— Джейкоб Эрроувуд, попробуй, и я так врежу тебе коленом по яйцам, что они никогда не опустятся обратно.

Я вздрагиваю, потому что не сомневаюсь, что она это сделает.

— Сид.

— Нет.

— Я не могу оставаться в этой коробке. У меня клаустрофобия.

— Нет! Ты запирался в сундуке, который был у твоей мамы в качестве тайника, и тебе нравился высохший колодец на земле миссис Бикерсон. Не говоря уже о том, что ты знаешь, что должен остаться на земле Эрроувудов. Таков договор.

— Да, но вы объединили свою землю с нашей, так что это действительно земля Эрроувудов.

Это чересчур, но меня это не волнует. В этой чертовой штуке даже нет воды. Там биотуалет. Серьезно, я не знал, что такое бывает.

Она вздыхает и делает шаг ко мне.

— Я люблю тебя, Джейкоб. Люблю, но не настолько сильно. Ты не переедешь ко мне на полгода. Не тогда, когда у меня есть ребенок и Деклан.

— Он хуже, чем ребенок, не так ли?

Сид кивает с ухмылкой.

— Мило, — добавляет Деклан.

— Рад видеть, что твой слух работает, старик.

Деклан показывает мне средний палец, прежде чем рука Сидни касается моей руки.

— У Элли нежное сердце. Тебе стоит попробовать. Девни разрешит тебе остаться в главном доме, если ты будешь очень просить. Но учитывая, что они женятся через несколько дней и, вероятно, будут трахаться как кролики, когда вернутся из медового месяца, я не уверена, что ты сумеешь вымолить достаточно. К тому же, у них есть Остин, которому нужна стабильность, а не бездомный дядя…

— Сид, я умоляю. Я умоляю тебя впустить меня в этот дом, и ты даже не узнаешь, что я здесь. Я чертов благотворитель в нашей семье.

Она закатывает глаза.

— Нет.

— Ты же знаешь, что в реальном мире я чертовски важная персона?

— Да, но сейчас ты в Шугарлоуф, и нас не волнует, насколько ты стал важной персоной. Здесь ты просто Джейкоб, брат-идиот, который когда-то снимался в том ужасном ситкоме, из которого я сделала мем.

— Подожди, это ты сделала мем?

Она ухмыляется.

— Неважно, кто придумал этот мем, главное, что ты здесь не останешься.

Я должен был догадаться, что это она отплатила мне за то, что я положил резиновую змею в ее кровать, или когда я убедил ее, что медведь съел Деклана. Это было весело. Тогда же я понял, что актерское мастерство — это то, что у меня хорошо получается. Сейчас все, чего я хочу — это нормальный дом, в котором можно спать. Так что я прикидываюсь милым.

— Ты серьезно собираешься выгнать меня, своего любимого шурина?

Я не то, чтобы совсем бездомный, просто не хочу оставаться в этом крошечном домике.

Сидни не выглядит извиняющейся.

— Мне действительно жаль, но для протокола, ты не мой любимый, это Шон.

У меня перехватывает дыхание.

— Шон? Почему, черт возьми, он всеобщий любимчик?

— Он хороший.

Ладно, это правда, но кого это волнует? Милость переоценивают.

— Я привлекательный, — парирую я.

— Правда, — Сидни оглядывается на мужа и пожимает плечами. — Но это не меняет того факта, что твоя задница здесь не останется.

Деклан качает головой.

— Подожди. Ты думаешь, что он привлекательный? Кем же, черт возьми, тогда являюсь я?

Пальцы Сидни скользят по его лицу.

— Ты идеальный.

Ну, это провал, и меня уже тошнит.

— Не самая лучшая идея начинать брак со лжи, — кричу я, направляясь к машине.

— И это еще одна причина, по которой ты здесь не останешься, — кричит Сид в ответ.

— Вот это приветствие дома! — говорю я.

— Добро пожаловать домой, идиот! — отзывается Деклан.

Если бы у меня в руках не было коробки, он бы получил кулаком в лицо. Мне явно придется остаться в этой чертовой штуке или с Коннором. Крошечный домик — более привлекательный вариант. Я люблю своего брата, он замечательный и все такое, но мы всегда были теми, кто ссорится. Неважно, сколько нам лет, но, когда мы рядом друг с другом, мой внутренний десятилетний ребенок выходит наружу. Одному Богу известно, на что будет похожа совместная жизнь. Кроме того, я люблю своих племянниц, но я не готов проводить с ними двадцать четыре часа в сутки. Хэдли — это настоящая находка, любящая, красивая, очаровательная находка, которая никогда не умолкает. Мне нужно выучить свои реплики и подготовиться к фильму, съемки которого начнутся сразу после моего возвращения.

— Приходи завтра на ужин, Джейкоб, — говорит Сид, обнимая придурка, за которого вышла замуж.

— Обязательно. Если мне придется спать в этой чертовой штуке, вы все меня накормите!

Она смеется, а Деклан качает головой. Они могут подумать, что я шучу, но это не так. Последние девять лет я живу в Голливуде и не готовлю. Я профи в доставке еды на дом, но это Шугарлоув, и здесь ничего подобного нет. Не знаю, как я буду выживать без помощи. Надеюсь, миссис Максвелл все еще в приветственном комитете и принесет запеканку или еще какую-нибудь хрень. Я мысленно отмечаю, что нужно зайти и навестить как можно больше соседей. Мама всегда была частью этой команды. Если кто-то приходил, она его кормила. Если это все еще часть городского образа жизни, я только за.

Я возвращаю коробку в машину и стою с открытой дверью, прислонившись к раме.

— Я действительно ожидал от тебя большего, Сид. Ты могла бы предложить хотя бы сарай!

— Куда бы я могла улизнуть, чтобы заняться горячим, безумным сексом с твоим братом, если бы сделала это?

Я смеюсь.

— Боже, эта картинка теперь выжжена в моем мозгу.

— Не за что!

Я сажусь в машину, прежде чем кто-то успевает сказать что-то еще. Теперь мне будут сниться кошмары о них, а также о том, какими будут Шон и Девни после возвращения из медового месяца. Я выбираю живописный маршрут, чтобы вернуться на ферму Эрроувуд. Магазин на углу, где я получил свою первую работу, все еще там. И бензоколонка со старыми насосами, которые не хотят менять, потому что новые сложнее. Есть и кое-что новенькое, например пекарня, которой владеет дочь миссис Саймондс, пиццерия и молочная ферма. Во многом все то же самое, но ощущения другие. Это было похоже на первую ночь после смерти моей матери. Все было на месте, как и всегда, и все же дом словно опустел. Самое важное ушло, и эта пустота осталась. После нескольких извилистых поворотов я добираюсь до входа. Неважно, что за последние восемнадцать месяцев я бывал здесь несколько раз. Я все еще чувствую тот же узел в животе, когда подъезжаю к воротам.

Я смотрю на табличку, которая висит здесь уже пятьдесят лет, и вздыхаю.

— Какова одна истина о стреле? — спрашиваю я, глядя вверх, желая, чтобы это был голос моей матери. — Если убрать половину пера, то стрела станет кривой и изменит свой курс.

Она всегда говорила, что нам нужно держаться вместе, но за последние несколько месяцев я понял, что это не так. Как удаление перьев или создание изгибов может скрепить нас? Никак. Она явно считала, что мне нужно сменить направление. Это потому, что я тот, кто всегда прогибается? Это потому, что мне нужно что-то убрать из своей жизни? Или что я никогда не иду по правильному пути? Она никогда не объясняла этого, просто улыбалась и говорила, что однажды я пойму. Что ж, я бы хотел, чтобы этот день поскорее настал, потому что не понимать, что, черт возьми, означает мой смысл — это довольно отстойно. Мои братья молниеносно разобрались со своими, а я здесь, все еще пытаюсь разгадать загадку, на которую ни у кого нет ответа.

— Помоги мне, мам, — говорю я. — Не думаю, что после стольких лет я прошу слишком много. Остальным трем идиотам достались легкие, а ты дала мне ту, что требует ключ к ответу, — я чувствую себя идиотом, глядя на табличку, как будто она собирается ответить. И все же меня не покидает ощущение, что она рядом. — Что бы ты теперь думала о нас всех? Тебя устроит хотя бы то, что трое из четверых из нас женаты? Ну, Шон еще нет, но будет через четыре дня. Солнце выглядывает из-за туч, и я улыбаюсь. Я думаю, она счастлива. Я подъезжаю к дому, а там стоит машина. Я паркуюсь рядом с ней, не зная, кто, черт возьми, может быть в доме, ведь мой брат на Карибах. Когда я открываю дверь и выхожу, из другой машины выходит женщина. Ее длинные рыжие волосы мягко развеваются на весеннем ветерке, ее голубые глаза встречаются с моими, и на мгновение я не понимаю, кто я. Все ускользает от меня. Мое имя, где я нахожусь, способность дышать и думать исчезла. Я видел красоту и раньше. Я знал женщин, которые были желанны для каждого мужчины, но эта женщина… что-то другое.