С одной стороны, хорошо, что у меня нет часов — это был бы их первый и последний вечер.

С другой, сколько мне теперь стоять и ждать омнибус, трудно себе даже представить. При такой-то погодке — целую вечность. Может, он вообще появится теперь лишь завтрашним утром. Да и зачем омнибусам ездить, когда желающих прокатиться не так уж много? На остановке — одна-единственная фигура, закутанная в тёмный плащ, и ни единого транспортного средства.

Долго мне так стоять, или можно уже сейчас отправляться в академию пешком?

Видимо, я излучала настолько сильную безнадежность, что её уловила даже фигура по соседству. Фигура эта повернулась в мою сторону и заметила весьма знакомым голосом:

— Тоже задерживаешься, Варя?

— Гетбер! — не поверила собственным ушам я. — Это вы?

— Думаю, ты хотела бы видеть перед собой кого-то другого. Но да, это я. Не буду говорить, сколько я здесь стою. Так что можете не переживать, что не пришли раньше. Омнибусы академии объявили, по всей видимости, забастовку.

С кожаного плаща капли скатывались, не проникая внутрь и сохраняя хоть какую-нибудь иллюзию тепла.

Зато волосы промокли насквозь, накрыли лоб и брови, не коснувшись лишь глаз. И сейчас эти глаза смотрят на меня и мерцают не хуже драгоценных камней. Серые, как агат.

— Так и шли бы домой, — заметила я.

— Ну как же, — Гетбер поежился, и капли посыпались с волос. — Если я сейчас не приеду, ты это мне будешь всю оставшуюся жизнь припоминать.

— Судя по вашим словам, я уже мертва, — пожала плечами. — Так что об этом можете не волноваться.

— В этом-то мире ты живее всех живых, — вздохнул он. Жалел, наверное, о том, что вообще тогда решил заговорить со мной обо всех этих неприятных вещах. — Но тоже промокшая. Ходила за покупками?

— Да. Слегка расширила гардероб. — А ещё ходила на спектакль и сидела в ресторане за одним столиком с собственным студентов. Но об этом точно не стоит никому говорить. — Вы чем занимались, пока не начался дождь?

— Работал — больше нечем.

Поскольку о времени я могу судить лишь весьма примерно, предположу, что прошло минут пять, прежде чем мы вновь заговорили. Людей на остановке больше не стало, омнибусы так и не появились на горизонты. А дождь усилился — всё ему ни по чем.

— Идите, — предложила я. — Заочно прощаю вам то, что вы не придёте на нашу встречу. Тем более, что вы все равно уже опоздали.

— А ты? Продолжишь мокнуть?

— Ну а что мне остается? Пешей дороги до академии я не знаю.

— Я живу здесь поблизости.

— На что вы намекаете? — возмутилась я. — К вам в гости я точно не пойду.

— Тогда продолжим стоять. Раз ты такая гордая и принципиальная. Одновременно простудимся и на пару недель избавим учеников сразу от двух предметов. Ферр, думаю, не очень-то обрадуется, но ученики точно скажут нам «спасибо».

— Смеётесь над собой.

— Ни в коем случае. И уж точно не в отдельности от себя. Мы же стоим здесь вместе. Весьма приятное времяпровождение.

— Да, — пожала плечами, — вы же хотели показать мне город.

— В точку. Смотрите — Вейзен. Стены его величественных зданий загородила другая стена — дождя, — но, в целом, своей красоты он не потерял. Здесь нечасто бывают дожди. Так что нам с тобой выпала действительно прекрасная возможность прочувствовать стихию. На собственной шкуре.

После этой воодушевляющей реплики мы молчали минут десять. А то и все двадцать. Небо как-то слишком быстро потемнело, будто кто-то задвинул занавес. Похолодало, и стоять в мокрой одежде стало совершенно невыносимым. Я обняла себя за плечи и с головы до ног покрылась мурашками.

— Как там по-вашему будет «чёрт»?

— Чёрт? — переспросил Гетбер.

— Такой чудик из загробного мира, который служит главному злу. А в свободное время и издевается над людьми. Устраивает мелкие пакости.

— О, у нас весьма интересная мифология. К твоему описанию больше всего подходит тилло — это такие маленькие озлобленные духи.

— Вот и отлично. Тилло с вами, Гетбер! Ведите, куда вы там хотели вести. Я уже не могу здесь стоять.

— Правда? — удивился он.

Я кивнула. И наградила Гетбера не самым теплым взглядом. Будто это он обратился к нему и призвал дождь, который разрушил все мои планы по тихой-мирной жизни.

— Идём, — вздохнул он, — буду отпаивать тебя тёплым чаем.

И мой бесконечно длинный день продолжился.

А ведь там, в прежней моей обстановке, меня уже давным-давно никто не водил в театр, не приглашал в ресторан. И в гости тоже не зазывал. В гости в целом опасно к кому-нибудь ходить, в каком бы мире ты ни находилась. Но безысходность иногда толкает на такие вот глупые поступки.

И на улицах — никого, идеальное безлюдье.

Некому запомнить, с кем я ушла. Так что и помочь в моих поисках, если что вдруг случится, тоже будет некому. Остаётся только молиться, чтобы искать меня не пришлось.

Знать бы ещё, кому здесь молятся. Я пока только посылать научилась.

Гетбер не обманул — живёт и впрямь близко, в самом центре элитной тусовки. Подумалось вдруг — я ведь совсем мало знаю о нём. Что он успел достичь за свою жизнь? Какие почести? Простые учителя не обращаются к директорам академии на «ты». И не живут в сердце крутого продвинутого города.

Хотя квартирка небольшая.

Хорошо устроенная, но лишенная излишеств кухня. Две комнаты: в одной я успела различить кровать, а в другой — стол; осмелюсь предположить, что это спальня и кабинет. В общем-то, и всё.

Гетбер оставил меня в кухне, даже кружку с горячим чаем вручил. Оказалось, у него есть целая коллекция глиняных чайничков, почти как у Ирмалинды, и даже готовая заварка имеется. А сам спрятался за дверью спальни. Полноценное освещение он включать не стал, сэкономил, так что пребывание моё подсвечивал лишь один-единственный ночник над столом.

После улицы здесь было так тихо и спокойно, что даже перехотелось волноваться. Делайте, что желаете, но добровольно я отсюда не уйду. А в следующий раз двадцать раз подумаю, прежде чем вновь поехать в город. Слишком уж неприветливым он стал, когда пришла пора прощаться. Муж-абьюзер, не иначе.

Вернулся Гетбер быстро — я даже половину чашки не успела выпить. Вернулся непривычным, домашним. Просторные штаны, слегка даже мятые, и что-то типа нашей футболки-оверсайз с рукавами до локтей. Серый низ, белый верх. Мокрые волосы зачесаны назад и открывают высокий лоб. Движения плавные и мягкие, как у дикой кошки. Само собой, удобно быть смелым, когда ты в собственной пещере. А воды все кошки боятся, даже такие гордые.

— Я приготовил тебе сухую одежду, — сказал Гетбер тихим вкрадчивым голосом, — дальняя комната. Переодевайся и возвращайся.

— Да у меня своя есть, — заметила я, — правда, она тоже промокла.

Гетбер кивнул и пообещал:

— Развешаем. У меня здесь особая система для высушивания вещей, — и кивнул наверх. Оказалось, по потолку проходит сеть из нескольких джутовых канатов. Ну, вот я и сама оказалась внутри корабля. Бежать теперь — только в открытое море.

Случаются иногда безвыходные ситуации. Вот как у меня сейчас. Неправильно рассматривать элементы чужой личной жизни, которые мне никто не планировал показывать. Но и не разглядеть хотя бы в общих чертах кабинет Гетбера будет фатальной ошибкой. Когда мне ещё выпадет шанс прикоснуться к изнанке самого таинственного человека во всём городе?

Мне отчего-то казалось, что такой человек, как Гетбер, должен содержать кабинет в идеальном порядке. А у него здесь была тысяча и одна вещь. Книжных шкаф, где помимо книг устроились статуэтки, изображающие зверушек и выполненные в разных техниках, будто Гетбер привёз их из самых разных мест. На столе — несколько подставок с канцелярией, какую только душа пожелает. А над столом — что-то вроде ловца снов с длинными пестрыми перьями. Одну из стен занимает масштабная желто-коричневая карта, совсем непохожая на привычную мне. Будь больше времени (у меня) и света (в комнате), нашла бы Вейзен и посмотрела, как у него с близостью к морям.