Дверь все-таки распахнулась.

Мы пересеклись взглядом, и я неловко улыбнулась.

Гетбер смотрел на меня выжидающе, но не спешил ничего говорить.

— Извините, — я сказала это так тихо, что сама почти не расслышала себя. — Но в этот раз я точно знаю, что омнибус ждать бесполезно. Вы не освободите мне то ваше кресло?

Гетбер будто бы совсем не удивился. Кивнул мне со странным блеском в глазах.

— Кресло свободно, оно тебя уже заждалось. — И добавил чуть погодя: — Пускай это будет нашей субботней традицией.

Прежде чем начать расспрос, Гетбер выдал дал мне переодеться в чистый комплект одежды (кажется, тот же самый, в котором я щеголяла по его квартире в прошлый раз) и заварил полный чайник отвара, который окружил кухню ароматом мяты, ромашки и мелиссы.

— И куда же тебя занесло в этот раз?

Я хотела было возмутиться этой слегка оскорбительной формулировке, но решила промолчать. Лучше уж показаться бесхарактерной, чем вернуться на холодную улицу.

— Я была в театре, — не стала таить.

— Опять? Настолько впечатлилась тем спектаклем, что решила посмотреть его ещё раз?

— Понятия не имею, повторяли ли сегодня тот спектакль. Я была на поэтическом вечере. Слушала стихотворения.

Гетбер сделал глоток отвара, причмокнул и заметил:

— Не знал, что ты увлекаешься поэзией.

Он вздохнул, и я начала раздражаться. Ну сколько ещё можно так демонстративно возмущаться моим поведением? Строит из себя эксперта по моей душе. Если Гетбер вывернул её наизнанку, когда переносил меня в этот мир, это ещё не значит, что он знает, какая я на самом деле. Мы вообще с душой не в ладах — наверное, хотя бы это он мог понять наверняка?

— И как вечер? — поинтересовался Гетбер. — Подожди, пока не рассказывай. Сначала ответить на другой вопрос: ты голодна? Я ещё не ужинал. Могу и тебя накормить.

— Да, можно…

Раздражение сменилось благодарностью. Прокатилась я сегодня, конечно, по всему эмоциональному спектру… Ещё немного, и не выдержу. Ощущение такое, будто я застыла в шаге от истерики. Одно неверное движение — и вспыхну, а там хоть в океан окунайте, не сможете потушить.

Гетбер взялся за готовку, и я почувствовала себя свободнее. Принялась рассказывать о том, как чудесно всё было и не смогла умолчать, язык слишком длинный, такое удивительное открытие: на поэтическом вечере мне повстречались собственные подопечные. Которые по утрам среды являются и подопечными Гетбера.

Его это заявление воодушевило. Гетбер даже повернулся в мою сторону, чтобы поинтересоваться, с кем именно я там повстречалась. Уж не с неким господином Гиленом?

За маской фамилии я не сразу признала Вилсона. Но все-таки признала.

— С госпожой Лорели. Знаете такую? Не подскажу её фамилию — я и вашу узнала буквально на днях.

Уловка сработала — очень уж возмутило Гетбера то, что кто-то разбрасывается информацией о нем без его на то разрешения. Он стал спрашивать, чего ещё интересного мне о нём рассказали и почему это я решила выведывать сведения о нём.

Я ответила, что он может не волноваться: никакое досье я на него не составляю. И ничего, кроме фамилии и тех обрывочных фактов, которые рассказывал Гетбер сам о себе, у меня нет.

Ужинали мы запеканкой из мяса, яиц и овощей. Поскольку последний приём пищи был у меня часов восемь назад, во время обеда, так что вредничать я не стала и сразу принялась за еду. Не знаю, как Гетберу это удалось, но, даже приготовленное за короткий срок, это блюдо таяло во рту.

А в дополнение ко всей этой красоте Гетбер подал невысокие хрустальные стаканы и наполнил их темной жидкостью. Я подумала, что это уже знакомое мне вино, даже не стала ничего спрашивать — такое небольшое количество только пойдет на пользу, согреет. И в кого превращаюсь?.. Однако единственный глоток так сильно обжёг горло, что я зажмурилась.

Я оставила стакан в сторону и грозно посмотрела на Гетбера:

— Чем вы меня таким спаиваете?

— Друг подарил, — ответил он. Удивительно, что у него, такого загадочного, до сих пор остались друзья. — Решил опробовать на тебе — теперь вижу, настойка получилась хорошей.

Прежде чем я возмутилась, он взял свой стакан и влил его в себя залпом, даже не поморщившись.

— И часто вы проводите вечера в такой вот веселой компании? — я кивнула на стаканы.

— Конечно, нечасто. Только тогда, когда приходишь ты, — ответил Гетбер. И я не поняла, серьезно он это сказал или с насмешкой.

— Без выпивки, видимо, вам совсем невмоготу меня терпеть.

Гетбер плавно качнул головой из стороны в сторону несколько раз, будто вдруг стал лодкой и поймал волну.

— Как долго ещё ты будешь обращаться ко мне на «вы»?

— Бесконечно долго, — ответила я. — А как, по вашим предложениям, я должна к вам обращаться?

Он ничего не ответил, и я вернулась к запеканке. Полумрак за окном сменился плотной, густой темнотой — теперь точно не смогу уйти, даже если захочу. Пора бы уже заканчивать ужин и расходиться по комнатам. Меня там кресло никак не может дождаться. Да и Гетберу станет радостнее жить, когда я скроюсь долой с его глаз. Глядишь, и пить перестанет.

— Между прочим, за гостеприимство надо платить, — неожиданно заметил Гетбер. Я с удивлением воззрилась на него, но все-таки попыталась взять себя в руки:

— Выпишите мне счёт — сколько я должна за ужин, за аренду кресла, за сменное белье, за глоток этой вашей бурды. Я все оплачу, хотя и не уверена, что прямо сейчас. Но за ближайший год, думаю, я накоплю необходимую сумму.

— Такая плата мне не нужна, — Гетбер вздохнул и внимательно посмотрел на меня.

И надо бы испугаться, но вместо этого я завороженно принялась рассматривать его глаза. Под тусклым светом кухонной лампы я различила в зрачках скопление темных и светлых прожилок, точно филигранные узоры на потемневшем от времени серебре.

И что же он хочет с меня стребовать? Что я могу предложить ему, если не деньги?

Гетбер протянул вперед руку, коснулся тыльной стороны моей ладони. Я улыбнулась, попыталась пошутить:

— Хотите меня заколдовать?

— Мда, — он скривил губы. — Насчёт остального не скажу, но природного очарования мне точно не хватает… Плата будет скромной. В этот раз.

— Вот и хорошо, — согласилась я. — Нескромную плату, боюсь, я не смогла бы вам обеспечить, а больше ходить в театр я в ближайшее время не собираюсь.

— Насколько впечатлилась встречей с Лорели? — предположил Гетбер. В этот раз он точно насмехается, не стоит даже сомневаться. — Хорошо, пусть так. Начнём с этой, скромной, платы. Хотя я не был бы так уверен в том, что платить больше не придётся. Вдруг твои впечатления закончатся быстрее, чем ты предполагаешь.

Он вдруг целиком завладел моей ладонью, накрыл мои пальцы. Ладонь у Гетбера оказалась обжигающе горячей.

— Обращайся ко мне, пожалуйста, на «ты», Варя.

Не знаю причину, но по моему телу вдруг пробежала дрожь.

— Но зачем? Чем вам не нравятся мои нынешние обращения?

— Не чужие все-таки люди. Вторую субботу ночуем вместе. А ты до сих пор обращаешься ко мне, как испуганная ученица к суровому преподавателю.

— Мне так удобнее.

— Понимаю, — Гетбер плавно кивнул, — но плата на то и плата, она всегда приносит некоторые неудобства. Договорились?

Конечно, ни о чем договариваться с Гетбером я не спешила. Но и перемещаться на улицу тоже не хотелось. Я неопределенно качнула головой в надежде, что Гетберу этого хватит. Но он оказался даже более нудным, чем я предполагала.

— Вот и чудесно, — заметил Гетбер. — Порепетируем. Попробуй обратиться ко мне не в этой своей робкой манере, а уверенно и гордо, как договаривались.

— Я, вроде как, не на экзамене, — напомнила я.

Гетбер вздохнул:

— Неправильно. Попробуй нечто вроде: «Гетбер, какой ты противный! Зачем ты пристаёшь ко мне со своими издевательствами? Неужели у тебя совсем нет сердца!».