Я стоял перед выбором: сдаться страху или бороться до конца. И в этот момент я понял, что у меня есть только один шанс — сражаться. Я не могу позволить страху победить.

— Знакомая шашка. — послышался голос Виктора, а следом и такой родной щелчок старенькой «ЗИППО». — Семейная реликвия? — продолжил он любопытствовать.

Виктор стоял в нескольких шагах от меня, словно не замечая огромного дракона, который активно на нас рычал, отбрасывая волны жара. В его глазах был не страх, а скорее научный интерес, словно он рассматривал не монстра, а какую-то редкую птицу в зоопарке.

— Досталась от деда, — рефлекторно отвечаю, на миг позабыв про все страхи и, собственно, дракона рядом. Шеф умел успокаивать, уж не знаю как, но он имел ауру абсолютного спокойствия. — Что будем делать с этой опасной ящерицей? — интересуюсь как бы невзначай.

— Пущу на сапоги и саквояж, — ни секунды не сомневаясь, ответил Виктор, наконец-то прикурив свою папироску из пачки Беломорканала.

Он сделал несколько неспешных затяжек, выдыхая дым в сторону дракона. Дым словно танцевал в воздухе, окружая зверя тонкой, прозрачной вуалью.

— А можно тогда и мне немного кожи на плащик? — почему-то его уверенность передалась и мне.

Я чувствовал, как страх отступает, как меня наполняет ощущение абсолютного спокойствия и лютой уверенности. Виктор умел вдохновлять и заставить людей верить в себя, даже перед лицом самой смерти. Пусть я и знаю его всего ничего, но, чёрт возьми, как же эта «мелочь» меня подкупает.

— Добро, — ответил шеф, вновь жадно затягиваясь и выдыхая дым прямо в распахнутую пасть дракона.

Дракон замер, словно ошеломленный от такой несусветной наглости. Из его пасти вырвался не рёв, а какой-то странно шипящий звук. Его глаза были уже не бесстрастными, а по крайней испуганными. И в этот момент я понял, что мы не просто стояли перед монстром, а перед существом, которое боится чего-то еще более ужасного, чем он сам. И это заставляет как минимум немного задуматься, а как максимум — стараться не косячить перед шефом.

Магия слов — это искусство, как умение применять мат.

***

— И было слово, и слово это — смерть! — властно произнёс Виктор с пылающими от магической силы глазами, делая очередную затяжку.

Его голос звучал твердо и неумолимо, как механизм часов. Дыхание, с которым он произнес эти слова, казалось, вырвалось из его груди с такой силой, что подняло столб дыма над драконом, и на миг Виктора стала не видно в этом густом смоге.

— Отдай же жизнь взамен... — прошептал Виктор, его слова были едва слышны на фоне грохота драконьего рева, который пронесся по улицам Данцига. Папироса тут же обуглилась до самых пальцев, и затем он щедро выдохнул огромное облако дыма, что тут же поглотило дракона.

Но Виктор не остановился на этом. И на кончиках его пальцев тут же заискрилась молния, яркая и неистовая, как взрыв сверхновой звезды. Она с ревом сорвалась с пальцев Виктора и устремилась к дракону, поглощая его в себя. Затем молния, словно комета, устремилась к небу, прорезая черный дым, создавая вихрь, который вмиг унёсся в портал.

Портал выглядел нестабильным, из него прорывалась темная энергия, но Виктор не сдавался. Он вцепился в него своей магией с нечеловеческой силой, словно хотел вырвать из небытия саму суть дракона. А затем портал с хлопком закрылся, оставив за собой лишь струйки дыма и мерцающую тишину. Дракон же безмятежно лежит на земле, его тело дергается в конвульсиях, а из пасти вырываются последние хрипы.

Виктор, окруженный остатками дракона, словно стоял на погребальном костре. Его глаза, еще недавно горевшие от магической силы, теперь были затуманены равнодушием и неким отстраненным оттенком печали. Он лишь задумчиво остановился перед огромным скелетом дракона. Тот лежал на земле, окруженный туманом от догоревшей папиросы и пеплом от собственной чешуи. В огромном тенистом пространстве остался только он и этот скелет, символ недавней битвы и неумолимой силы ликвидатора. Виктор посмотрел на огромный череп дракона, из которого еще недавно выглядывали направленные, полные ярости глаза. Теперь там остались только пустые глазницы, в которых отражались лишь тусклые отблески света. Чешуя дракона осыпалась с него пылью, как старые обои со стен умирающего дома. Она легла тонким слоем на землю, словно последний поцелуй жизни.

Кости дракона, бывшие непоколебимой опорой его могущества, сейчас стали хрупкими, как стекло. Они раскрошились под взглядом Виктора, словно были сделаны из песка. Их осколки разлетелись по земле, оставив за собой только пустоту и хрупкий шёпот прошедшей мощи. Виктор провел рукой по кости дракона, и она рассыпалась в пыль под его пальцами. Он улыбнулся, горькая улыбка с оттенком печали окрасила его губы. «Смерть все равняет», — прошептал он, словно говоря с самим собой или же каким-то иным неведомым собеседником.

— Прах к праху, кости к костям, а черепа к трону... — прошептал Виктор, его голос звучал тихо и нежно, словно колыбельная самой смерти.

И в этот момент из тела дракона вырвался яркий свет, который поглотил Виктора целиком. Он тут же неожиданно резко растворился в этом свете, а затем снова появился, но его глаза теперь горели иным огнем, не огнем магии, а светом чего-то иного, непостижимого и могущественного.

И он просто так закусил драконьей душой? На этом моменте даже Виктор задумался и не спешил продолжать монолог. Но я явно не ожидал, что эта душа будет так легко поглощена им. Затем он просто стряхнул пепел со своей агрессивно синей шинели, словно это было самое обычное дело. И достал из кармана старую «ЗИППО», щелкнул ею, и в его руках загорелся огонек. Пламя было ярким, но не теплым. Оно лишь отбрасывало странные тени на лицо Виктора, делая его еще более нечитаемым. И Виктор, словно ничего не произошло, вновь закурил, вдыхая дым, который казался теперь еще более густым и тяжелым, пропитанным душой дракона. Он закурил и глубоко затянулся. Из его ноздрей повалили густые клубы дыма. И этот дым бесспорно пропитан душой дракона.

Виктор стоял на месте, посмотрел на остатки дракона, на землю, покрытую пеплом и чешуей, и вздохнул.

— Перебрал с магией, — прошептал он, словно пытался убедить в этом не только себя, но и невидимого собеседника.

Он молчал три секунды, словно что-то обдумывая. Его взгляд направлен куда=то в пустоту, в ту невидимую точку, где еще недавно вилась душа дракона. И он явно чувствовал ее тяжесть на своих плечах и ее неумолимое присутствие в душе и крови.

— Пока обойдёшься без плаща, — произнес он наконец, словно разговаривая с призраком дракона. — Но с меня кофе, угощаю. Идём.

Он махнул рукой, жест был скупой и решительный. Но в тот же миг наваждение рассеялось, словно дымка от города. Мир вокруг Виктора снова стал реальным, освободившись от призрачных теней его магии. Он развернулся и пошёл вперёд, оставив позади останки дракона и тяжёлый запах недавней битвы. Он шёл, будто не отрицая случившееся, а принимая его. Он двигался навстречу новому дню, новому кофе и новому испытанию.

Ну а я, как верный падаван, следовал рядом на почтительном расстоянии в пару шагов позади, дабы не мешать начальству думать. Улица была спокойна, еще не до конца пробужденная от «сонного» оцепенения. Воздух прозрачен и пах росой, и свежестью.

И вот на этой спокойной улице, еще не оживленной шумом города, я увидел его. Крайне примечательный автомобиль, ГАЗ-ТК, трехоска Курчевского военного типа, со снятой позади пушкой. Он был выкрашен в угрожающий черный цвет, словно хищник, готовившийся к атаке.

Этот автомобиль был не просто транспортным средством, а произведением искусства механического гения. И явно создан не для мира, а для войны или прорыва сквозь вражеские линии. Но в его черных очертаниях была не только жестокость, но и некая красота, красота мощи, и хищной стати.

Колёса от какого-то армейского грузовика, толстые и широкие, как лапы гигантского зверя, давали ему непоколебимую устойчивость. Хромированные диски, блестящие на солнце, словно глаза хищника, отражали всю его неумолимую силу. А полностью тонированные стёкла скрывали внутренности автомобиля от любопытных глаз, создавая атмосферу тайны и непредсказуемости.