Обернулась. Чуть не навернулась, налетев на корень. Тьфу ты!..

– Тс-с! – шикнула Бези. – Вон графские окна, кабинет его… Помнишь, как шкафы стоят?

– А то.

Могла б и не спрашивать. Память медиума – запись зубилом по железу, с одного погляда и навек.

Как раз железо – тайком взятый у слесарей стальной хомут с пятивершковой трубы отопления, – для входа в эфир мало годилось. Вместо стяжного винта ушки хомута скрепили проволокой, но на голове медиатор не держался. Велик. Хоть набекрень надень – сползёт на шею, обдирая уши.

– Прям как ваш ошейник.

– Замолкни, неумеха, – огрызнулась златокудрая подруга. – Я у принца без ошейника жила и вольная была. Придерживай руками… Левый шкаф от стола, две верхние полки. Личные дела там. Целься точнее, не кидайся в стороны лучом. Ощупывай по страничке…

Треть часа ушла на то, чтобы сузить зрячий луч, прочувствовать сквозь камень шкаф с бумагами. Ещё треть путалась в стопах плотно сложенных листов и мешанине букв.

Ясно теперь, почему важные документы хранят в железных шкафах? Э-кра-ни-ро-ва-ни-е. Полезно читать словари, там уйма умных слов и все чего-то значат.

Но приятней всего – про себя любимую читать!

– Ларита Динц… полных лет – четырнадцать… рост два аршина и десять вершков с половиной… вес сто один фунт… неправда, я похудела на фунтик… Это от учёбы.

– Брось, ищи обо мне, – нетерпеливо теребила Бези.

– …а про вещание вообще ни слова! Батя – ремесленник, кровельный мастер, мама домохозяйка, из прислуги, тут всё честно. Но что «слаба в чистописании», зачем граф так?.. Я выучусь, а в бумагах останется – де, малограмотна…

– Ой, ну залюбовалась ты собой, сил нет!..

Нашлась и картонная папка с бумагами Бези Гиджан.

Вообще-то у рабынь с красной планеты нет фамилий, только имя с кличкой. Фамилию – по названию стана, – дал граф, директор Гестеля, записывая девушку наставницей в штат школы. Опытная вещунья, не ученицей же числиться.

Но граф Бертон занёс в формуляр только то, что касалось гражданского статуса Бези. Вместо родителей прочерк – девица совершенных лет. «Рожден (а) в законе– Да». А кто проверит? «Вероисповедание– Языческое». Верит в свои три бессмертные звезды. «Титул, чин и/или звание – Штабс-ротмистр полевой жандармерии». Принцев подарок за нежность и труд вещателя. Мог бы полковником назначить свою птичку, но поскромничал. «Положено ежемесячного жалования…»

– И всё?.. Видела же, как он при мне обозначил: «Позывной – Безуминка»!

– Этого нет. Есть ведомость – какая мебель выделена, посуда и постельное бельё… Как пить дать, у его сиятельства двойная бух-гал-те-ри-я. Для ревизии одно, а что для медиа-реестра, то в несгораемом ящике. Там-то мы все как есть – кто лунатичка, кто вещунья…

– Зря крались, – проворчала Бези.

– Почему? Я, наконец, узнала, сколько тебе лет!

– Ну, и?.. – подруга прищурилась.

Возраст это всё! Главная женская тайна. И вообще важно для девицы – когда выйти из воли родителей, замуж или в монастырь, когда долговые расписки давать, наняться работать за полную плату… На что только юбки не идут, чтобы покинуть дом, жить самой, сойтись с любимым! Метрические книги в церквах подчищали, покупали лжесвидетелей, перед святым трибуналом врали…

Положим, Безуминке возраст не столь важен. Если была у принца медиумом и любимой, этим, считай, половина законов стирается. Но любопытно ж! Прямо сердце разгорелось.

– По-моему, граф что-то напутал. «Восемнадцать».

– Это по календарю, как родилась – когда приземлился мой шар.

– А я бы чуть больше дала.

– Так и есть. Рабынь доращивают с ускорением, чтобы быстрее могли пат выкармливать… и всё такое.

– Бррр. Как они тебя не высосали?.. Наша-то пата совсем другая, она лапушка.

– Ага. Свинья восьминогая, несытое проглотище. Одно хорошо – ласкова, и то затем, чтобы к кухаркам подлизаться и натрескаться от пуза.

Дальше читать – силы иссякли. Поэтому подруги, старшая и младшая, пошли назад к своим ботинкам. Надо ещё хомут припрятать, а то насидишься в карцере за нелегальное вещание. Бези как наставнице унывать под замком не грозит, а Ларе запросто.

Хотя, по совести сказать, Лара успела бегло полистать умом другие личные дела. Ухватила мало. Чтобы читать по строчкам, суток не хватит, и так выдохнешься – щёки ввалятся, пупок к спине прилипнет. Оказалось, что глядение лучом через эфир изматывает вдесятеро хлеще стирки. Сразу так есть захотелось и пить, аж слюна во рту спеклась.

Свою летучую дочурку граф вписал чин чином – Лисена Тор-Майда. Её служанку Хайту, юную дьяволицу с шарового корабля, обозначил подопечной сиротой. А вот Эрита, принцесса Красной половины, числилась под чужой фамилией как кавалер-девица.

Оно и правильно. Прознай газетчики, что Гестель – школа лунатиков и вещунов, и что в ней прячется от молвы светлейшая ан-эредита Красного престола, ведьма лунного полёта, так у ворот не протолкнёшься. Через забор полезут с фотокамерами. Графу придётся батальон белогвардейцев вызывать, что высочайшую особу оградить от репортёров, а заодно от анархистов-террористов.

«И поедет она, под охраной и вуалью, назад к батюшке Красному царю! – вообразилось Ларе с некоторым злорадством. – Потому что нечего было с моим парнем обниматься и летать с ним пО небу…»

Она сознавала, что не очень справедлива к Эри. В конце концов, той было некуда деваться, а под руками оказался только Огонёк. И того, наверное, пришлось в спешке упрашивать: «Ты придуши меня легонько, чтобы я сомлела». В ясном-то разуме левитанты не летают. А что было делать, если жандармы принца Цереса под дверью, наготове завернуть тебя в ковёр и – скорым маршем замуж за Его Высочество, объединять династии. Один путь – в окно и в облака. Таков девичий обычай, от немилого из-под венца сбегать.

«Но могла бы Огонька не целовать у Бези под кроватью. Да при свидетелях. Отлетались ведь уже, пора и честь знать!»

В шкафу у Бертона документы Огонька ей не попались. Теперь они в канцелярии медиа-батальона 22, где Огонёк кадет и даже при погонах. Сам он того дальше, в солнечной Делинге. Зачем, по какому случаю?.. Армейский медиум – казённый человек, едет, куда пошлют.

С глаз долой – из сердца вон!

Хотя Лара гнала прочь воспоминания, они возвращались вновь и вновь. Вот он написал на мятой открытке с цветочками: «Наверно, ты красивая. Давай дружить?» Потом приполз в овраг знакомиться, с револьвером и в противогазе: «Ты самая великолепная».

А третьего дня она отмедила ему в Делингу: «Можешь к ней вернуться, миловаться с ней – а ко мне не подходи! Я тебя ненавижу!»

«Кончен бал, погасли свечи», как поётся в господском романсе.

Её дорожки с Бези разошлись – златокудрая направилась к жилью наставников, а Ларе путь лежал мимо храма в девичий корпус. Эри с графской дочкой и её служанкой жили ещё дальше по аллее, в корпусе дворянок. Ни к родовитым, ни к Бези спроста в гости не зайдёшь. Сперва толкуй с консьержкой, потом та пойдёт доложить о тебе… То ли впустят, то ли консьержка скажет: «Почивают, принять не изволят».

«Ведь назвались Тёмными Звёздами, союз основали, клятву на графиньке приносили… Как забыть такое? Вместе с Бези вовсе под расстрелом были, принц за провал мятежа даже старую любовь не пожалел… Месяц пролетел – всё минуло! Теперь учись, книжки листай и исправляй чистописание…»

Навстречу, легки на помине, шли те самые Эрита и графинька. Под ручку. Грациозны, словно на картинке. У них, разумеется, платья чище и дороже, а для девушки главное – как ты наряжена и как ступаешь. Лара тотчас ощутила, что шагает без врождённого изящества. Откуда ему взяться в доме кровельщика?

«Нет, я выучусь! Буду ходить по-ихнему и даже красивей…»

Как ни старалась ставить ноги правильно, ей всё сильней казалось, что принцесса и графинька смотрят на неё со снисходительным презрением. Будто на гусёнка, ковыляющего к лебедям.