– За случайно бьют отчаянно, – произнесла Юлия. – Ко всему труп спрятал.

– И что мне теперь делать?

Неожиданно меня словно ударило током. Я вдруг представила этого самого уборщика в своей съёмной квартире. Причём так отчётливо, что нос защекотал запах порошка. Отчего-то в моём воображении он натирал шваброй место где Мишка недавно справил нужду.

– И-ии! – запищала я. – Меня тоже убьют.

– Успокойся! – потребовала Юля. – И возьми себя в руки. Ничего с тобой не случиться, если будешь выполнять все мои требования.

– Говорите, что я должна сделать? – попросила я, прижимая платок к глазам.

– Тебе просто надо переехать в другое место, – сказала она очевидное. – Не сегодня, завтра этого человека задержат, и он уже не будет представлять для тебя никакой опасности.

– И всё? – не поверила я.

– Конечно, – подтвердила Юля. – Не хотела тебе говорить заранее, но следственный комитет уже начал проверку по поводу этого кино…

– Как проверку? – заволновалась я. – Почему не возбудили дело?

– А что если и эта запись, как и в нашем с Платовой случае бутафорская? – сказала она и прищурилась: – У тебя откуда познания в юриспруденции?

– В каком смысле? – не поняла я, почему она сделала такой вывод.

– Ты отличаешь проверку от возбуждения, – объяснила она.

– Год назад подругу убили, а я как раз перед этим с ней поссорилась, – стала рассказывать я. – К тому же на моей одежде была её кровь. Как говориться всё к одному. Ещё и на орудии убийства отпечатки…

– Серьёзно аргументированный расклад, – восхитилась Юля. – Неужели всё обошлось?

– Представь себе, да.

– Кстати, – спохватилась Юля. – А ведь я могу тебе предложить на время жильё.

– Это было бы кстати! – обрадовалась я. – А то я за это время все деньги потратила.

– Мне подруга оставила ключи от своей квартиры, а сама укатила в Турцию, – стала рассказывать она и потянулась к сумочке. – Это недалеко. Всё необходимое в доме есть.

– Спасибо!

– Только одно условие! – Заостряя внимание, она выпрямила указательный палец.

Я невольно сфокусировала внимание на её красивом, надо сказать изящном ноготке. Он был формой почти как у меня, но маникюр на нём был более интересный. По кромке, ближе к основанию, угадывался витиеватый рисунок в виде узора.

– Водить никого не буду! – ответила, я как мне показалось за неё. Однако ошиблась.

– Ну это само собой! – сказала Юля, и стала объяснять условия, на которых она меня пускает: – Ты должна создавать эффект присутствия.

– Это как? – не поняла я.

– Видишь ли, сейчас время отпусков и активизировались воришки, – заговорила она тоном учительницы. – Они определяют по ряду признаков квартиры, в которых никто не живёт и обворовывают их.

Я насторожилась. Уж не хочет ли она мне поручить работу, которую должна делать сама?

– А что это за признаки? – осторожно поинтересовалась я.

– Первым делом проверяют почтовые ящики, – стала объяснять Юля. – Если ящик забит рекламными буклетами и прессой, значит это попросту некому забирать. Кроме этого смотрят на окна. По вечерам не горит свет, ещё одна примета. Есть масса других уловок. Например, вставляют в замочную скважину волосок или в щель между косяком и дверью спичку. На следующий день сразу видно, входил кто-то в квартиру или нет. Ведь волосок собьётся ключом, а спичка выпадет на пол, если двери открыть…

– Значит мне придётся вынимать прессу, включать свет и музыку, – сделала я вывод.

Вместо запланированных трёх дней, я провела на квартире, ключи от которой мне дала Труфанова, неделю. Хорошо, что её хозяйка продлила себе каникулы, о чём сообщила детективу по телефону. Причина банальна, если самого Старикова упрятали за решётку быстро, то его многочисленных помощников ещё неделю «гоняли» по Москве и её окрестностям. Лишь сегодня с утра Юля объявила мне, что я в безопасности. Хотя я и так не пряталась особо. Жильё на время поменяла, а от привычек шляться по ночам не отказалась. Так я стала узнаваемой стразу в двух ночных клубах и дополнила свою копилку парой флиртов с продолжением на одну ночь. Лёнька, сын олигарха торгующего услугами связи, был от меня без ума, но молод, а Фрол оказался не в моём вкусе.

На улице было пасмурно. Я ещё долго слонялась по квартире, пытаясь заставить себя убрать хотя бы в ванной и помыть посуду, но ограничилась тем, что просто составила её в раковину. В конце концов, Юля сама сказала, что своим появлением здесь я избавила её от необходимости включать по вечерам свет, и вынимать из почтового ящика весь тот хлам, что суют в него рекламные агенты. Имитируя присутствие в квартире людей, я всё-таки не только делала какую-то работу, но ещё и рисковала.

Въезд во двор оказался перекрыт машиной, которая привезла в аптеку товар и я пошла пешком. Странно, меня не было здесь всего ничего, а, казалось, прошла целая вечность. Что-то было не так… Я шла через двор и не могла понять, почему так странно посмотрела мне вслед соседка, не поздоровался, приветливый до этого, дворник-киргиз и отчего молодая мама суетливо взяла на руки ребёнка, который крутился около подъезда. Я прожила здесь всего пару недель и эти люди по определению не могли меня знать, а складывалось впечатление, будто бы стала за время своего отсутствия телезвездой.

– Может быть Бармалей постарался? – гадала я вслух, открывая двери.

Странно, если нижний замок открылся легко, то в верхний ключ даже не вставлялся.

Что за чертовщина? – удивилась я, отступая на шаг от двери и собираясь с мыслями. – Наведаться ко мне люди Старика до ареста, конечно, могли, но ведь замок менять они уж точно не стали бы. Неужели снова идти к Мишке?

Двери долго никто не открывал, и я уже собралась уходить, как из квартиры раздался грохот.

– Понятно, снова на рогах! – пробормотала я.

Раздался звук открывающегося замка и, на пороге, возник полуодетый Мишка. Его взгляд был устремлён куда-то мимо моего правого уха. Причём глаза смотрели как бы в разные стороны.

– Кто? – изрёк он, и вдруг попытался закрыть дверь.

– Тихо! – Я выставила руку и вошла, сдвинув его в сторону.

Мишка повёл себя, по меньшей мере, странно. Он вдруг стал пятиться задом, пока не налетел спиной на стену.

– Кыш! – вырвалось у него с воздухом и слюной, повисшей на нижней губе.

– Что с тобой? – спросила я, вглядываясь в его глаза. – Неужели допился? И в каком я тебе предстала образе, если так?

– Ы-ыы! – провыл он и стал креститься.

Стало жутковато. Однако, так и подмывало поиздеваться над болезным, и я провела ладошкой у себя над темечком, гадая:

– Я, наверное, с рогами? Или нет, дай угадаю? С крыльями? А может у меня нимб?!

Рука Мишки после крестного знамени, словно крестился гирею, безвольно упала вдоль туловища.

– Что, теперь меня грохнуть решила? – ошарашил он.

Пришла очередь испугаться мне.

– Ты что несёшь? – спросила я.

– Бармалея за что? – Он вытаращился на меня стеклянными глазами и громко икнул.

– Фу! – Я скривилась от запаха перегара и помахала перед его лицом ладошкой.

Он попытался поймать меня за запястье, но не смог и промахнулся, хватившись за пустоту. В следующий момент, словно вес пригоршни воздуха оказался неподъёмным, он полетел вслед за стиснутым кулаком и с размаху врезался лбом в стену.

– Уй-ху-е! – провыл он, корчась на полу и жмурясь от боли.

Я знала, если он проспал хотя бы час, то после такой встряски быстро придёт в себя и направилась в комнату.

Сзади сначала доносилась возня и кряхтенье. По звукам я поняла, Мишка поднялся. Потом стали надвигаться нетвёрдые шаги. Мишка проковылял мимо и прямо к столу. Схватив с него бутылку минеральной воды, он приник к горлышку и стал жадно пить. Вода тоненькими струйками катилась по небритому подбородку, оставляла мокрые дорожки на шее и превращалась в пятна на ржавого цвета майке. Осушив бутылку, он громко отрыгнул воздухом, и с размаху уселся в кресло.