– Что именно? – резко обернулся к нему Дангеро. Вялые глазки старейшины словно бы налились соком жизни, они горели потаёнными огнями.

– Это великое таинство, – шуршали его отвислые мокрые губы, синюшные от старости. – Его познают в Золотой Лозе лишь те, кто достиг сана «добрый отжиматель». Но мы в нашей преданности государю готовы дать ему это посвящение, поправ свои нерушимые каноны…

– Как это будет выглядеть? – сквозь зубы спросил император.

– Опоясание зелёным фартуком виноградаря, вручение секатора и виноградного ножа – и обет. Шесть молебщиков совершат обряд.

– Хм… я подумаю. – В сомнении Дангеро немного прищурился, изучая маскообразное костлявое лицо лозовика. – Вам сообщат день, когда я вернусь к этой беседе.

– Возможно, в тот день мы готовы будем рассказать о Его Высочестве Цересе, – кланяясь, отступал старейшина. – Наш человек в Эренской провинции посетил его с подарками, но сейчас он нездоров…

– Я выслушаю вас, – с холодком распрощался Дангеро.

«Вот как, они в гостях у сынка-бунтовщика!.. Хотя – как умные люди, они учитывают все возможности. Пусть пока служат мне, в этом лозовики честны».

Гофмаршал ожил, едва государь двинулся к дверям в кабинет. Проводив императора, высокий человек в неяркой ливрее выждал некоторое время, затем исчез в противоположной галерее, там – оглядевшись, – быстро написал карандашиком несколько строк на маленьком листке бумаги и приоткрыл высокое окно, доходившее почти до пола. Садовник в синей блузе вмиг прервал свою однообразную работу, подошёл к окну – смятая бумажка перешла из руки в руку и скрылась под блузой.

– Быстро, – бросил гофмаршал. – Прямо ему.

Вечером, после выпуска газет, набережные Эренды кишели публикой. Дошло до того, что лучшие места у парапетов продавали за полтину. О балконах и окнах береговых домов и говорить нечего – туда народ просто ломился. Залезали и на газовые фонари.

Оттуда, сверху, и крикнул первым кто-то, вооружённый биноклем:

– Идёт! вон она, миноноска!

Рассекая мелкую волну, торпедный корабль по красивой дуге заходил в гавань, из-под форштевня раздувались пенные усы, а зрители ревели: «Да здравствует принц! Ура Морфлоту!»

Захлопали магнием вспышки фотографов – те старались повыгодней запечатлеть «Подарок» на подходе.

Церес, в великолепном мундире капитана 1-го ранга, приветствовал встречавших взмахом руки, затянутой в белую перчатку, другую руку держа на штурвале.

«Вот сейчас и начинать мятеж, – подумалось ему. – Сойти на берег, вспрыгнуть на тумбу и воззвать к народу… А, напрасные мысли!.. Взывать надо к верным войскам, когда всё уже готово, ружья заряжены, а телеграф и воздушные базы захвачены. Исторический жест подобен оперетте: сценарий известен, а посторонним нет хода на сцену…»

Увы, сейчас не время для самовольных жестов.

Кругом охрана из флотских унтеров под командой верного Барсету старлея.

За спиной – сияющие мичманы, приставленные батюшкой.

Остаётся играть роль.

«…и сценарий написан не мной. Хотя я сумел сделать ход в свою пользу».

Сила и мощь оружия вместе с величием царственной фамилии! Такое зрелище запомнится. Это необходимо…

«Толпа выглядит нарядно. Попробуй, угадай по ней – мир или война в империи?.. Здесь давно «тёмные звезды» не падали, иначе бы всё смотрелось иначе. Но кто-нибудь обязательно рухнет в ноги, станет просить денег, места, царского суда… Что ж, таков обычай. Выслушивать мольбы – долг правителя».

– Назначаю вас статс-секретарём при моей персоне, – с улыбкой молвил он белобровому барону. – Примите у адъютанта папку, будете складывать туда прошения.

– Но, Ваше Высочество… – заволновался адъютант.

– Хотите оспорить моё решение? – продолжая улыбаться, принц смерил его взглядом. Словно изучал диковинное насекомое.

– Никак нет, эрцгере!

– Так сдайте папку мичману и займитесь охраной.

«Одного надсмотрщика удалил, приблизив другого. Ну, этот барон-торпедоносец хоть производит впечатление честного малого. А на кого здесь ещё опираться?.. Что за судьба у венценосных особ! на всём материке едва полсотни человек, с кем я могу поговорить на равных, а близких, кому можно довериться – того меньше… И ни одного дружеского лица рядом! целый город чужих и глупцов…»

При виде ликующей толпы Церес вдруг почувствовал себя бесконечно одиноким, будто стоял, возвышаясь, над полем цветов – красивых, ярких, но бездумных и пустых.

«С радостью увидел бы Эриту. Сейчас я извинился бы за все свои намерения… да ничего не пожалел бы, чтобы она составила мне компанию. А там слово за слово – быть может, склонил бы её к мысли о единой империи. Пусть она очень молода – но ведь царевна! В ней обязано быть честолюбие. Стать императрицей – разве не прекрасно?..»

На набережной – губернатор, главный судья, архиепископ и полицмейстер. Явились засвидетельствовать своё нижайшее почтение.

– Для нас это великая честь, эрцгере…

– Надеемся, вам понравилось в Курме.

«Да, насколько может нравиться в тюрьме» – пожимал их руки принц, механически улыбаясь.

Пробились репортёры. Эта братия везде ужом пролезет, чтоб вырвать строчку для своей газеты.

– Впервые береговым округом командует член правящей династии. Какой девиз вы избрали для округа в это тяжёлое время, эрцгере?

– Вперёд, к победе!

– Что вы можете сказать народу западных провинций, Ваше Высочество?

– Враг не пройдёт.

Народу нужны краткие, звонкие лозунги. Фразы длинней трёх слов народ не понимает, поэтому – чем короче, тем лучше.

– Эрцгере, дайте заголовок для завтрашней передовицы!

– Как, у вас не хватает фантазии? – соизволил пошутить принц.

– Хотим крупно отпечатать слова из ваших уст, эрцгере.

– Хорошо. Напишите: «С нами Гром и Молот!»

– Вот истинное слово веры, – осеняясь, восхитился архиепископ. – Послезавтра, в храмин-день, ждём вас к соборной службе – будет молебен о победе государева оружия над дьяволами.

– Встретимся в Курме, владыка. Храм Сестры-Моряны давно не слышал голоса Вашего Высокопреосвященства.

Владыка почтительно подал адрес в обложке из тиснёной синей кожи:

– Благоволите принять, эрцгере. Патент на звание почётного члена синклита епархии…

– Барон, примите.

Белобровый в смущении чуть слышно чертыхался сквозь зубы – адрес не лез в папку адъютанта.

– Привыкайте, барон, – бросил принц через плечо. – Эти обязанности хлопотные…

На полпути к мотокарете охрана таки допустила к Цересу просителей. Сперва их обыскивала полиция – нет ли стилетов, револьверов под платьем? в толпе заговорщикам и сумасшедшим легче подобраться к принцу. Потеряй на миг бдительность – тотчас явятся бомбисты-анархисты.

Набор обычный – голодные женщины с тощим детками, пара инвалидов с костылями, слепая девушка в кресле-коляске, мать какого-то несправедливо осуждённого, с выплаканными до белизны глазами… Принять конверт или сложенный лист, подержать, отдать барону, сказать пару добрых слов, вручить кошелёк.

А вот странная пара – двое дюжих молодцев, одежда слегка в беспорядке после обыска, глаза долу. Оба стоят на коленях, сняв картузы, к ногам не бросаются, один с бумагой в руках. Разбойники, что ли, с повинной пришли?.. Бывает, что такие каются лишь государям, в надежде на высочайшую милость.

«Стоп… – Принц замедлил шаг. – Я их знаю! это… Дорлек, третьего эскадрона подпрапорщик, а второй – ефрейтор Сатти, который в Бургоне по боевой пате стрелял… Я ещё велел его отправить в лазарет как безумного. Они в штатском… дезертировали?»

– Барон, спросите, что им надо.

– Прощения, Ваше Высочество, – поднял Дорлек горящий взгляд. – Будем так стоять, пока решение не скажете…

– Грешники, – рассуждали в толпе, за цепью полицейских. – Мать родную зарезали, а то и хуже.

– Я рассмотрю ваше прошение, – кивнул принц, проходя мимо. Сердце его, с момента высадки сжатое тоской и одиночеством, внезапно обрело надежду.