Через пару веков Арк обветшал, его снесли и выстроили на его месте Аркон – крепость попросторней. Потом и Аркон показался тесным, устаревшим. Город рос, под крепостными стенами шёл шумный торг, лепились хижины, смердели свалки. Государевой волей рынки и домишки снесли до самой реки, учредив Молотово поле, где солдаты упражнялись в маршировке и приёмах с алебардами, а в стенах Аркона разбили парк, оставив часть сооружений под казармы, жилые покои и тюрьмы.

К тому времени Галориды объединились в Двойную империю. Настал мир, драконова держава богатела, императорам хотелось роскоши. Воинственная фортификация понемногу уступала место нарядной архитектуре. Вместо угрюмых донжонов – изящные башенки, вместо кряжистых толстостенных замков – благолепные дворцы, вместо куцых аптечных садиков – обширные парки.

Местом загородной резиденции был выбрано левобережье Миноры к западу от Руэна – прихотливый рельеф и липовые рощи делали эту местность весьма живописной. С годами предместья придвинулись сюда, но государев парк Этергот не пустил город дальше.

За оградой Этергота виднелись буковые куртины, изумрудные травяные лужайки, заросли вязов, а над деревьями там и сям – то шпиль капеллы, то бело-резной световой фонарик павильона, то иссиня-серая дворцовая кровля со статуями небесных воинов по углам. Порой до гулявших вдоль ограды доносились звуки музыки, по праздникам небо над Этерготом расцветало фейерверками, но простолюдинам туда хода не было – лейб-полиция и белогвардейцы оберегали покой высочайшей семьи. Войти в парк мог только приглашённый.

Что касается депутации от сине-имперской общины Золотой Лозы, то эти круглоголовые господа в тёмно-серых длинных сюртуках и традиционных касторовых шляпах въехали в Этергот на двух каретах, запряжённых четвернями. Их даже не обыскивали – только высадили на стоянке экипажей и велели идти далее пешком.

Им не мешает лишний раз проникнуться сознанием того, что они не в виноторговой конторе, а в резиденции Его Величества.

Они шли кучкой по приречной аллее, вертели головами, нюхали, вздыхали и приценивались – что за цветники, что за газоны! Это ж великих денег стоит, чтоб тут цвело до осени, будто весной – нарциссы, цикламены, лилии! Рисунки из цветов на клумбах сплетались на ходу в узоры – белый с оранжевым, синий с пурпурным, как музыка, от которой голова плывёт, и в глазах появляется какая-то рассеянность…

Самого знатного лозовика – иссохшего старца, похожего на обтянутый кожей живой скелет, с лицом мумии и впалыми увядшими глазами, – вели под локти, чтобы полы его сюртука не волочились по щебневой дорожке.

Когда депутация добралась до уединённого одноэтажного дворца Меделиц, вокруг сгустилась тень. Каштановая аллея сменилась липовой, деревья подступили ближе к дорожке и стояли плотней. На тенистом пространстве перед парадным залом словно светились низкие розовые клумбы и мраморные вазоны. Над мирной широколистой клумбой в середине золотилась статуя задумчивой Девы-Радуги с цветком ириса в руках, позади расходились в обе стороны галереи дворца с широкими, будто от земли идущими окнами. Тут важно сдержать свои религиозные чувства и не сплюнуть при виде идола громовников. Здесь есть, кому следить за гостями – хотя охранников не видно, вдоль окон галереи движется безликий садовник в синей блузе, подстригающий шпалеру.

Наконец, застеклённые двери Меделица открылись перед гостями. Худущий старейшина ожил, встрепенулся, стряхнул с локтей услужливых единоверцев и сам, без поддержки, ступил на чёрно-белые плиты пола:

– Ваше Императорское Высочество, счастливы лицезреть вас! Безмерно благодарны вам за то, что удостоили нас аудиенцией!

Дангеро III милостиво кивнул вошедшим. Принимая лозовиков, он удалил камер-лакеев, оставив при своей особе лишь высокого плечистого гофмаршала – тёмный лицом, неподвижный как деревянная статуя, в тусклой ливрее, он безмолвно стоял в углу, сливаясь с дубовыми панелями. Одиночество в центре зала выделяло императора как единственную важную здесь фигуру – осанистый, молодцеватый, несмотря на проседь, в великолепно сшитом бирюзовом мундире, он смотрелся поистине величественно, как будто его только что короновали. Шатровый потолок зала с многоцветной росписью – в центре плафона Ветер-Воитель, восседающий на облаках, – казался храмовой сенью над главой монарха.

– Добро пожаловать, – жестом приветствовал он лозовиков. – Надеюсь, вы прибыли с добрыми вестями.

– Точно так, государь, – склонился старейшина. Он надеялся, что император велит подать ему хоть табурет, но у стола в центре зала не было, на что сесть, а застывший великан-гофмаршал не двигался с места. – У вас много верных слуг – мы самые меньшие из ваших верноподданных, – и я уверен, что новости о приготовлении астраля к старту докладываются вам ежедневно…

– Не так часто, как хотелось бы. Я был бы рад лично увидеть подготовку «Авангарда-4», но государственные дела не позволяют мне бывать в Эрендине. Расскажите, как продвигаются работы. Вы немало вложили средств в этот проект…

– Ради вашей славы и для торжества империи, мой государь! – почуяв паузу для хвалы, воскликнул старейшина, а прочие лозовики закивали как части одного механизма. – Ради знания и познания!..

– …и, я уверен, тщательно наблюдаете за его исполнением, – довольно закончил Дангеро.

Старейшина сделал неуловимый знак сухими пальцами. Двое его помощников, почтительно согнувшись и мелко семеня, приблизились к лаковому столу, чтобы разложить на нём чертёж астраля.

Эти картинки – а особенно их воплощение в металле, – Дангеро мог разглядывать часами. Никакие женские ножки не могли привести его в столь мечтательное и возвышенное настроение, как рисунки сужавшихся кверху трёхъярусных рукотворных башен, способных вознестись на столбе огня в заоблачное безвоздушное пространство.

– Классическая многоступенчатая ракета, – заговорил старейшина, шурша морщинистыми руками по твёрдой желтоватой бумаге. – Для новых стартов инженеры предлагают компоновку с параллельным расположением маршевых ступеней… Так, они надеются, можно будет вывести на орбиту гораздо больший груз…

Склонившись над чертежом, Дангеро испытывал почти любовное сладкое чувство, он буквально осязал глазами формы астраля. Его имя, его герб – над Миром! Его офицеры в тяжёлых скафандрах и кислородных шлемах передают ему «Рады стараться!» вспышками мощнейшего светового телеграфа!.. Разве можно жалеть деньги ради этого?!..

– …единственное, что создаёт некоторые помехи, – журчала речь старейшины, – это усилившийся ветер. Сейчас в Эрендине он достигает пяти баллов… Но пусковой станок прочен, государь, и даже при восьмибалльном ветре старт будет возможен.

– Что говорят метеорологи? – стараясь не показать беспокойства, суховато спросил Дангеро.

– Направление ветра необычно для этого времени года, но порою такое бывает. В целом прогноз погоды благоприятный. К тому ветер в Эрендине – с северо-востока-востока, это поможет астралю. После старта ракета уклоняется по ходу вращения планеты, чтобы выгадать в силе. Народ ничуть не пострадает! – поспешно заверил старейшина. – Выгоревшие маршевые ступени упадут в Малое и Северное море, как обычно.

– Хорошо… Да поможет нам Гром, – выпрямившись, император размашисто осенился.

– Мы будем молиться Матери-Луне. – Старейшина совершил свои ритуальные жесты.

– Полагаю, при успехе… нашего общего предприятия вы продолжите участвовать в проекте, – не вопросительно, а скорее утвердительно сказал Дангеро. Видно было, что возражений и сомнений он слышать не желает.

– Всегда, государь, пока тверда ваша решимость.

– Меня интересует, – Дангеро прошёл к окнам, выходящим на реку, полускрытую липами, – какой отдачи ожидаете вы от проекта. Процент по астральному займу невелик… не выше банковского…

– Деньги не имеют значения, мой государь, – переходя на доверительный полушёпот, старейшина тихо шаркал за ним. – Мы служим самой высшей цели – недостижимой. Лишь недосягаемые цели заслуживают того, чтобы стремиться к ним, лишь тогда можно чего-то достичь… А чтобы знать, чего желать, надо постичь сокровенное…