– Полный обзор. – Господарь сел к экранам. Далёкие глаза-камеры задвигались, собирая для него общий вид дикарской атаки. Часть глаз уже погасла – срублены ракетами, осколками.
Благодаря дымзавесе можно было поднять уцелевшие глаза на стеблях повыше над грунтом. За мутной пеленой едва виднелись силуэты самоходок, как ползущие хижины дикарей с дымовыми трубами на крышах. Вместо ног – катки-барабаны с косыми зацепами. Порой эти тёмные уродливые тени с грохотом выбрасывали снопы пламени. Ближе к валу земля взлетала, развороченная взрывами снарядов. Позади бронированных паровиков маячила редкая пехотная цепь.
Разрешение глазных матриц пока не позволяло различать мелкие детали, но по опыту господарь знал – штурм-пехота в противогазных масках и кирасах. За спинами ранцы с взрывчаткой, на поясах гранаты и сапёрные лопатки. Кто-то разматывает медный провод с катушки, прокладывает нитку те-ле-гра-фа.
«Приманка и прикрытие. Вызывают на стычку, а пока мы сожжём самоходки, они окопаются и будут на шаг ближе к цели».
Невольно его восхищало упорство примитивных жителей Санкари. Те, уступая «людям шахт» в оружии, бесстрашно шли на лучемёты, взяв наперевес наподобие пик длинные пистоли с кинжалами на стволах. Сражались свирепо и самоотверженно, под стать боевым патам.
Их много. Миллионы. Им безразлично, что Урага остывает, грибов недород, скважины дают всё меньше глубинного тепла. Они бьются за свою планету, против незваных гостей.
Что ж, каждый за себя.
– Пусть заберутся поглубже, – сказал господарь, указывая место на экране. – Минёрам и стрелкам-операторам быть наготове. Клубни взрывать – каждый третий. Если уложите весь отряд, получите двойную порцию еды.
– Эхайя! – оживившись, дружно ответила постовая смена. Вольных и рабов тут можно было различить только по причёскам, платью и наличию ошейника; в остальном их уравнивали худоба, серость кожи и голодный блеск глаз.
Он не стал ждать расправы над штурм-группой. На посту работу знают, выполнят, как полагается. Когда отзвуки далёких взрывов донеслись сквозь почву – ага, фугасные клубни пошли в дело! – господарь спускался на нижний, самый защищённый уровень, где лежали женщины.
Навестить.
Правда, во сне она не видит и не слышит. Но вдруг почувствует, что друг – рядом?.. Иметь бы дар медиума! Тогда с помощью обруча, через эфир, можно проникнуть в сон. Сильные вещуны способны на такое…
Каждый прозрачный мешок с полужидкой массой заключал одну, опутанную чёрно-синими питающими жилами. Под слоем желеобразной жижи лица казались зеленоватыми, безжизненными. Свернувшиеся клубками тела недвижимы, пульсируют лишь уходящие в рот и нос внешние жилы.
Вдоль рядов босиком перебегала от капсулы к капсуле патлатая малявка в ошейнике, с подрощенной патой на спине. Ощупывала – когда и ногой, – трубы жизнеобеспечения, проверяла, каково в мешках давление, заглядывала в датчики температуры и состава смесей. Кто-то должен присматривать за носящими, а людей мало. С каждым днём меньше.
При виде главы стана она заученно опустилась на колени, сделала жест, будто обнимает его ноги.
– Всё исправно, повелитель. Твоя супруга сыта и здорова, она в полном благополучии.
– Хорошо. Я доволен тобой.
– Смею ли я спросить?.. – За свисающими лохмами боязливо мелькнул взгляд исподлобья. На спине зашевелилась пата-кровососка; её лапы, обвившие тощее туловище малявки, скользко сдвинулись, над плечом поднялась безглазая башка.
– Да. Говори.
– Тот варвар… господарь с поверхности… вернётся?
«…который дал еды, – в уме докончил он за неё. – Тот, кто сказал «Мы уничтожим вас». Сотник – умелый убийца, но… Я чего-то не понимаю в варварах. Биться, презирая смерть, и кормить с рук отродье врага… Что у них в сердце?»
– Надеюсь, – словом вырвалась его мысль.
– Я буду ждать. – Малявка простодушно улыбнулась.
«Ну, похоже, у нас есть шанс! – сдержал усмешку господарь. – Если последняя пигалица за то, чтобы он пришёл…»
То же, но вслух, он сказал жрецу при встрече. Однако муж в алой мантии шутку не поддержал, напротив, отнёсся к ней серьёзно:
– Тут нечему смеяться. Она – единственная в стане, – от души благословила варвара именем бессмертных звёзд. Даже я не сделал этого, поскольку сотник – сын иного мира и иных богов. А зря. В случае удачи мы будем обязаны жизнью двум жалким созданиям – рыжей кош-ке и грязной девчонке.
Вождь слегка смутился:
– Посмотрим. Пока предпочитаю полагаться на оружие. Отряд варваров воины разбили, но следом идёт другой, впятеро больше. Чтобы остановить его, придётся поднять бронеходы и контратаковать. Иначе клин, вбитый в нашу оборону, станет чересчур велик. Тёмные звёзды?.. Тёмные, но не угасшие. Сейчас я докажу им это.
– Пойдёшь сам?
– Негоже мне под куполом отсиживаться.
– Помни про шлем. Один или два медиума издали следят за полем боя.
– Уступи обруч на часок, – потехи ради попросил господарь, протянув руку. Перед боем кураж подвигает на всякие выходки!
– Зачем он тебе без дара вещания? Для красы?
– Действительно. Оставь себе. К тому ж венец, как ты сказал – обычай царей-мирян, а подражать дикарям недостойно. Пожелай мне успеха!
– Как знать, может, господари Мира неспроста носят короны… – заговорил жрец, но вождь уже спешил по коридору, к ногастой платформе, чтобы нестись в бункер, где ждёт наготове бронеход.
Прерывистый гром сражения дрожью отдавался в глубине земли.
Месяцем раньше
Столичная провинция
Коронный пансион Гестель, школа медиумов и левитантов
– Как это – читать документы? – шёпотом растерянно спросила Лара. – Я и мысли-то редко читаю, от случая к случаю… Если разволнуюсь, тогда могу, но слабо-слабо.
Дары даются порознь. Или вещать и слушать сквозь эфир, или в полузабытьи порхать. Летучий медиум – скорей из сказок, чем из жизни. Но Ларе выпал особенный бонус, она была зрячий медиум. Таких среди вещунов два на тысячу. Этим Бези и воспользовалась.
– Запросто сумеешь, – убеждала Бези, румяная от азарта. Когда занимаешься чем-то запретным, кровь в жилах играет по-особому, а по коже прямо мурашки бегают. Страшно и сладко, словно вот-вот над травой воспаришь как левитесса.
По праву старшинства заводила первой лезла сквозь кусты Пастырского сада. Следом Ларита, подобрав юбку и изворачиваясь, чтобы не порвать о колючки казённое платье пансионерки.
Чтобы перейти ручей у пруда, обе разулись и теперь шли босоногими, от чего сердце Лары билось ещё сильнее. Вдруг мальчишки из мужского корпуса увидят?.. Свист поднимут. Или ботинки с чулками утащат и спрячут. Выкупай потом. Ещё обзовут – «босота».
Со слабым током ветра по саду плыл тонкий аромат лаванды, смешанный со сладким запахом роз. Этот букет жаркого лета вместе с пугливым беспокойством – «Вдруг поймают?» – кружили Ларе голову. Она нервно вздёргивала ноги, чтобы не топтать алые звёздочки гвоздик.
За отцветшими липами проступили белые стены главного, или Аббатского, корпуса. В бывшем монастыре всё звалось по-старому – Мёртвый сад, Святой пруд, кладбище святых сестёр. Боязней всего там, где могилки. Те, кто долго жил в Гестеле, говорили по секрету, сами трясясь от жути – ночью по Мёртвому саду скелеты гуляют и в часовне молятся. А на кладбище сестёр сто лет назад монашку-грешницу зарыли заживо, она до сих пор стонет под плитой.
Но у главного корпуса тихо. Тут одних аббатов хоронили, людей солидных, важных и к блужданиям не склонных. Хотя кто их знает. Всё-таки пастыри, с Божьим Оком на священническом обруче. Будешь в строгости пасти монахов и монашек, сам невольно суров станешь.
Так вот идёшь на цыпочках, тихо айкая, когда наступишь на сучок, а за спиной вдруг сердито: «Кхе-кхе! Это кто здесь разутые бродят?» Обернёшься – остов в истлевшей рясе, челюстью стучит и костяным перстом грозит…