Но в этот момент я почувствовал такое знакомое тепло. Оно пришло не откуда-то снаружи, а изнутри, словно искра, вспыхнувшая в замерзшем сердце. Сначала это была едва заметная струйка тепла, но она быстро набирала силу, становясь мощной рекой, которая пробивала себе путь сквозь ледяные оковы.

И я ощутил, как тепло разливается по моим венам, как оно растапливает лед, застывший в моих костях. С каждым мигом боль отступала, и я снова чувствовал свои конечности, свои мышцы, свои легкие. И я тут же вздохнул так глубоко, как только мог, и воздух теперь совсем не казался холодным, а скорее таким теплым и чертовски живым. Он наполнял меня силой, оживляя умирающее тело. И я буквально чувствовал, как тело отзывается всеми фибрами моей промёрзшей души. Ибо жить хорошо! И забери у человека то, что было, а затем верни, и он будет счастлив. Это ли не простая аксиома того, что счастье оно всё-таки, чёрт возьми, в мелочах...

Пара секунд, и я почувствовал, как жизнь возвращается с новой силой. Я раскрыл глаза, и мир передо мной заиграл новыми красками. Я увидел свет, который ранее был затмен ледяным туманом. И я увидел цвет, который раньше был для меня серым и таким бесцветно блеклым. Я увидел красоту этого мира, которую давно забыл.

Тепло расползалось по моим венам, словно солнечный луч, пробивающийся сквозь темные тучи. Оно дарило надежду, оживляло мою душу. Я понял, что я не умираю, что я еще жив, что я еще могу бороться. Я не знал, откуда пришло это тепло, но был ему бесконечно благодарен. Оно спасло меня от гибели, оживило умирающее тело. И я знал, что теперь я смогу бороться с холодом, что я смогу противостоять тьме, что я смогу жить.

В следующий миг передо мной засияла бирюзовая лава. Она вспыхнула, как небесное пламя, озаряя мрак вокруг ярким светом. Из нее стала проявляться фигура, воинственная и величественная. Воительница в тяжелых латных доспехах, сияющих бирюзовым блеском. На ее груди блестел знак в виде горящего сердца, а ее глаза, как две бирюзовые звезды, полные жизненной силы и такой манящей жестокости.

Она шла ко мне с угрожающим выражением лица, словно хотела наказать меня за мои грехи. Но мне было так холодно, что я сам устремился навстречу ей, словно ища защиты от мерзкой зимы. Я нежно обнял ее, жадно поглощая ее тепло, ее жизненную энергию. Я чувствовал, как она проникает в меня, растворяясь в моих костях, в моей душе.

И в этот момент я почувствовал, как она тоже растворилась во мне. Бирюзовый свет окутал меня со всех сторон, и я исчез. Я больше не был я. Я стал частью ее, частью ее огненной сущности. Но в этом слиянии я не чувствовал боли, я не чувствовал страха. Я чувствовал только спокойствие и тепло. Тепло, которое даровало мне вторую жизнь.

Пару минут была абсолютная тишина, но вот что-то изменилось, и лавовый водопад вновь заурчал, а затем и вовсе превратился в портал, из которого с грацией короля выступил человекоподобный ифрит. Его кожа была цвета раскаленного металла, глаза — два яростных пламени. На его плечах красовались огромные крылья, отливающие золотом и раскалённой добела лавой.

Он взглянул на меня, его губы, тонкие и острые, расплылись в хитрой усмешке.

Какая-то пара секунд, и «обжигающий» образ ифрита преобразился. Он стал более плавным, приятным для глаза. Строгий костюм-тройка с красным галстуком и алым платком подчеркивал его элегантность. Острые туфли с блестящими подковками завершали образ.

Кожа стала белоснежной, как мрамор, но все равно не выглядела живой, так что спутать с человеком было бы всё ещё невозможно. Заостренные кончики ушей подчеркивали нечеловечески острые черты лица, а небесно-бирюзовые глаза, пылающие яростным светом чистой магии, были укрыты за скромными угольно-черными очками-«велосипедами».

Прическу он носил лонг андеркат, с длинными волосами на одной стороне, на норманский манер. Волосы цвета вороного крыла с оттенком антрацита, в комбинации с его белоснежной кожей, создавали поразительный контраст. На левой руке блестели простые командирские часы с красной звездой.

— Ты прошёл инициацию, юный ликвидатор, и посему носи эти часы с гордостью, как и подобает истинному магу разрушения! — Ифрит без промедления снял со своей руки часы с красной звездой и, довольно ухмыльнувшись, передал их мне, исчезнув во вспышке бирюзового света.

Щелчок, и комната тут же погрузилась во тьму, и я неспешно брёл на выход, как слепой котёнок, пока не упёрся головой в дверь. Покинув странную комнату, натыкаюсь на Виктора, что, заметив часы на моей руке, лишь довольно кивнул, так ничего и не сказав. Ну а я побрёл обратно в кабинет Саныча, совершенно потерянный и не знающий, что теперь делать, но на душе как-то стало спокойней, и, признаться, это работало. Но внутреннее и, по всей видимости, магическое истощение тоже не давали мне увидеть общей картины. Добравшись до кабинета и предусмотрительно разувшись, я вырубился прямо на ковре у входа, отмечая засыпающим сознанием, что кто-то накрыл меня чем-то тёплым и таким знакомым и почему-то похожим на шинель, но я уже был в царстве Морфея, и посему мне плевать, пока сплю зубами к стенке.

— Ты молодец, дитя, и хорошо справился. Ведь не многие пережили даже вступление в эти «славные ряды», а не то что инициацию. — послышался откуда-то из тени лучащийся довольством голос, а затем и щелчок старенькой «ЗИППО», и мелькнул одинокий огонёк сигареты, что загадочно сверкал из тьмы кабинета.

Время — это иллюзия, замкнутая в круг.

***

Пробуждение было по-своему приятным, и нежные лучики солнца приятно ласкали кожу. Зацепившись взглядом за книгу по современной некромантии, я проморгался и теперь видел лишь учебник по самогоноварению. Потянувшись и окончательно проснувшись, я покинул уже ставший таким родным кабинет.

Умывшись и освежившись, я наконец-то почувствовал себя живым и, желая немного размяться, покинул здание двадцать восьмого отдела.

Данциг уже во всю бурлил жизнью. Пекарни работали на полную мощность и так и манили свежей выпечкой и горячим хлебом. Запах корицы, ванили и дрожжей смешивался с ароматом свежеиспеченного ржаного хлеба, создавая соблазнительный коктейль, который будоражил чувства и заставлял слюнки течь.

В окнах пекарен виднелись ряды пышных и румяных булочек с маком, круассанов с хрустящей корочкой и сочных тортов, украшенных замысловатыми узорами из крема. Старенькая булочница, с мучнистыми руками и добрым взглядом, то и дело выглядывала в окно, подзывая покупателей, которые уже начали стекаться к её лавке.

В кофейнях же напротив лишь начинали молоть кофе, и пьянящий запах неспешно расползался по улице, будоража рецепторы. Внутри, за деревянными столами, уже сидели первые посетители – погруженные в свои мысли купцы, молодые пары, занятые шумными обсуждениями, и уставшие рабочие, которые с надеждой смотрели за священно действом по подготовке зёрен.

Запах кофейных зёрен, смешанный с ароматом ванили и корицы из пекарни, создавал необыкновенную атмосферу, полную жизни и ожидания, которую можно было почувствовать в каждом углу старого Данцига.

Сладко зевнув. И задумчиво продвигаясь дальше в более новую часть города, я видел множество салонов красоты, мужских парикмахерских, различных баров и просто увеселительных заведений или чего-то из сферы услуг на любой вкус.

Огромные витрины с яркими вывесками манили зайти: «Салон красоты «Венера» — превратим вас в богиню!», «Барбершоп «Старый Джек» — для настоящих мужчин!», «Клуб «Грёзы» — вечеринки до утра!».

На улицах царила суета: все спешили по делам, по тротуарам спешили прохожие, на углах стояли уличные торговцы, раскладывая свой товар. Чем дальше я отходил от старого города, тем слабее становился такой приятный запах кофе и выпечки, а сонливость накатывала с новой силой.

Я уже не видел пекарен и кофейных лавок, зато в воздухе пахло духами, табаком и спиртным.

Сонливость усиливалась, ноги становились тяжелыми, и я почувствовал, что надо бы сделать перерыв и отдохнуть.