— Я не уверена.
Джейкоб ухмыляется, его глаза двигаются вверх и вниз.
— Как насчет одного облизывания для начала? — он придвигается ближе, поднимая ложку, пока она не коснется моей нижней губы. — Ты можешь это сделать?
— Ты спрашиваешь, смогу ли я сопротивляться?
— Сможешь?
— Зависит от того, что именно мне говорят.
— Может, ты предпочитаешь что-то другое? — спрашивает Джейкоб, отодвигая ложку.
— Интересно… — я придвигаюсь чуть ближе, мои губы приближаются к его губам. — Если бы я попробовала немного мороженого в другом месте… — глаза Джейкоба вспыхивают, и мой рот оказывается совсем рядом. Я могла бы поцеловать его так легко.
— Где еще?
Я сдерживаю улыбку, когда слышу заминку в его голосе. А потом я смыкаю губы вокруг ложки и беру ее целиком. Джейкоб бросается вперед, обхватывая меня за талию.
— Ты маленькая проказница!
Я смеюсь, проглатывая мороженое, и мы падаем на холодный пол.
— Эй!
— Ты украла мое мороженое! — Джейкоб лежит на мне, щекоча мой бок.
— Что там было про владение?
— Воровка мороженого!
Я хихикаю и корчусь как от его нападок, так и от холодной плитки подо мной.
— Джейкоб! Остановись! Прости!
Его большие руки обхватывают меня, и он слегка приподнимается.
— Правда?
— Может быть.
Он поднимает одну бровь, пристально глядя на меня.
— Может быть?
— Ну, я имею в виду, я хотела мороженое.
— Правда?
Я киваю и прижимаю руки к его крепкой груди, а затем перемещаю их на плечи.
— Хотела.
— А как насчет того, чего я хочу? Это мороженое было на моей ложке. Ты мне кое-что должна за то, что забрала его у меня.
Его слова разжигают жар в моей душе, и я ужасно рада, что мы все еще голые, потому что это сделает второй раунд сегодняшней ночи намного проще.
— Правда?
— Ага.
Я ухмыляюсь, проводя пальцами по его щеке.
— Чего ты хочешь?
Его глубокий голос низкий и теплый.
— В последнее время я хочу только одного.
— Да?
Он кивает.
— Да, я хочу тебя.
Глава двадцать шестая
Джейкоб
Я переворачиваюсь на спину, вдыхая теплый яблочный аромат, присущий только Бренне. Она ворочается во сне, прижимаясь к моим рукам, а я глажу ее волосы. Проснуться вот так — это все, чего я поклялся никогда не желать. Я был лжецом и идиотом. Не знаю, как я смогу отказаться от этого. Она еще немного шевелится, слегка перекатывается, чтобы посмотреть вверх.
— Привет.
— Привет.
Она мягко улыбается.
— Как спалось?
Это была одна из лучших ночей с тех пор, как я вернулся. Не было ни ветра, бьющего ветки по окнам, ни генератора, отключающегося из-за того, что у него закончился бензин, из-за чего я просыпаюсь в липком поту.
— Хорошо. А тебе?
Она тянется назад и проводит ногтями по моей щеке.
— Я отлично спала, даже когда твой подбородок царапал меня.
Я наклоняюсь, трусь лицом о ее спину, и она смеется, отстраняясь.
— Вот так?
— Да, перестань! — она игриво хлопает меня по плечу.
— Знаешь, это первый раз, когда я вижу, как ты просыпаешься утром.
Она проводит пальцем по моей щеке.
— Мне нравится.
— Мне тоже.
В ее глазах есть тепло, которое я никогда не захочу забыть. Когда она смотрит на меня, кажется, что я могу сдвинуть горы. И ради нее я хочу этого.
— Прошлая ночь была просто замечательной, — пробормотала Бренна.
— Как часто тебе удается отправить детей на ночевку?
— Недостаточно часто.
Я хочу рассказать ей о своих откровениях, касающихся нас, и о своих чувствах. Думаю, она чувствует то же самое, но я не уверен. Ее глубокие голубые глаза наблюдают за мной, оценивая меня, и я задаюсь вопросом, может ли она читать мои мысли. После нескольких секунд молчания и простого разглядывания друг друга ее желудок урчит.
— Голодна?
Она кивает, и связь, которую мы разделяли всего несколько минут назад, исчезает.
— Каждое утро я просыпаюсь рано и чувствую голод. Прости.
Я смотрю на часы.
— Это рано?
— Ну, для кого-то, наверное, да. Семь — рановато для выходных.
Я смеюсь и хватаю телефон.
— Сейчас десять тридцать.
Бренна быстро встает, потянув за собой простыню.
— Что? Уже десять тридцать? — почти кричит она. — Я никогда не сплю до семи! Вставай!
— Что случилось? — спрашиваю я, слыша панику в ее голосе.
— Тебе нужно идти!
— Что? Куда?
Бренна встает с кровати, накидывает халат и собирает волосы в хвост.
— Дети будут дома с минуты на минуту! Ты должен одеться! Быстро!
Поскольку она явно на грани срыва, я не спорю. Я оглядываюсь по сторонам, хватаю одежду, которую мы бросили в комнате, когда я нес ее на плече прошлой ночью, шлепая ее по заднице за то, что она взяла мое мороженое.
— Боже мой. Мы не можем допустить, чтобы они увидели нас в таком виде. А тут еще мои свекры! Я никогда не переживу этого. Это конец моего спокойного существования. Мне снова придется выслушивать лекции о сексе без брака. Они делали это, когда я забеременела Мелани. О Боже, о Боже, о Боже, я не могу в это поверить!
— Расслабься, — говорю я ей. — Я уже почти одет, а в худшем случае спрячусь в шкафу.
Она качает руками вверх-вниз, как будто отжимается, и делает несколько вдохов-выдохов.
— Хорошо. Нужно расслабиться. Я не делаю ничего плохого. Я просто занимаюсь сексом с мужчиной. Я взрослая и могу это сделать. Верно?
— Я бы хотел сказать «да», учитывая, что я тот, с кем у тебя был секс, — я подхожу и притягиваю ее к себе.
— Не будь таким очаровательным. Оденься и уходи, пока они не появились.
Ее ободряющая речь не очень-то успокоила ее. Я смеюсь, целую ее в макушку и накидываю рубашку.
— Теперь я полностью одет. Может, тебе стоит сделать то же самое?
Бренна смотрит вниз.
— Черт! На мне нет одежды. О чем я думаю? Нет. Я нахожусь в каком-то помутнении после потрясающей ночи секса.
Она чертовски очаровательна. После еще одной секунды глубокого дыхания она достает из шкафа платье и надевает его.
— Ты выглядишь прекрасно, — говорю я ей.
— Я выгляжу взволнованной и как будто только что проснулась в объятиях своего любовника. Может, они узнают. Может, они почувствуют во мне секс. От меня так пахнет?
Я наклоняюсь и принюхиваюсь.
— Ты пахнешь яблоками. Я бы тебя укусил.
Бренна, кажется, не так забавляется моей шуткой, как я.
— Джейкоб, то, что мы делаем — это только, между нами, и я не хочу, чтобы мои дети или кто-либо еще получил неверное представление о том, что мы из себя представляем. Мы просто дурачимся, и если мне это нравится, то моим детям этого не понять. Себастьян любит тебя. Мелани считает тебя замечательным, и они захотят даже малейшего шанса, что мы можем быть чем-то большим, чем… — она указывает на кровать.
Я киваю, пытаясь притвориться, что все понимаю и не думаю о том, что хочу быть с ней.
— Мы — нечто большее.
Мгновенно я жалею о сказанном, потому что в ее глазах появляется проблеск надежды.
— Кто же мы тогда?
Если бы я был любым другим мужчиной, я бы сказал следующее: Мы — все, что я хочу, и я влюбляюсь в тебя. Я хочу, чтобы ты поехала со мной, потому что не знаю, смогу ли я отказаться от тебя.
Но я не такой человек. Я уезжаю через три месяца и не сделаю ничего, чтобы разбить ей сердце.
— Мы друзья.
Я не тот человек, с которым Бренна хотела бы построить жизнь. Я не благороден и не похож на того мужчину, за которым она была замужем раньше. У меня проблемы с обязательствами и комплекс Питера Пэна. Ни одна женщина не захочет жить со мной.
Она кивает.
— Верно, так и есть, — в ее ответе чувствуется укор. — Я хочу сказать, что они не дураки, как и все остальные в этом городе. Я хочу продолжать это делать, но мы не можем быть безрассудными.
Я словно слышу, как Кэтрин соглашается с ней. Я хочу защитить Бренну и ее детей так же. Если кто-то из прессы узнает об этом, милая, тихая, деревенская жизнь Бренны исчезнет. Она будет красоваться в каждом заголовке, а я не смогу ничего с этим поделать.