В продолжение этой истории… Марина замуж за Игоря не вышла, он-таки обнаружил в её родословной евреев… Дочка Марины с мужем не разошлась. Они продали коттедж и всё хозяйство в деревне, приняли российское гражданство и уехали жить в Россию… Марина пускает квартирантов и продолжает работать горничной на хозяев. Прикидывается покорной их воле верующей и покладистой, за что они все её любят и наделяют подарками. За глаза же поносит хозяев и пеняет, что подарки недостаточно дорогие. Матримониальных планов больше не строит…

Даже на улице были слышны крики наказываемого ребёнка. Я взлетела на второй этаж, и грудью упала на девочку, защищая её от разъярённой матери – моей подруги Кати Гусаковой.

– Ты что делаешь? – вопила я. – Ты же её не по спине бьёшь, не по попе – ты её бьёшь по сердцу, по почкам, по лёгким! – пыталась я унять Катьку, и искала слова, которые бы дошли до её сознания. – Это что же должен был сделать шестилетний ребёнок, чтобы вызвать такую ярость? Объясни Ирочке на словах, и она всё поймёт! Что за дикость бесчеловечная?..

Катя – красивая, смуглая, черноволосая, черноглазая – уже и сама раскаивается, понимая несоразмерность «преступления» и наказания».

– Это всё моя горячая турецкая кровь! – бормочет она в оправдание, и скоро совсем «отходит». А я поднимаю маечку на детской спинке, и вижу застаревшие и совсем свежие синяки – следы ударов и щипков. И ещё кое-что вижу – чёрную щетинку из пушковых волос. Обиженный ребёнок всё не может успокоиться, а я наклоняюсь к её ушку и говорю:

– Ничего, терпи, вырастешь – сама маму будешь бить!..

Девочка перестаёт плакать – мысль ей, видно, понравилась, уходит в другую комнату играть, а мы общаемся с подругой. Скоро из спальни доносится детская брань, хлопки – Ирочка «наказывает» свою куклу, используя материны выражения. Мы смеёмся…

Когда-то давно дружили наши матери, а теперь их нет. Вспоминаем то, другое из своего бедного детства. Катя не стала жить с первым мужем, отцом Ирочки – слишком независимый! С этим она, с её властным характером, смириться не могла. А теперь сошлась с другим мужчиной, ни разу не женатым, молодым Стасом. Он на десять лет младше Кати. Этот приведён ею в полную покорность, пикнуть не смеет!

Я интересуюсь, как у неё обстоит переписка с английской подругой Айрин? Эта детская дружба очень повлияла на судьбу Кати. Она выбрала себе профессию переводчика, и теперь работает на одном из военных заводов – в основном переводит на русский язык многочисленные брошюры и инструкции к механизмам и машинам, покупаемым за рубежом. А когда родилась дочь, назвала её в честь своей подруги «Айрин» – это в обиходе мы её дочь Ирой называем. Англичанка свою дочь тоже назвала в честь русской подруги – Катей.

Когда девочкам было лет по четырнадцать, радиостанция «Би-Би-Си» устроила подругам по переписке неожиданную встречу на Красной площади вместе с их дочерями, и несколько дней они провели вместе в Москве – за счёт радиостанции. На память об этих днях у Кати хранится видеоплёнка. Было это в восьмидесятые годы прошлого века.

Ирина выросла красивой девушкой, рано – лет семнадцати – пошла замуж. Катя её поддерживала в этом решении. Я недоумевала:

– Зачем вы так торопитесь? Пусть девочка хоть медучилище закончит!

– Нельзя упускать хорошего человека! – считала Катя. Молодые поженились, уехали на Север. По-моему, они и года не прожили – Ирина вернулась к матери уже с дочкой Викой. Той было месяца два. Сильная, властная Ирина не стала жить с первым мужем Владимиром – тот тоже был с характером, и поддаваться жене не собирался. А человеком оказался, действительно, хорошим, регулярно в течение многих лет высылал большие алименты. Ирина не работала – много ли уходило на маленького ребёнка? Закончила медучилище. Потом нашла покладистого парня – симпатичного, крупного Семёна.

Повторяет материнскую судьбу?..

– Ты мужчина или нет? Терпи! – способна она вопрошать Семёна, прижав к его руке дымящуюся сигарету. И тот терпел, доказывая своё мужское естество, пока по комнате не распространялся запах палёного мяса… А я-то всё думала, что за раны у него на руках – как от старых свищей? Обо всём этом мне под большим секретом сообщила сама Катя. Я вспомнила: что-то похожее я уже видела… на руках Стаса! Меня осенило:

– А твоему мужу кто прижигал?..

Катя дипломатично промолчала… Агрессивность и неспособность сдерживаться довели Ирину до преступления: в Новогоднюю ночь она бутылкой шампанского проломила Семёну голову, отчего тот попал в больницу, но не выдал свою гражданскую жену – якобы, его избили во дворе. Иногда и Ирке доставалось от мужа – видно, ей скучно было жить без эксцессов, и она сама провоцировала его агрессию. Потом они «разбежались». В её жизни стали появляться другие мужчины…

Как-то мы с Катей и Ириной повели Вику на праздник, в детскую спортивную школу. Мать и бабушка девочку раздели, стали надевать платье принцессы – длинное, пышное, дорогое. На тонкой детской ручке я заметила синяк, а на спинке – тёмную пушковую щетинку. «Тоже турецких кровей» – подумала я. И напомнила Ире, что не стоит обижать дочь – агрессия вернётся к ней самой. Не думаю, что она меня услышала.

Что такое время? Вода! Мы и не заметили, как прошло двадцать пять лет. Иногда виделись с Катериной. Увы, она уже сильно СДАЛА И ПОДДАВАЛА вместе со Стасом, курила. Однажды встретились с ней в городе. Я знала, что подруга больна раком горла, что ей сделали операцию, и теперь у неё в горле дырка, которую надо закрывать пальцем при разговоре.

– Ты знаешь, Ирка меня бьёт! – горестно просипела мне Катя, зажимая трубку. – Её не останавливает даже то, что я больна! Не знаю, сколько жить осталось. Ты же корреспондент, хоть и внештатный – напиши про неё в газету, пусть знают, какая стерва выросла! И ещё. Мне жалко внучку, Ирка её истязает. Вике сейчас семь лет, хилая такая, а её с мала оставляют дома одну, она запугана, отстаёт в развитии…

– Что же ты хотела? – напомнила я ей. – Это твои методы воспитания! А как Стас, твой муж, поживает?

– Что ему делается? Пьёт, скотина! Вот умру – и его с собой заберу!

– Не умирай, Катенька! И так знакомых почти не осталось! Поправляйся, хватит болеть! – подбадриваю её. – И пить оба бросайте! Ты же сама его научила…

Катя давно умерла. Стас после смерти жены хорохорился:

– Женюсь, а как же! Не буду один жить! – однако умер через два месяца после жены. «Забрала, как обещала» – шептались мы на похоронах. Природа сама положила конец нескончаемой эстафете насилия. У Вики детская матка. Рожать она не может. Однако это не помешало ей, как бабушке и матери в своё время, начать раннюю половую жизнь – что-то с четырнадцати лет. Она работает… банщицей в мужском отделении. Ей всего восемнадцать, но с гражданским мужем они вместе уже несколько лет. Живут обе пары в смежных комнатах двухкомнатной квартиры далеко не мирно.

Квартиру матери Ирина продала, купила себе норковую шубу и машину своему новому бой-фрэнду, которую тот почти немедленно разбил. Сорокалетняя Ирина никогда не работала, она побаивается свою молоденькую дочь – про то, что машины уже нет, скрывает. Недавно и мать, и дочь сменили бой-фрэндов, у Ирины обнаружена опухоль мозга, она выпивает.

– Отчего это – опухоль? – спросила я.

– Так Сёмка же меня бил!

Я не решилась спросить, каково сейчас самому Семёну после Иркиных побоев. Виктории стала совершеннолетней, и алименты от отца перестали поступать. У Ирины и Вики большая задолженность по квартире, на звонки не отвечают, дверь никому не открывают, а теперь изменили место жительства – сумели продать квартиру с долгами. Вика всё же родила мальчика… Чёрненького… Наверное – в турецких предков, но где они сейчас я не знаю…

И ещё я думаю: мать их Катя имела высшее образование, Ира – среднее, Вика даже школу не закончила… Люди – как птицы, каждый строит своё гнездо с разной степенью успеха…