На гадалку она не похожа. Руки лишены колец, волосы собраны в низкий хвост, лишь брови подкрашены светло-коричневым карандашом. Гадалки должны быть яркими и пестрыми, как птицы.

— Вижу, что вы удивлены… Но это не основная моя деятельность. Так, увлечение, оставшееся с молодости. Для кого к сожалению, а для кого к счастью, но время сейчас спокойное… — Она провела рукой по накрывающей стол скатерти, перевела взгляд за мою спину, на прикрытое нежно-голубым тюлем окно. — Вот когда война… Тогда предсказательницы становятся в десять раз востребованнее. Девицы всё загадывают, вернётся ли суженый. Таланта к колдовству во мне нет, сын в своего отца пошёл, но кое-чему я все-таки научилась. Извините меня, Варвара, я отвлекаюсь. Поскольку желающие заглянуть за завесу незримого закончились, я собрала вещи и пошла в сторону дома, да вы и сами должны были идти по этой тропе. Здесь и конец нашей истории. У одного из прилежащих к площади домов, укрытый капюшоном, стоял некто из вашей академии и плёл заклинание. А вскоре произошёл взрыв.

— Из академии? — уточнила я.

— Именно так, — Лисбет кивнула, и из хвоста выскочила тонкая белая прядь, опустилась непокорной метелью на щеку. — Ваша методика.

— Но как вы поняли, что эта методика известна только ученикам академии?

Вспомнились предостерегающие слова Хопберга. Нечто про то несостыковки, которые могут проскальзывать в рассказе Лисбет.

Впрочем, о Хопберге вспомнила не одна я. Лисбет пожала плечами и заметила:

— Может, не только. Но я видела, как сын упражняется. Точь-в-точь те же жесты. А я видела много всякого, и ничего из других методик было не похоже на вашу.

Теперь вспомнился Гетбер. Все-таки мы некрасиво расстались. Хотя он, между тем, единственный из всего Вейзена, который хотя бы основы мироустройства пытается мне объяснить. Надо будет поговорить, когда встретимся в следующий раз…

Очень сильно надо будет поговорить, в свете-то открывшихся обстоятельств.

Я попыталась сложить руки в один из тех жестов, которые использовал Гетбер:

— Нечто вроде?

Лисбет моё актёрство развеселило, она хмыкнула, но все-таки заметила:

— Да. Нечто вроде.

Вот ничуть не удивлюсь, если в итоге окажется, что в этом деле замешан ученик Гетбера. Гетбера, который отмахивался и говорил, что ничего заслуживающего внимания во взрыве нет.

— Вы говорите, этот некто был в плаще?

— Длинном объемном плаще, среднего роста, не поймёшь даже, парень или девушка. Больше ничего не могу сказать. Я видела руки, скрытые полутьмой, и плащ. На этом всё. — Лисбет понизила голос и добавила: — На одно надеюсь, чтобы это не мой энтузиаст оказался в итоге.

— Хопберг? — удивилась я.

— Не хотела делиться страхами, но взгляд у вас, Варвара, уж очень честный и невинный. Вы бы точно в мой шатёр заглянули, если бы прошли мимо, с такой-то верой в справедливость… Да, Хопберг. Мало ли.

— Это точно был не он.

— Он ходил на тот маскарад, — Лисбет отвела назад плечи. — Точнее, так: говорил мне, что пойдет, хотя на площади его не было.

— Думаю, на маскараде собралась вся Вейзенская академия, — я улыбнулась. — Все-таки не так много поводов для праздника.

Беседа была окончена, и Хопберг повёл меня обратно, к остановке. Тогда же я выяснила, что общественный транспорт в Вейзене все-таки существует, и даже заглядывает в менее приятные местечки, однако ходит он даже реже, чем транспорт академии под дождём. Один местный омнибус мы застали, но слишком уж худо он выглядел, так, будто готов развалиться в любой момент. Поэтому единогласным решением продолжили пешую прогулку.

Конечно, хотелось набраться наглости и спросить, что там насчёт маскарада. Попросить теперь уже Хопберга воспроизвести тот красочный вечер. Но я ничуть не лукавила, когда разговаривала с Лисбет. Хопберг не мог тот взрыв устроить.

Слишком он похож на прошлую меня. Поэтому, может, и облагораживаю его.

Таким, как он, или даже таким, как мы, не нужны бунты и взрывы. Лишь только цель, великая цель, к которой мы будем стремиться. Я в своей быстро разочаровалась, а Хопберг молодец, держится.

Знать бы ещё, чего.

И вот наступил тот самый день, которого, подозреваю, ждали многие сотрудники этой академии. По крайней мере, слушатели в моей скромной аудитории собрались самые разношерстные. Не считая учеников, привычных уже и родных, были здесь и преподаватели, и Феранта. С Ирмалиндой мы шли до аудитории вместе, так что её присутствие меня не удивляло. А вот Гетбера я не ожидала увидеть, после таких тяжелых ранений, которые я ему нанесла. Но он все-таки пришёл. Даже пиджак надел бордовый, чтобы красным огоньком маячить перед глазами.

Когда я начала готовиться к этой лекции, то поняла, что что рассказывать мне особо и нечего. Точнее, так, доклад минут на десять получился бы запросто, но в моём распоряжении — два академических часа. Поэтому пришлось обращаться к списку литературы, который, воплотившись в материальной форме, занимал половину окна в лаборатории. Впрочем, книги неожиданно меня увлекли. Основная проблема заключалась лишь в том, что я делала всё это в ночь перед лекцией. Студенческие годы закончились, а привычки остались.

Я подготовила обзор литературы, придумала цели, с которыми мы осуществляли наши эксперименты, и даже сделала зарисовки граней кристалла. Молоток оказался просто превосходным, одну из половин камня я в итоге едва ли не разобрала на частицы. Зато описала физические характеристики породы и даже зарисовала грани, которые разглядела на малом увеличении микроскопа.

Возникло вот какое интересное наблюдение: структура минерала неоднородна. Есть основная масса, менее прочная, которая от ударов разлетается на крупицы. И есть более твёрдые сосредоточения, похожие на бусины, только границы у них не гладкие, они состоят из многократно повторенных шестиугольников. В моей половине таких бусин было три. Ни одну я не смогла разбить, хотя, признаюсь честно, пыталась.

Я пообещала себе разобраться в этом тщательнее, но позже — время близилось к четырём утра.

Легла спать, чтобы уже через три часа открывать глаза, прикладывая к этому всю силу воли.

Опыт выступлений на конференциях и бесконечных отчетах перед кафедрой не прошёл даром — держаться перед публикой я все-таки научилась. Говорила о вещах, прописанных в довольно подробном плане, рисовала на доске и поглядывала на аудиторию.

Гетбер улыбнулся, когда я назвала его «добровольцем».

А Вилсон улыбался каждый раз, когда я бросала взгляд в его сторону, даже если не смотрела непосредственно на него.

Признаюсь, ни тот, ни другой факт особо меня не воодушевил.

Хопберг лекцию конспектировал — кажется, он ни слова в ней не пропустил, голову поднимал лишь изредка, когда я рисовала на доске схемы. Лорели хмурилась, будто мысленно спорила с моими словами. Герта оставалась скептичной, едва ли не руки на груди скрестила.

Феранта кивала. И иногда зависала на несколько секунд.

Основная масса преподавателей слушала с интересом. Время от времени они делали письменные заметки, и я уже готовилась к шквалу вопросов. Впрочем, вопросов-то я никогда не боялась… Все-таки вести диалог проще, чем пытаться завлечь толпу.

Лекция всем понравилась. Нескромно так говорить, и все-таки она вызвала воодушевление и у студентов, и у преподавателей. Что меня особенно порадовало, так это отсутствие вопросов по магической составляющей (все-таки ни для кого из преподавателей не было секретом, что я бездарна, а вопросы задавали в основном они).

Лекция закончилась, а вопросы остались — у всех, но только не у Гербета. Я заметила, как он стремительно приближается к двери, и в срочном порядке попрощалась с благодарными слушателями, пообещав разъяснить все неясности на следующей открытой лекции, пусть я пока не знаю, когда она состоится.

Ирмалинда тоже была рядом. Будто почуяв что-то, она пообещала вывести всех из аудитории и закрыть её на ключ. И я помчалась вслед за Гетбером, прихватив с собой только продемонстрированный камень, даже конспект занятия оставила.