-Не возражаешь, если я присяду? - спрашивает она с резким британским акцентом.

Я поджимаю ноги и убираю сумку с ее пути. - Давай.

“Не была уверена, что у меня получится”, - говорит она, опускаясь на соседнее сиденье. “Я не обращал внимания на то, куда иду, зашел в магазин и огляделся в полном замешательстве”.

Мне знакомо это чувство. “Сначала я подумал, что это здание - отель”.

Она представляется как Амелия, выздоравливающая русская литературоведка, которая сейчас переезжает в революционную Францию. Она признается, что одержимость фотографией умершего автора в Instagram - это не способ выбрать специальность. Я говорю ей, что не уверен, что это не так.

Когда начинаются занятия, наш преподаватель - шикарная женщина средних лет в шарфе, похожая на тех, кого вы можете увидеть на балетной площадке в фойе во время антракта. Какая-нибудь прима-балерина на пенсии, оставившая после себя королей и магнатов.

Она объясняет, что курс потребует от нас предложить тему исследования и потратить большую часть семестра на подготовку статьи по нашему предмету. У нас есть время до конца сентября, чтобы определить нашу тему и представить стратегию. Достаточно просто, хотя из-за огромной широты возможностей я уже несколько парализован нерешительностью.

-Ты уже был в библиотеке Тэлбота? - Спрашивает Амелия, пока ассистентка идет по проходу, раздавая учебную программу.

“Нет, пока нет. Я слышал, это необычно”.

Библиотека Тэлбота остается одной из моих главных причин посещать Пембридж. С детства я обожала библиотеки. В детстве мои няни, которые оставались со мной, когда папа был в турне, водили меня в читательские лагеря и на книжные ярмарки в местной публичной библиотеке. Позже я отправлялся на экскурсии только ради того, чтобы найти что-нибудь особенно необычное или историческое, умоляя отца сделать крюк во время совместных поездок, чтобы исследовать другую библиотеку, о которой я прочитал в Интернете. Ресторан здесь, в Пембридже, хотя и является архитектурно и эстетически типичным для своей эпохи, отличается своими коллекциями произведений искусства, истории и первоисточников.

-На третьем этаже, недалеко от входа в крыло специальных коллекций, есть укромный уголок. Здесь очень светло, - говорит мне Амелия, и я мысленно отмечаю это.

Мы с ней обмениваемся номерами телефонов в конце урока, после чего я нахожу скамейку в бетонном дворике, чтобы сесть и позвонить отцу. Я знаю, что если он не будет регулярно получать новости, то ничто не помешает ему сесть в самолет и появиться у моей входной двери.

-Привет, малышка.

-Привет, папа.

-Как проходит первый день?

“Хорошо. Я только что отправил тебе фотографию здания. Вблизи оно потрясающее. Построен в 1854 году и посвящен принцу Альберту”.

“Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как я выступал в Королевском Альберт-холле? Наши ребята приехали на погрузку в тот же день, когда загружалась другая бригада, так что на погрузочной площадке образовалась большая пробка. Я сижу в автобусе, потому что у нас короткий разворот и нам нужно пройти саундчекинг до обеда, и я вижу нашего роуди Расти снаружи, выглядящего так, словно он собирается вышибить дух из какого-то водителя ”.

Моя жизнь измеряется не годами, а анекдотами моего отца. У него есть история на любой случай. Как только он начинает действовать, цепочку воспоминаний уже невозможно прервать.

“В общем, я захожу внутрь, чтобы осмотреться, и мне говорят, что я не могу выйти на сцену, потому что там Джон Майер. У него есть гитара, и он играет, снимает какие-то кадры или что-то в этом роде. Но когда Расти поднимается туда, чтобы вырвать гитару из рук Майера и сказать ему, чтобы он двигался дальше, оказывается, что это не он. Просто какой-то чувак с улицы с жиденькой клочковатой бородкой, который каким-то образом пробрался в заведение, - заканчивает папа со смехом.

“Я обязательно буду следить за подражателями Джону Майеру”, - отвечаю я, в то время как телефон пищит у меня в ухе.

Это сообщение от Ли. Он в кампусе и хочет встретиться за ланчем у здания flower box building. Затем он отправляет мне pin-код, указывающий его местонахождение. Я изучаю экран — он в паре кварталов от меня.

Я спрыгиваю со скамейки и хожу, разговаривая, пока не нахожу Ли, выглядящего щеголевато в другом жилете и галстуке-бабочке, с коричневой кожаной сумкой-мессенджером, перекинутой через грудь.

-Ты хорошо ориентируешься? Папа спрашивает мне на ухо.

-Да, - отвечаю я, затем одними губами говорю Ли, - это мой отец на линии.

Ли улыбается и приветственно машет в трубку.

-Кстати, Ли передает тебе привет. Мы собираемся перекусить перед моим следующим занятием.

-У вас двоих будут какие-нибудь совместные занятия?

-Вряд ли. Она на последнем курсе и специализируется на биохимии.

Ли проводит рукой по голове, изображая, как зачесывает волосы назад. “Я потрясающе смотрюсь в лабораторном халате сэвиджа”.

Я шикаю на него, опасаясь, что отец услышит. Закатив глаза, Ли оживленно сжимает губы.

-Мне надо бежать, пап. Позвоню тебе завтра.

“Будь осторожна”, - говорит он мне как некий ритуал. “Люблю тебя, малышка”.

Ли берет меня под руку и ведет в египетское кафе несколькими дверями дальше. Владельцы - молодая супружеская пара, которая приветствует его, помахав рукой из кухни за прилавком. Они втроем разговаривают по-арабски, и я улавливаю слово "американец", когда Ли кивает в мою сторону. Прежде чем я успеваю взять меню из стопки на стойке, Ли отмахивается от моей руки и делает заказ за меня.

“Поверь мне”, - говорит он, когда мы садимся за столик снаружи. “Тебе это понравится”.

-Я попробую все, что угодно. И я умираю с голоду. Пирожного и немного кофе вряд ли хватит, чтобы продержаться утро после прогулки в кампус.

Девушка за кассой выходит с двумя стаканами воды и нашей посудой. Она также ставит передо мной тарелку с лепешками и различными формочками с соусом.

-Они твои друзья? - Спрашиваю я, когда она уходит.

“Друзья семьи из старого района. Это место помогло мне пережить первый год в университете”, - говорит Ли. “Они дали мне работу мойщика посуды и уборщика столов, затем линейного повара. Хагер почти каждый вечер засиживался допоздна, запекая баранину на следующий день. Я заскакивал к ней вечером, после закрытия библиотеки, и она встречала меня на заднем дворе с тарелкой, которую нужно было отнести домой. Заботился обо мне, когда я впервые жила вдали от дома”.

-Твоя семья египтянка?

“Моя мама. Папа из манчестера. Мама научила нас с сестрой говорить на этом языке, потому что, по ее словам, хотела, чтобы мы чувствовали связь с культурой. На самом деле, я думаю, она не хотела чувствовать себя одинокой. Папа никогда особенно не хотел пробовать. У него не хватает терпения”.

“Ты дружен со своими родителями?”

“Да, мы дружная семья. Наши родители угрожали переехать в Лондон, когда мы подали документы в университет, но нам удалось отговорить их от этого, пообещав приезжать домой на выходные. Ну, может быть, через выходные.” Ли протягивает мне зеленый соус. По текстуре и внешнему виду оно напоминает чимичурри, но на вкус совершенно другое. “А как насчет тебя? Оба родителя американцы?”

“Мой папа родился в Лос-Анджелесе. Моя мама...” Я делаю паузу, отрывая кусочек лепешки. “Если подумать, я не думаю, что знаю, откуда моя мама”.

-Вы не близки? Он сочувственно кудахчет.

“Что-то в этом роде. На поздравительных открытках, которые она мне присылает, даже нет обратного адреса. Если они вообще приходят. Что обычно происходит с опозданием на пару недель. На данный момент я ее почти не помню ”.

-Что с твоим отцом? - спросил я.

“Да, ему нелегко расстаться. Сначала он не особо интересовался родительством — в два года меня вроде как бросили на него полностью. Ему потребовалось несколько лет, прежде чем он смирился с этой идеей. С тех пор он как будто всегда пытается наверстать упущенное. Я люблю его, но это большое давление, понимаешь?”