Лучшим решением сейчас было бы уйти в дом. Закрыть дверь, забыть, как-нибудь уснуть и узнать обо всём утром. Или выдать им своё присутствие.

Я, конечно, не делаю ничего из этого.

— У тебя всё серьёзно?

Тигр неприятно усмехается, мне не надо видеть его лицо, чтобы это понять.

— Какая разница.

Больно. Горько.

Прижав руку к сердцу, пытаюсь унять бешеный стук. Боюсь, что из-за него меня услышат. Отступаю, прислоняясь спиной к шершавой стене.

— Для меня большая.

Для меня тоже!

— Сочувствую.

Всё это… его нежность, аккуратность, чего не ожидаешь от такого хищника. Неужели всё просто так?

Когда Тигр встаёт, я со страхом вжимаюсь в несчастную стену.

— Тигр, отпусти девочку. Она не для тебя. Поиграешься, сломаешь.

Да! Тысячу раз да!

Уже сломал. Уже выкрутил под себя.

— А для кого? Для тебя, что ли?

— Может, и для меня.

Непрошенные мурашки ползут по коже. Они вперёд меня чувствуют опасность.

— Остовин, иди проветрись.

Это тоже было бы лучшим решением. Но кто когда их слушает!

Лев точно нет. Как я. Вместо этого он поднимается и кладёт руку на плечо Тигра.

Опасный жест, угрожающий. Хотя постороннему наблюдателю может показаться, что два приятеля просто разговаривают в ночи.

— Руки убери. — От тона стынет кровь в жилах, ладони противно холодеют. — Или я уработаю тебя прямо здесь. Знаешь, сколько стоит отмыть кровь с натурального мрамора?

— Не дороже жизни.

— Да блядь, Остовин!

Когда сильный толчок приходится Льву в грудь, я судорожно вздыхаю. Громко, выдавая себя с головой. Но оба не обращают на него никакого внимания. А со стороны машины уже торопятся ещё двое крепких беркутовцев в балаклавах и форме.

— Уймись, идиот. У тебя недотрах? Так сними девочку на ночь и успокойся.

— Сам сними, — Лев оправдывает имя, он взбешён не меньше Тигра. — Вспомни, что ты сделал с Машей!

Зажмуриваюсь и перестаю дышать.

Я не хочу знать, что Тигр сделал с неведомой Машей. Но и на её месте оказаться не хочу! Оно явно так себе, если судить по тону Льва.

И реакция Тигра только подтверждает, что всё гораздо хуже, чем кажется.

Я зажимаю рот ладонями и каменею, когда Тигр начинает один за одним наносить страшные удары. Жуткие, сильные. Он мог бы выбивать ими каменную крошку из стены, если бы хотел.

Но все они направлены против Льва Остовина. Беркутовца, которому не повезло встать между Тигром и его целью.

А то что секс со мной у него в приоритете, нет никаких сомнений.

— Эй! Да успокойтесь!

Беркутовцы за руки перехватывают гораздо более разгорячённого чем Тигр Остовина. Заламывают руки, но не до такой степени, чтобы Льву пришлось опуститься на землю.

Яростное молчание накрывает небольшую площадку перед домом Тигра.

Пропущенный удар грозит Льву гематомой на половину лица. Вот только откуда у него кровь из разбитой губы, если Тигр её не трогал. Или что-то я всё-таки пропустила?

И именно этот момент Тигр выбирает, чтобы обернуться.

Скажи что-нибудь! Ну, скажи! Хоть слово. Хоть что-то, чтобы я могла… не знаю. Успокоиться? Вернуться в себя?

Но Тигр молча усмехается, оценивает меня взглядом. Как кобылу на рынке, прикидывая, стою таких жертв или нет. Ведь вряд ли такое выяснение отношений нормально в среде беркутовцев, каждый из которых готов чуть ли не жизнь положить за своего командира.

А, значит, Лев не останется в команде.

— Давай, скажи ей.

Его уже отпустили, и Остовин стоит в двух шагах от Тигра.

Скажи мне. Необязательно про таинственную Машу, хотя любопытство в компании с нежеланием ничего знать рвёт душу на части.

Хватит и простого: “Привет!”. Или что-нибудь про красивую, безоблачную ночь. В крайнем случае нарычи, что я здесь делаю.

Но не стой вот так. Словно все слова Льва — правда.

А Тигр и не стоит. Усмехнувшись своим мыслям, он поднимается на крыльцо, проходит мимо. Топя меня в аромате, который навсегда въелся мне в лёгкие.

Он больше не интересуется Львом, он никак не реагирует на меня. Он знает, что любое его слово станет законом для тех, кто рядом. Как бы сложно им ни было.

— Твоё место в моей постели, — бросает, уже поворачивая ручку двери.

И исчезает в недрах дома.

А я, наконец, понимаю, что буду делать дальше.

Моё место в его постели? Серьёзно?

Горькая усмешка сама наползает на губы.

— Пустите! — зло дёргает плечом Лев.

И беркутовцы, кинув взгляд на дверь, за которой только что скрылся Тигр, отпускают. Отходят назад с поднятыми руками.

— Ты же понимаешь…

— Всё я понимаю, — бросает Остовин. — Свободны.

И парни возвращаются в машину. Мы остаёмся одни.

Честно говоря, после случившейся сцены я думала, что он теперь будет обходить меня за километр. И правильно, в общем-то делать. Но я ошиблась.

— Олесь.

Остовин подходит близко. Настолько, что я чувствую цитрусовый аромат его парфюма. Но он не касается меня. Просто стоит рядом и смотрит своим невозможным взглядом.

Боже, ну за что? В чём я виновата? Почему несколько лет подряд рядом не было никого, кроме Пашки, которого не назвать идеалом. А сейчас из-за меня сталкиваются лбами два таких хищника.

И хуже всего то, что нужен мне только один. Тот, которому не нужна я.

— Прости меня. Ты не должна была это слышать.

Лев извиняется. Мне бы смутиться, почувствовать себя польщённой.

Только совсем не трогает.

— Кто такая Маша?

Остовин кривится.

— И много ты услышала?

— Какая разница. Ответь, пожалуйста.

Но он плотно сжимает губы, в глазах завидное упрямство.

— Если ты, конечно, не врал, и я для тебя действительно что-то значу.

Опустив взгляд, вижу, как на мгновение сжимаются его кулаки.

Не будь Тигра, я бы даже не подумала такое говорить. Знала, что скорее всего это сыграет по больному Остовина, и не смогла бы вот так специально и даже немного цинично.

Но слова сказаны, Тигр охарактеризовал своё ко мне отношение.

Моё место в его постели. И только.

А мне этого мало. Катастрофически.

— Мария Миланова была первой и единственной любовью Тигра, — цедит Лев.

Чувствуется, что пересиливает себя, но я молчу. Но пусть продолжает.

Первой. Единственной.

Слова бьют по сердцу, вымораживают душу.

— Когда мы вернулись на гражданку, она честно его дождалась. Потом появился “Беркут”, а потом Маша переспала с одним из наших прямо в офисе. Тигр… взбесился.

Оставив эмоции на потом, слушаю дальше.

— Через неделю Вовку убили, якобы случайно, а в день похорон Тигр взял её силой последний раз.

Нет. Он не мог.

— Можешь не верить, — Остовин словно читает мои мысли, — но он рассказывал сам.

Какое-то время мы стоим молча.

Шикарная ночь, яркие звёзды — прекрасный момент для признаний или хотя бы зажигающей страсти. Но вместо этого имеем что имеем.

Лев не смакует подробности, не убеждает меня, не требует признать, что Тигр сволочь. И поэтому рассказанная история выглядит в тысячу раз убедительнее, чем могла бы.

Только как убедить мозг, который один за другим ищет оправданию Тигру? Да и Маша эта выглядит не самой невинной девушкой.

Усмехаюсь.

Конечно, выглядит. А Пашка — нежный, любящий и заботливый идеал.

Смешно. Было, если бы не игла в сердце, которая мешает вдохнуть. Отдаётся болью при каждом моём движении.

— Я не идеал, маленькая, — грустно улыбается Остовин.

Несмотря на тёмную ночь, мне видно выражение его лица.

— Но играть с тобой не буду. Всё это, — он кивает на дом Тигра, — не для меня. Эмоциональные качели, холод, жестокость.

Он запускает ладонь в волосы, ерошит.

— Ты мне нравишься, Олеся. И я буду тебя защищать. Уважать твои желания, беречь, смешить. Любить.

— Почему?

Встречаюсь с ним взглядом.

— Почему я? Или ты намекаешь на любовь с первого взгляда? Ты ведь такой же хищник, как Тигр. Вы…