Николай Чернов. Во плоти.

Мой шок и ужас длились несколько секунд, прежде чем я вырвалась из своего оцепенения и начала бороться с ним. Он хрюкнул, когда мой локоть задел его бок, и развернул меня, впечатав в стену.

Мой телефон с грохотом упал на пол, но фонарик все еще горел. Луч света устремился вверх, когда Николай прижал меня лицом к стене, его предплечье легло мне на шею. Он приблизил свое лицо к моему, впервые встретившись со мной взглядом. Я никак не могла привыкнуть к тому, что он так близко. Моя кожа гудела от ощущения чужого прикосновения, даже такого. Как будто я медленно превращалась в призрака, живущего в Каса Нера, а теперь карающая хватка Николая вернула меня к жизни.

— Так со мной не здороваются. Не забывай о манерах, София. Вряд ли это подобает бывшей королеве бала, — сказал он с жестоким весельем в голосе.

Королева бала.

Ночь, когда меня объявили королевой выпускного бала, была самой ужасной ночью в моей жизни во многих отношениях, и все это из-за этого мужчины. Знал ли он, как сильно меня подкосила та ночь? Разумеется, такому человеку, как Николай, было бы все равно, но то, что он упомянул об этом сейчас, говорило о том, что он подозревает, как это на меня повлияло. Николай Чернов угрожал не только моему телу, он просачивался и в мой разум, подобно яду, отравляющему душу. Ему нравилось трахать мою голову так же сильно, как угрожать трахнуть мое тело.

Его лицо было в крови, а под глазом красовался синяк. Полная нижняя губа была разбита и покрыта коркой крови. Он поймал меня на том, что я пялюсь на его рот.

— У меня было насыщенное утро: я сидел здесь с телами жалких охранников, которых твой отец посчитал достойными меня, и ждал, когда маленький ягненок забредет сюда и поможет мне выбраться.

Николай ухмыльнулся, и мое беспокойство снова поднялось к горлу, сдавливая его.

— Я так рад, что это ты.

Его рука слегка оторвалась от моих губ, и я дернула головой достаточно быстро, чтобы он не смог накрыть их снова.

— Я не собираюсь помогать тебе.

Его пальцы снова зажали мне рот, заставляя замолчать.

— Вот как? Ничего. Мне не нужно, чтобы ты хотела помогать, мне просто нужна ты. — Он наклонился и провел губами по моей щеке. — И, королева бала, ты у меня есть.

Его ладонь заглушила мой отчаянный крик.

Он отстранился от меня и осмотрелся.

— Итак, ты будешь хорошей девочкой и помолчишь ради меня, или мне придется заткнуть тебе рот?

Я уставилась на него, моя ярость угасла, но глаза горели.

Он вздохнул, словно я была небольшим неудобством, с которым ему приходилось мириться.

— Как насчет этого? Держи рот на замке, или я найду, что в него засунуть, чтобы гарантировать это, и буду наслаждаться каждой секундой, — сказал он, его маниакальная ухмылка вернулась.

Медленно он освободил мой рот.

Я глубоко вздохнула, шевеля губами там, где они онемели от его жесткого прикосновения.

— Попробуй, и я откушу его, — прошептала я. Мое горло болело от крика в его ладонь, и я не могла проглотить достаточно слюны, чтобы сделать что-то большее, чем просто хрип.

Его сухой смешок заставил меня стиснуть зубы. Он с чем-то возился, и я воспользовалась шансом, чтобы попробовать выдавить из себя новый крик.

Он все еще безжалостно прижимал меня к стене, и повернул мою шею так резко, что мой голос сорвался.

— Звучит заманчиво, но сейчас у нас нет на это времени, — сказал он, снова поднося руку к моему рту, как раз в тот момент, когда я издала первую ноту пронзительного крика.

Его рука накрыла мои губы, слишком плотно, чтобы я смогла издать больше, чем писк. Я почувствовала вкус сухого хлопка и запротестовала, когда он завязал вокруг моей головы что-то похожее на кожаный галстук, зафиксировав комок материи, который он засунул мне в рот.

Он повернул меня, пока я все еще пыталась открыть рот, и вдавил в стену, выбив дыхание из моих легких. Теперь его твердое тело прижималось ко мне спереди, и от его испытующего взгляда было не скрыться.

Я не находилась так близко к этому мужчине уже очень давно. Пять лет, если быть точной. При воспоминании об этом волна стыда и вины захлестнула меня.

— А теперь, София, мы уходим. Я одобряю изобретательность твоего отца, схватившего меня, и понимаю, что это была его цена за то, чтобы оставить моего брата в покое. Но я не намерен расплачиваться за грехи Братвы своей кровью. Я не сдамся, и ты мне в этом поможешь. Ты — моя страховка, чтобы выбраться из этой адской дыры, и ты не нужна невредимой, чтобы быть полезной. Ты нужна мне только живой. Не забывай об этом.

Я бешено замотала головой и напряглась, когда рука Николая поднялась к моему горлу, легко проводя по нему. Мой пульс забился под его рукой. Он потер большим пальцем пульсирующую жилку.

Казалось, Николай был очарован этим крошечным движением.

— Я не хочу причинять тебе боль, lastochka. Не заставляй меня. Ты знаешь, на что я способен, — прошептал он. — Иди тихо, и все будет хорошо.

На глаза навернулись слезы. Их вызвала не печаль, а гнев. С той роковой ночи нашей первой встречи, когда мне было семнадцать, а ему девятнадцать, мы стремительно приближались к этому самому моменту.

— Мы оба всегда знали, что этот момент наступит, София, — пробормотал Николай, словно прочитав мои мысли.

Я покачала головой, и еще одна беспомощная слеза чистой ярости и страха скатилась по моей щеке. Его глаза впились в мои. Он поднял татуированный палец к моему лицу и провел им по соленому следу, обмакнув подушечку. Затем поднес кончик пальца с моей слезой ко рту и слизнул ее.

Глава 3

София

Он связал мне руки за спиной, лишив равновесия. Теперь я могла видеть мертвых охранников, разложенных на кожаных сиденьях машины. Мертвый водитель даже держал руки на руле, застыв в нелепой пародии на нормальность. Судя по всему, Николай перерезал ему горло. Они недооценили младшего Чернова и поплатились за это. Но ведь и я поплатилась, разве нет? Полагаю, я должна считать везением то, что это стоило мне только рассудка. Пока что…

Николай одной рукой обыскивал трупы, а другой держал меня мертвой хваткой. Я напряглась, ожидая возможности убежать.

А пока изучала его в тусклом свете, от окровавленного лица до непокорных темных волос, торчащих во все стороны. Они были небрежно растрепаны так, как стилисты часами пытались добиться для обложек журналов. Жестокая беспечность была для Николая такой же инстинктивной, как дыхание. Она шла ему так хорошо, потому что именно таким он и был.

Хладнокровным убийцей. Прирожденным психопатом. Монстром без угрызений совести. А теперь и моим похитителем.

Обращай внимание на слабости, София. У каждого мужчины они есть. В голове зазвучал голос Тинто, моего инструктора по paranza corta³. Я изучала искусство боя на ножах с самого детства. И явно не была лучшей ученицей, раз меня собирались взять в заложники в собственном доме. Тем не менее Тинто был прав. У каждого мужчины были слабости, и, если бы я обнаружила слабое место Нико, то смогла бы спастись.

Я отбросила свой страх в сторону и попыталась взглянуть на него объективно. Под глазами у него были темные круги — признак полного изнеможения. Если Джино был прав — а похоже, что так оно и было, — Виктор Чернов, пахан нью-йоркской братвы и отец Нико, умер прошлой ночью. Что бы ни произошло после, младший из двух братьев Черновых оказался здесь, связанным в багажнике в Каса Нера. Вероятно, он не спал уже более сорока восьми часов. Я могу использовать это.

Николай выпрямился и засунул пистолет за пояс. Затем поднял другой и направил его на меня. Я отшатнулась от него и закричала сквозь кляп — чистый жидкий адреналин забурлил в моих венах.

В ответ на мой крик раздался мрачный смешок.

— Не волнуйся, ты моя страховка, помнишь? — Он притянул меня к себе. Холодное дуло пистолета уперлось мне в висок. Николай прислонил свою голову к моей, делая глубокий вдох, и его грудь расширилась. — Но не борись со мной, София. Ты же знаешь, что это никогда не заканчивается ничем хорошим для тебя.