Мне надоело жмуриться — все-равно уже спалилась. Открыла глаза.

Заодно увидела, что палилась только перед Петром — никого уже в комнате больше и нет.

— А то что услышал — не разобрал. Почти. — Петр уже совсем рядом и мне прекрасно слышно каждое его слово, даже когда он переходит на шепот.

— У меня только один вопрос: что мы можем сделать прямо сейчас для того, чтобы у тебя была возможность познать все мои ипостаси?

— Все-все?

— Ммммм… ну, не сразу… Но мы ведь не торопимся? Так что, можем и все. Если — постепенно…

— Ох, Петь! Может уже хватит-то — постепенно? Давай, поторопимся, а?

Хм… и мне не стыдно.

Спасибо всем, что сразу смылись — без вопросов, долгих и никому не нужных прощаний и других разговоров. Да им просто уже до чертиков надоело наблюдать за нашим с Петром — “мы ведь не торопимся”.

И — нет, мне не стыдно. Как только хлопнула входная дверь, крепко схватилась обеими руками с двух сторон за ворот рубашки моего синеглазого и резко потянула его к себе.

Ворот раздвинула, изучаю — что досталось. Первый раз так близко. Чую: цвет, запах, вкус — даже лизнула — все мое.

Пока есть у меня единственный вопрос, который сейчас хочу задать — глаза в глаза — и ничем себя не ограничиваю:

— Ну, что, милый, сегодня анлим — до утра?

И ответ-то мне не нужен, не жду его, а просто продолжаю с девизом “делай, что должен — и будь, что будет”.

Вот как сейчас: минута почти без действий, лишь одни намеренья — а мы уже близки друг другу, как ни разу прежде.

Изучаю дальше, разглядываю.

Взмах ресниц, приоткрывший блеск в глазах…

косая тень от челки, спрятавшая напрягшиеся скулы…

и дернувшийся на вдохе вверх уголок рта.

За пол мгновения я успеваю все еще не произнесенные слова увидеть на его лице.

И с восторгом эхом слышу рык — тихий, но от этого не менее наполненный страстью и желанием.

Зажмурилась. Не видеть желаю, а слышать — как сильно хочет меня мой синеглазый.

Шелест вдоха и урчание выдоха.

— Анлим у нас с тобой уже давно — на все и сразу, милая.

И мне не стыдно так торопливо и, в то же время, так старательно двигать пальчиками. Ведь на каждый мой счет — раз, два, три — отлетает новая пуговица с его рубашки.

Сдергиваю оставшуюся ткань и скольжу по его горячей груди. И изумляюсь — как такое возможно?

Чтоб под тончайшим и прохладным шелком кожи мои ладошки утопали в пышущей жаром стальной стене мышц.

Чтоб каждое его движение перебегало волной в мои пальчики, а после отката без потерь возвращалось от меня ему же.

Чтоб ладошки мои нагревались за мгновение до точки, за которой потом — только сгорать и плавиться.

И мне не стыдно так жадно ловить шальными от отсутствия хоть капли того самого стыда губами все, до чего сейчас они готовы дотянуться.

Вот в плену у них его язык. Шалун — первый попался и нарвался.

Вот обеими обнимаю его нижнюю — давно так хотела попробовать. Ура!

Вот попался кончик носа — прикасаюсь овернежно. Крылья мотылька — кувалды, в сравнении с моими губами.

И я еще недолго продолжаю упираться в него чем могу — ладошками, губами, взглядом.

А потом внезапно уступаю натиску — и он вжимает меня в себя и себя в меня.

Все.

Игры закончились.

Схватил под попу,

И хорошо что тут совсем рядом стенка, а перед ней тумба. Высота подходящая. Ширина — то, что надо. Как раз для нас — чтобы было сейчас все так — как хочется.

Кожа к коже.

Вдох ко вдоху.

Все и сразу.

Наклоняюсь к груди. Сердце гулко отмеряет ударами время.

А теперь пропустило удар. И мое, сразу затосковавшее — тоже.

А теперь снова — тук-тук-тук! И дальше — вместе.

— Леся, все и сразу? — этот гортанный шепот теперь я буду слышать вечно.

— А что, здесь кто-то не согласен?

— Ммммм… ррррр… милая… — уже не рык, а рев. Убедительно.

— Ну, уж, точно — не я, милый.

Все это время мои пальцы трогают его, соскальзывая вниз — сначала к кубикам, потом по ним, рисуя контур каждого, дальше по косой — упс, пряжка ремня — и снова вниз.

Все это время его пальцы касаются меня, двигаясь вверх: огладили коленки и дальше по бедрам прокладывают себе дорогу, рисуют круги, ждут реакции — и снова что-то рисуют.

Ну вот мы и встретились.

А дальше — как и хотели.

Все и сразу.

Так получилось. Я лежу на полу, уткнувшись лицом в балконную дверь. Во весь рост.

Прижата сразу со всех сторон прекрасным и сильным телом. Тотальная фиксация. Изогнуться, выскользнуть, убежать — шансов ноль.

Дверь сверху донизу стеклянная и только поэтому нет чувства, что я в капкане.

В немножко нервном и ачумительно интимном капкане из рук, ног, движений и объятий.

Я и не шевелюсь.

У меня поважнее есть занятие — я добираю удовольствие.

Его остатки долетают флешбеками в разные уголочки моего тела. Вот прям сейчас опять прилетело — за ушко, а потом бухнулось в ямочку между ключицами.

— Мммм… ооооо…

Жду дальше, где еще — аукнется, плюхнется, приземлится — послевкусие оргазма.

Ой, нет — оргазмОВ.

Ведь то, что сейчас со мной приключилось — называется множественный?

Мой такой — первый.

Хочу собрать все эти ощущения, перемешать, сложить в банки и закатать под крышку как огурчики или какую-нибудь “хреновину” по семейному рецепту.

На потом.

Ммммм… аааааа… а вот это уже и не флешбеки.

Это едва заметное касание моего плеча прям сейчас — губами? Пальцами?

Чем еще там может меня сейчас тронуть синеглазый? Подумала о нем и залилась свекольным цветом до корней волос.

И сразу туда — к местечку, где коснулся — тоже прилетело.

А теперь прям под коленочку — и туда попало.

И в ладошку, в самый центр.

И там где краешек спины — рядом с попой, прям над копчиком…

— Тыыы… — хватает сил только на охи и местоимения.

— Дааа… я… а ты, милая? — какой же неуемный! И теперь точно не губами, а кончиками пальцев прокладывает дорожку от краешка спины вверх.

— Ох… ты знал, что это так?..

— Как?…

— Дивно… как будто в сладком сне, но наяву…

Он смеется и продолжает меня целовать везде, где только может дотянуться.

Я закидываю ноги ему за спину, Петр подхватывает и снова несет меня к той самой, удачной тумбочке, с которой здесь все началось.

Сижу перед ним вся — раздетая, раскрытая, раскрасневшаяся.

И мне все так же не стыдно.

Но уже чуть прохладно.

Мы тотчас же нашли все, что до этого сняли друг с друга. И потом так же быстро и с удовольствием друг на друга надели.

Только смеялись беспечно, когда пальцами цеплялись — то за пуговицу, то за пряжку.

И опять немного целовались — сдерживая порывы, в пол силы.

Жалели тумбочку.

И вперемешку наши разговоры:

— Ты…

— А ты?…

— И ты!!!

— Ух ты!..

Так много удалось друг другу сказать! Но больше — почувствовать.

— Я сегодня исполняю все твои желания — говорит серьезно, прожигает синим взором.

— Что, только сегодня? — я нарываюсь, но если честно — мне так хочется нарваться.

Ведь все, что с нами тут происходит — все, как я загадывала, пока считала волшебные пузырики в стакане! Все, как завещал исполнить великий

Гудвин

Игнатий!

Петр берет меня за руку, обнимает и говорит на ушко:

— Ты никогда не будешь теперь жалеть о несделанном, потому что теперь все твои желания буду исполнять я!

— Все-все?

— И все, и всегда!

— Тогда поехали! Нам нужно до рассвета успеть все и сразу!

Не так уж много времени осталось нам до рассвета. Но мы сделали столько, что обещание “все и сразу” можно считать выполненным.

Я увековечу этот список!

Заскочить на часок в казино, чтобы снять там номер в отеле, где я лично вернула тот самый “долг Альбины”, по тому тарифу, что выбрал Петр — сделано!