– Добрый день, анс. – В обществе дворянок именуют «барышни», даже если ты носишь цвет одного с ними пансиона. Наедине – как отношенья сложатся, а при людях всё строго. Этикет-с!

– Здравствуй, Ларита, – ответила Эри с улыбкой, показавшейся Ларе притворной и высокомерной. – Гуляла после классов по садам?

«Откуда она… ах, ты, гром божий, колючка на подоле…»

– Да, ходила к Святому пруду. Думала, утки плавают…

– О, там так идиллически прекрасно! – Лисси мечтательно вздохнула, подняв к небу большие синие глаза. – Но на кладбище сестёр ещё покойнее, густая тишь и зелень… Идём с нами?

С недоверием и тайной надеждой Лара дала согласие. Неужто вправду захотели взять её в компанию? То сторонились, лишь между собой шептались, а тут вдруг пригласили. Подозрительно как-то.

– Я полагала, из аудитории ты ходишь прямиком в библиотеку. – Принцесса разговаривала мягко, словно старалась усыпить бдительность Лары.

– Ну, да… Как правило, – поправилась Ларита. За языком надо следить, чтоб не посыпались простонародные словечки. – Я вожу туда Ласку, читаю ей. Она маленькая, но запоминает крепко-накре… дословно. Дай-то Гром, чтоб пата её глазки дочиста языком промыла. Она же зрячая была и сможет видеть снова.

– У неё уже радужки видно, – поделилась Лис, гордая лечебной свиньёй своей служанки. – Но не сложны ли для девчушки твои книги?

– Они внятные, складно написаны. Если что-то не поймёт, я объясняю. В конце концов, можно спросить у библиотекаря… Потом доучится! Ей медиумом быть, надо много всего знать.

Про себя Лара твёрдо решила перечитать всё, что было на полках – книги, словари, журналы. Затвердить и верно применять учёные слова. Только умом и знанием девчонка из рабочего квартала может в люди выбиться. Дар медиума – лишь полдела. Ласка тоже вещунья, но из-за ожогов на лице совсем неграмотная. Кто она поэтому? Просто живая эфирная станция, передающая депеши слово в слово, но не понимающая их. Световой телеграфист скажет – ре-транс-ля-тор. А надо, чтоб твой позывной произносили с уважением: «О, это ж Ларита-Ласточка, первостатейная вещунья в медиа-службе Его Величества! Среди наших самая завидная невеста. Поручик Огонёк к ней сватался – отвергла. Недостоин, мол, такой красавицы и умницы, при дворе принятой и с высочайшими особами знакомой…»

– Тебе приплачивают за учёбу Ласки? – спросила знакомая Ларе высочайшая особа, ведьмовски блеснув изжелта-карими глазами.

– Как можно? Убогим помогают не для выгоды, а… и не из жалости. Просто так надо. Чтоб они тоже к чему-то стремились, а не сидели пнём. Если б не пата, я б всё равно Ласку учила. Даже без дара ей доброе место нашлось бы. У нас в приходе Радуги Приморской есть псаломщица слепая. Поёт – у морских капитанов слезу вышибает, а это мужики жестокие, всеми штормами битые…

Разговорилась – и примолкла. Стоит язык распустить, тотчас простонародное нутро наружу лезет.

«Болтаю, как торговка с рынка… Прикуси губу, трещотка! Думай, перед кем откровенничаешь. Эри вельмож слушала, сановников, послов заморских, а Лис, поди, с князьями дружбу водит…»

– Если бы все так поступали… – вырвалось у Эри, но осеклась и она. Тогда заговорила Лисси:

– Мы хотим устроить чайный стол завтра, в храмин-день. После вечерни собраться у нас в корпусе. Есть галеты с корицей. К столу каждый принесёт что-нибудь от себя… Не откажешься?

Общий стол Тёмных Звёзд? Гром небесный, вот так случай!.. У Лары в груди потеплело. Наконец-то ей дворянки протянули руку. Глупо отвергнуть такой жест доброй воли.

– Я… охотно.

– С одним условием, – продолжила графинька. – Пригласительный билет на чай – подвиг. Надо подвигнуться и кое-что совершить.

«Так и знала – без подвоха тут не обойдётся!»

– А что именно?

– На могиле заживо погребённой будет лежать брошка. Кто возьмёт её сегодня в полночь, – голосом подчеркнула Лисси, – будет желанной гостьей в моей келье.

Потом она поманила Лару ближе и едва слышно прибавила:

– Вечером консьержка передаст тебе записку о том, где зарыта брошь.

«Во, попала ты, Ларинка!»

Ясно, затея принадлежит ан-эредите, дольше всех живущей здесь. Это её право – испытывать новеньких.

О посвящениях в пансионах вроде Гестеля были разговоры ещё в приходской школе, до того как Лара с голосами в голове попала в лечебницу для умалишённых. Сходить в полночь на могилу – вариант не худший! Закрытое учебное заведение располагает к разным выходкам, за которые на воле можно угодить в дисциплинарный или даже в покаянный дом. Если не в инквизицию. Запертые в четырёх стенах девчонки ох как горазды на выдумки…

И, как нарочно, нынче Бези привязалась: «Пойдём, пойдём, заглянешь в графские бумаги, для меня, мы же подруги, Звёзды, тра-ла-ла, бу-бу-бу». Ради неё выжималась до пота, а теперь – солнце к ужину, – изволь, не отдохнув, идти к могиле!

Но ведь согласилась. Слово – свято, поздно отказываться.

При мысли о тьме, что вскоре накроет Гестель чёрным саваном, Лара боязливо поёжилась.

Будь пата свойской свиньёй, впору её подговорить. Инопланетная тварь понятлива. Слов не разберёт, а смысл уловит. За угощение сходила бы, отрыла. Потом – проболтается Хайте, та – Лисене, и пропало дело. Со стыда сгоришь.

«Без неё обойдусь! Подвиг делают своими ногами, свинье не поручают. За чай с галетами у самой принцессы стоит рискнуть. Я тоже в свет хочу…»

Что есть «свет» и как оно там, Лара представляла себе смутно и восторженно. Балы, экипажи, оркестры. Кавалеры в шикарных мундирах целуют ей ручки.

«Господи, хочу! В тиснёных башмачках, в театр поехать, сидеть в бельэтаже и обмахиваться веером… и причёску пышную-препышную, с жемчужным венчиком… Всё будет. Когда выучусь!»

Ужин съелся мигом и без вкуса, просто улетел. Удалось побороть свою нервность и мирно уложить Ласку, почитать ей перед сном, пока малая не убаюкалась. Глядя во мрак за окном, Лара ждала при погашенной лампе.

Когда её саму почти сморило от усталости, в дверь поскреблись, словно в дешёвой книжке с картинками «Тайна баронской усадьбы, или Расплата за любострастие». Консьержка с подмигиванием вручила письмецо без подписи:

– Я тебя выпущу, и буду ждать обратно.

В ночи новолуния стрекотали кузнечики. Пока шла вдоль Мельничного сада, горьковатый дух тимьяна сменился запахом дикого цикламена, похожего на ландыш. Едва заметный звёздный свет призрачно обозначал аллею впереди. Одна-одинёшенька в пустынном Гестеле, Лара пробиралась к его самому безлюдному углу, где и днём ни души.

«Не боюсь, не боюсь… там никого… возьму и вернусь быстро-быстро…» – Между тем сердце ощутимо опускалось глубоко в живот и ёкало там.

Шаг за шагом – вот показались замшелые надгробия. Сама себя не чуя, Лара опустилась на корточки, прошептала молитву за усопших. От земли пальцам передался холод, как веяние из гроба.

Тут, не успела она нащупать свёрток вощёной бумаги, вблизи раздалось сдавленное, тоскливое вытьё:

– Ыыыуууаааууу…

Следом шорох, всё ближе.

Пальцы одеревенели, рот бездыханно приоткрылся, сердце совсем замерло.

«Ма-амочка… Покойница лезет…»

В следующий миг донеслось сопение.

«Э-э, меня не одурачишь! Мёртвые не дышат!»

– Пата! Ты, морда поросячья…

– Мня, мня! – радушно зачавкало чудище, с треском веток выбираясь напролом, будто кабан. Кто другой, увидев этакую тварь ночью среди могил, тотчас бы окочурился со страху. С множеством глаз, с носом-хрюкалом, пасть акулья, пегая голокожая туша на восьми ногах и хвост поленом. Ни дать ни взять – мертвуха, та, что гложет на погосте кости грешников! Но Лара, зажав в горсти заветную брошь, обняла свиноухую и расцеловала в мокрое рыло:

– Больше так не шути, ладно?

– Гу. Ларрра…

– Айда со мной! – подхватилась девчонка, враз смекнув, на что зверюга пригодится.

– Ку-а?

– На кухню, таскать пироги.

Это дело пата уважала. Кухня – место райское, там овощи в ларях, тесто и прочие вкусности. Главное, много в пузо не пихать, иначе двуногая госпожа надаёт по ушам.