Так вот, когда этих двоих привезли, сразу же отправили «почиститься» клизмой в раздраженном месте, а потом на досмотр путем ввода «телескопа» туда… Сколько было воя и жалобных криков, можно себе только представить.
Был и другой случай. На каком-то полигоне, чистили бойцы отдельной роты гаубицы. По словам, на полигоне их было аж две батареи. Учитывая, что 122 мм Д-30 сама по себе не маленькая, можно представить, сколько места они занимали. Ну и не удивительно, что чистить их заставили срочников, которые ранее их и в глаза не видели. Куда ж без общего армейского бардака и шибко хитрого прапорщика, который их на это дело подписал?
Так вот, гаубицы обычно чистили шомполом, который иначе называют банником, а в комплекте к нему шло какое-то моющее средство, с целым букетом щелочей. Естественно, ни специальной одежды, ни перчаток не полагалось. Все сугубо по-армейски, как со стиральной машиной Бош — взял в руки и… Времени на чистку уходило много, приспичило одному бойцу по-маленькому. Отошел к кустикам, по-быстрому сделал свое дело и вернулся к работе.
Ну оно ж как, моющая жидкость и на грубой коже рук может раздражение вызвать, а на нежной коже, спустя незначительное время, вызвало натуральный пожар. Со всеми вытекающими раздражениями и другими жуткими вещами. Приходит слегка подвыпивший прапорщик проверять работу, а там один боец орет, никого к себе не подпускает и пытается сбежать, при этом прикрывая пострадавшее место. Когда все-таки его отловили и привели в медсанчасть, принимающая молоденькая медсестра, оценив ущерб, поинтересовалась:
— А что вы им, простите, делали?
— Пушку чистил! — признался боец.
Занавес можно было опускать.
На четвертый день моего пребывания в медсанчасти, привезли к нам в палату полное недоразумение, ростом в метр пятьдесят девять, весом сорок семь килограмм, по фамилии Кишкин. На него смотреть без смеха нельзя было — голова как у гоблина, да еще и прыщавая, руки-ноги тонкие, как спички. Сам бледный, глаза как у таракана. С таким букетом внешних данных, не придумали ничего лучше, как засунуть его в танк, потому что в других родах и видах войск, от него толку не было. Недовес — налицо. Начмед посмотрел на все это дело и распорядился, что бы тот получал дополнительное питание в столовой. Кишкин пошел дальше — умудрился втайне сожрать все командирские сухие пайки, что хранились в танке как «НЗ» и при этом, все равно, вес не набирал и все время жаловался, что голоден. Когда он шел по плацу, казалось, будто на швабру китель надели. Когда его командир батальона увидел, сказал, чтобы этого пацаненка, сначала откормили как следует, а только потом в танк сажали. Снаряд для танковой пушки был для него тяжеловат. Очень.
Вот и получалось, что из пяти месяцев службы, четыре он провел в разных лечебных учреждениях, поправляя от природы слабое здоровье. Как его такого в Афганистан взяли, вообще непонятно. А потом выяснилось, что он намеренно сначала ел, а потом втайне ото всех, двумя пальцами, опорожнял желудок, с характерным «Бэ-52». Отсюда и получалось, боец ест, ест. Но хоть ты тресни, не толстеет и все время бледный, будто вот-вот помрет от аннорексии.
Повторюсь, лежать в медсанчасти было хорошо. Спокойно, время летело быстро. Я просыпался, ел, получал порцию витаминов, ходил на процедуры и спал. Вообще, молодому организму всегда хочется, либо есть, либо спать. Был у меня такой знакомый, по кликухе Лысый — он ел и спал, приговаривая — солдат спит, служба идет. В обед, то же самое.
Гулять было негде. В Мазари-Шариф климат был неподходящий, поэтому парковой зоны в медсанчасти не было, только у входа в лечебный корпус несколько лавочек и все. Но даже на них посидеть не получалось. Погода все время была плохой, зачастили дожди. Глиняная пыль, что несло сюда с востока, наконец-то села на землю, теперь повсюду была светло коричневая грязь.
Несколько раз ко мне приходили, опрашивали. Все записывали. Как взорвал склад, как переоделся в женскую одежду, как на мотоцикле уехал. Как и кого видел в бою… Особисты с ног сбились. Все случившееся во время разведывательной операции в то ущелье, быстро стало новостью номер один. Уже на третий день туда выдвинулась большая колонна техники, а нагрянувшие туда вертушки, едва не раздолбали кишлак ракетами. Душманов там оказалось немного, сопротивление было слабым, скорее всего, основные бандформирования ушли на север. Аксакалы подтвердили, что почти все духи ушли, забрав с собой все оружие. Рахмат-Шах, который был одним из лидеров оппозиции в этом районе, тоже куда-то пропал.
По истечении двух недель, ошибки были исправлены, район тщательно разведан и осмотрен. Нашли даже один далекий горный кишлак, в котором оказались пленные советские солдаты в количестве пяти человек. Я просил узнать у Игнатьева их фамилии, но к несчастью, моих знакомых там не оказалось. Почти всю информацию я получал через него — масштабные события, когда ты безвылазно сидишь в одной комнате двадцать четыре на семь, как-то проходят мимо. Да и кто будет отчитываться перед ефрейтором?
Само собой погоны кое у кого за такую безалаберность слетели. Произошла частичная замена командного состава. А по поводу снятых с БТР-70 штатных раций, оказалось, что начальник связи незадолго до выезда намеренно дал команду снять «уставшие» радиостанции «Р-123» под замену, но новые еще не привезли. Потому и вышли из положения, временно посадив в «броню» по одному связисту со штатыми «Р-159». Цирк, конечно, но случается и такое.
Несколько раз я беседовал с Игнатьевым. То он ко мне приходил, то я. Мы успели перетереть многие проблемные моменты. Несколько раз видел майора Кикоть, но все время издалека.
— Товарищ капитан! — в наш первый разговор, я не мог не объяснится. — Понимаю, что не оправдал ваших ожиданий, когда не довез агента ЦРУ, но…
— Все нормально, Громов! — остановил меня офицер. — Случилось и случилось, хорошо хоть сами ноги оттуда унесли. Все мы с горной тропы видели, как его подстрелили, и американец вывалился из коляски. Ты его скрутил, ты протащил по подземному ходу. Конечно, если бы его удалось вывезти и доставить сюда, его можно было бы взять в оборот и заставить говорить… Но не сложилось! Как ты понял, майор Кикоть об этом ничего не знает.
— Само собой, — невесело усмехнулся я. — И пусть так и остается. А то бы уже доложил «наверх», что я намеренно отпустил агента ЦРУ на волю, получив от него какие-то секретные инструкции! А что Ахмед?
— Переводчик сотрудничает с разведкой и особым отделом, он уже поведал много интересного, правда, на мой взгляд, все сказанное им мелочевка. О серьезных планах Джона Вильямса он ничего не знал. Или притворяется, что не знает. Наши выяснят.
— А зачем ему скрывать? Смысл?
— Пока не знаю, — вздохнул капитан. — Война не будет вечной, когда-нибудь, да закончится и скорее всего, он намерен вернуться в свой кишлак. У него ж там вроде две жены остались? Вот и пытается заработать себе немного репутации.
— Вроде бы да. А что там с Али?
— Отпустили. Он никакого интереса не представляет. Говорит, что пас коз, а потом тебе помог. Все. Ничего не знает, ничего не видел.
— Хитрый узбек, а… Мавр сделал свое дело, мавр может уходить!
— Вроде того. Ну, помог, и то хорошо.
По окончании лечения, меня выписали на третью неделю. За это время я успел поправиться, отдохнуть и восстановить силы. ГРУшнику предстояло лежать еще пару-тройку недель. Когда я получал новую военную форму — от старой-то у меня ничего не осталось, меня вызвали в дежурку.
Туда же, с забинтованной в двух местах рукой, подошел Игнатьев.
— Максим, смотри… Что касается твоего участия во всей этой операции, я подробно изложил в рапорте, командование его рассмотрело и приняло решение. В скором времени, ты будешь переведен в специальный учебный центр… Да, тот самый, куда ты должен был ехать изначально. Там как раз собирают новую группу бойцов, кто уже зарекомендовал себя с положительной стороны. С нового года начнется обучение. А пока, вернешься в свою часть. Думаю, там тебя уже заждались. Документы готовы, сделали новые, а то о старых, ты, естественно, ничего не знаешь⁈ Да, кстати, у меня для тебя хорошая новость — тебе отпуск выписали. На десять суток, кажется. Или на две недели⁈ Забыл. В общем, по возвращении в часть, уточни у ротного. Я уже звонил туда, просил, чтобы тебя встречали в Мары. А полетишь на вертушке, надеюсь, ни во что теперь не вляпаешься?
