную и естественную красоту из-за слишком впалых щёк и резко выступающих скул.
В общем, на удивление, никаких филлеров и ботекса. А строгий светло-серый деловой костюм из короткого жакета и юбки-карандаша до колен, определенно указывали на её служебный род деятельности в данном месте. Причём высокие каблуки её стильных чёрных туфель нисколько не вводили в иное заблуждение. И да, они гармонировали с чёрным кожаным ремешком её изящных ручных часов и небольшой броши из чёрного хрусталя на шалевом лацкане жакета. Идеально продуманный образ. Как, возможно и её вежливая почти услужливая улыбка.
— Кто вы? — естественно, никакого ответного желания ей улыбнуться и мило поздороваться у Анны не возникло.
— Меня зовут Анастасия Константиновна. Но ты можешь звать меня просто Анастасией. Или даже Настей.
Она весьма изящно приблизилась к кровати, на которой до сих пор ещё лежала почти плашмя Анна, и неожиданно вдруг подняла руку с протянутой вперёд ладонью. Она и вправду пришла сюда, чтобы познакомиться? Но, скорей всего, сделала это сразу же после того, как Анна проснулась и начала подавать первые признаки физической активности. Значит, и что более вероятней, в этой комнате находились скрытые видеокамеры. Прямо как в Пансионате. А может это всё-таки и был Пансионат?
— Где я? И кто вы вообще такая? Имя в таких местах мало что значит…
И она вовсе не шутила, поскольку имя ни о чём не говорило, от слова совсем. Поэтому она и не стала пожимать протянутой руки незнакомки. По крайней мере, сейчас.
— Прошу прощения, если чем-то тебя обидела. — Анастасия продолжала мило улыбаться, совершенно никак не отреагировав на грубую интонацию голоса Анны. — Меня прислал к тебе Глеб Олегович. Чтобы помочь с адаптацией и для дальнейшей беседы. Нам ведь нужно узнать, кто ты на самом деле такая и чем можешь оказаться для нас полезной.
Анна вдруг отрицательно и довольно чётко закачала головой.
— Нет! — как обрезала.
— Что нет? — похоже, эта Константиновна и вправду тот ещё орешек. Или непробивная, как и её работодатель.
— Я ни о чём с вами говорить не буду. Я вас знать не знаю!
Впервые идеальная маска нарочито вежливой «помощницы» Монарха дала весьма ощутимую трещину. Но она тут же исправилась, тихо засмеявшись и соучастливо качнув головой.
— Видимо, ты ещё не до конца пришла в себя и пока ещё плохо соображаешь. Так что спешить по любому не будем…
— Можете не стараться. Разговаривать «по душам» я буду только с Монархом, как и отвечать на все ЕГО вопросы. А то мало ли… Откуда я знаю, что это его дом?
— Боюсь, ты не в том положении, чтобы начинать с ходу выдвигать собственные, ещё и такие жёсткие условия. Да и Глеб Олегович не тот человек, который станет тратить своё драгоценное время на разговоры, не входящие в его личные интересы и в его обширный рабочий график.
— Странно, вчера он нашёл на меня предостаточно свободного времени и на разговоры, и на прочие, не относящиеся к задушевным беседам, действия.
Анна так и не поняла, почему вдруг с ходу ощетинилась на эту Анастасию, которая, к слову, ещё ничего плохого ей не сделала (и не сказала, впрочем, тоже). Может, непонятно, за каким хреном, испытала что-то вроде лёгкого укола ревности (хотя, скорее, далеко не такого уж и лёгкого). Что кто-то в этом месте, кроме самого Монарха, обладал своей толикой власти и пытался теперь ей это продемонстрировать, пусть и сильно завуалировано.
— Ты права. Он выделил вчера для своего отдыха необходимое для него время, чем и воспользовался в полную меру. Просто тебе посчастливилось оказаться в пределах его досягаемости и на какой-то час подпасть под его весьма обширный круг интересов. Но едва ли он сейчас готов потратить не менее ценное для него рабочее время для ближайшего с тобой разговора. Тем более, я имею на руках полный список вопросов, которые он задал бы тебе сам лично, если, конечно же мог.